Диссертация (1155293), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Но, собственно паломнического в них мало, эстетика полностью подчиняет себе религиозную память,религиозную мысль, мешает ей обрести нужные пластические формы. В качестве примера можно привести стихотворение «SAMOS»535. Поэт ограничивается здесь живописной картинкой: «Пятнам седьмого пота / между лопаток– век. / Правит рыбачьим ботом / в выцветшей майке грек. / Мастерскиесметливы / пассы его с кормы. / И шелестят оливы / текстами Паламы». Вседостаточно гармонично. Но св.
Григорий Палама здесь возникает исключительно в связи с местностью, а не из глубин литургического и богословскогосознания.Мы ни в коем случае не ставим в вину Кублановскому такой подход ксозданию поэтического текста. Просто констатируем, что при всей своей во531Там же.Кублановский Ю. С последним солнцем. Paris.: La Presse Libre, 1983, с. 258, 259.533Кублановский Ю. С последним солнцем. Paris.: La Presse Libre, 1983, с. 232 – 234.534Кублановский Ю. С последним солнцем. Paris.: La Presse Libre, 1983, с. 149, 150.535Кублановский Ю. Стихи // Вестник РСХД, №2, 1988.532237церковленности, поэт не находит поэтического материала в своем духовномопыте.То же можно сказать о стихах, посвященных Константинополю.
Внутренних откровений, связанных именно с паломничеством, в них не встретишь. Зато: «Стяг золотой с грозным орлом, / белые двери – и / Пасха прошлався под крылом / павшей империи». Красиво, одним словом536.Другие уехавшие в эмиграцию авторы также совершали паломничествак святыням. Например, Римма Запесоцкая в стихотворении «Иерусалим»(1989)537 описала свою встречу со Святым Градом как момент высочайшеговнутреннего напряжения.
«Я по его бродила мостовым / и умирала каждуюминуту: / он был таким вещественно-живым, / мираж, в душе моей рождавший смуту», – передает она свои впечатления. Центральное место ее рассказа– движение по Via Dolorosa, по легендарному пути Христа к месту распятия:«По торжищу на Крестном на Пути / шаг каждый как пройти мне удавалось?/ Прости мой грех, о Господи, прости, / что сердце у меня не разорвалось!».Интересно, что подобные чувства испытал в 1830 г. русский писательАндрей Муравьев, с большим трудом добравшийся в Святую Землю.
Он шелпо дороге скорби и с горечью отмечал, что «дикий араб быстро несется покрестной стезе на бурном коне своем, клубами подымая за собой священныйпрах ее». Что «презренный, порабощенный еврей малодушно идет по семупоприщу, где его преступные предки призвали ему на главу ту священнуюкровь, которою некогда она дымилась». Что «беспечный христианин равнодушно протекает вниз и вверх великую стезю сию»538.В заключительных строчках Запесоцкая вспоминает ту светлую вершину, которую она когда-то увидела, и вид которой скрылся. Она говорит опути, который «потеряла в дольнем измеренье». «И вновь найти его в земной536Кублановский Ю.
[Без названия] // Вестник РСХД, №3, 1989.Запесоцкая Р. Из книги «Постижение» // Крещатик, №1, 2005.538Святые места вблизи и издали: Путевые заметки русских писателей I пол. XIX в. / Сост. К. Ургузова. М.:«Восточная литература» РАН; Школа-Пресс, 1995. С. 136.537238пыли – / на это не хватило мне смиренья». Это стихи-раскаянье и стихинадежда.
Такими, наверное, и должны быть плоды паломничества.У ленинградца Сергея Стратановского стихов о странствии к святынеобнаружить не удалось. Зато встречаются тексты, связанные с виртуальнымпаломничеством. К ним можно, например, отнести стихотворение «Я готовэтот город покинуть, коснуться пропащей земли» (1981)539. Поэт говорит опаломничестве на свою малую родину, в город Молога, затопленный Рыбинским водохранилищем.
Автор не «рвет на груди рубашку», его чувства сдержанны. Стратановский передает трагедию через предметы и жесты, совершаемые в разных местах, и в сакральном пространстве тоже: «В церкви заброшенной, жалкой, где служили усердные предки / Отпевали умерших, крестили младенцев ревущих». Всего этого уже нет. А что есть? «Родина...
почва...родник». Стратановский ставит каждое слово, часто тогда используемое влитературе и публицистике, отдельно, как бы подчеркивая, что их трудно закрепить в созданной им инсталляции. И комментирует закрепленные раствором многоточия лексемы: «млечной надежды слова».В этих стихах – и раскаяние, и боль. И работа актуальной поэзии. Попробуй передать автор ту же мысль стандартной риторикой, и глубина быисчезла.539Стратановский С. Стихи. – СПб.: Ассоциация «Новая литература», 1993. Код доступа:http://www.vavilon.ru/texts/stratanovsky1-6.html Дата обращения: 17.07.20182394.
7. Теологические и философские аспектыОпыт веры, на который опирались поэты, имел иногда продолжение вбогословских сферах. Это не значит, что литераторы изучали отцов Церкви исочинения по догматике. Просто их поэтические интуиции иногда оказывались достаточно глубокими, проникающими далеко за рамки видимого мира.В своих стихах поэты религиозной направленности высказали немалопрозрений и интересных мыслей. Конечно, в их творчестве можно обнаружить и спорные утверждения, иногда кардинально расходящиеся с церковным учением. Но это именно отдельные высказывания, не выстраивающиесяв цельную систему.Главной религиозной интенцией «второй культуры», о чем мы говорили во Введении, является откровение о Рае, о Небесном Царстве, о Свете, который нас ждет в конце туннеля.
Возьмем в качестве примера текст ЛеонидаАронзона «Послание в лечебницу» (1964), в котором он обращается к любимой то ли из сна, то ли из творческих грез540.Поэт оказывается среди высокой травы у ручья. И видит в зеркалах«спокойных небыстрых небес голубые озера». «Мы здесь пролежим», – мечтает герой, – и «сквозь меня прорастет, ты слышишь, трава».Аронзон говорит о пространстве души, «на котором холмы и озера, воткони бегут, и кончается лес, и, роняя цветы, ты идешь вдоль ручья по сыромупеску». Поэт устремляется в сторону преображенной (но не мифологизированной) природы со всей страстью своей души.
Здесь, в царстве не искаженного грехом мира он встречает и красоту, и чистоту человеческих отношений, очищенную от шелухи социальности. Именно здесь обретается подлинная любовь: «ты идешь вдоль воды и роняешь цветы, смотришь радужных540 Аронзон Л. Стихи // Часы, №7, 1977.240рыб, / и срывается с нотных листов от руки мной набросанный дождь, / тырисуешь ручей, вдоль которого после идешь и идешь».Близок Аронзону Александр Величанский. Он понимает Небесное Царство как радостное пребывание души в сотворенной Богом природе.
В стихотворении «Течет вода, но отраженье…» он задается вопросом: «А что жедальше. Бога ради, / скажи?» И отвечает: «За треском тростников – / недвижный взор озерной глади, / и в нем движенье облаков» 541.Другой важной интуицией «второй культуры» стало откровение о человеке. Антропологический поворот можно проиллюстрировать поразительной строчкой Игоря Бурихина: «И Божий страх есть страх за человека»542.Именно так: антропология рассматривается культурным подпольем в контексте Божественного присутствия или богооставленности, о которой немалопишет Сергей Стратановский.Стратановский выражает ситуацию стояния у закрытой двери, отсутствия всякого диалога с Создателем, известную большинству верующих,особенно монахам. Она очень живо и подробно описана в известной книгеархимандрита Софрония (Сахарова) «Старец Силуан»543. «О чем бы ни писалСтратановский, в центре его внимания всегда метафизическая проблематика,и прежде всего проблема отношений Бога и человека.
Бог в его стихах – этоБог недостижимый, недоступный, обрекающий человека на неизбежное житейское поражение и вовсе не гарантирующий последующего воздаяния замуки, спасения», – так характеризует особенность теологии ленинградскогоавтора Виктор Кривулин544.Стихотворение «С болью наедине»545 является яркой иллюстрацией ксловам Кривулина.
Стратановский страшится (кто бы не устрашился!) впасть541 Величанский А. [Без названия] // Православная община, №40, 1997.542 Журнал в журнале. «37» // Вестник РСХД, №4, 1977.543Софроний (Сахаров), арх. Старец Силуан Афонский. М.: Подворье Русского на Афоне СвятоПантелеймонова монастыря, 1996.544Кривулин В. Сергей Стратановский: к вопросу о петербургской версии постмодерна // Новое литературное обозрение, № 19, 1996.545Стратановский С. Три стихотворения // Вестник РСХД, №2, 1990.241в руки Бога живого: «С болью наедине, / С Богом наедине / Страшно остатьсямне – / Зверю Его охот, / Рыбе Его тенёт». Но этот страх одновременно сигнализирует о взаимодействии Творца и человека, о «я – Ты» связи.Правда, эта связь часто становится иллюзорной, уходит в пустоту и вмифологию.
Показательно в этом смысле стихотворение «Икона «ничто»546.Поэт говорит об образе: «Ты – икона «ничто» / Страстный лик на доске пустоты / Деревянный огонь в невещественной пещи / В древних водах –скольжение христова челна». И вот уже появляются языческие мотивы,«солнце в чреве быка-чугуна». Заканчивается опус пугающим рисунком того,что увидел зритель на иконе: «лицо посреди черноты».Древняя икона оказалась арт-объектом. Но автор избрал такой ракурс,что ее нельзя ни рассматривать с художественной точки зрения, ни молитьсяперед ней. Она возникает как особая, самодостаточная реальность.Богословские медитации Евгения Сабурова также завязаны на антропологию. В поэтическом опыте автора – фиксация правды о падшем человеке.
Он пишет о том центре в душе, где торжествуют темные, звериные страсти, где человек легко ассоциируется с животным и отношения самца и самки (что не всегда однозначно плохо) начинают подчинять себе все остальное.Но есть в душе и другой центр – Сабуров помнит об этом – где человек видится как образ и подобие Божие, где жизнь преображена небесным светом:«Наши жалкие халупы / Божьим знаменьем отмечены»547.Стихи «качаются» между полюсами, и хотя у первого перевес, итогсхватки не очевиден. Потому что Сабуров умеет благодарить: «БлагодарюТебя за Твой великий, / за неустанный Твой, за мерный в сердце бег».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
