Диссертация (1155284), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Пословицы записываются в сборниках, аиногда и произносятся вне контекста, хотя, по мнению Л. Кудиркене,естественно, для функционирования им необходим языковой контекст илиопределённая, необязательно вербализованная, ситуация [Kudirkienė 2007: 13].А. Дандес считал, что при записи пословиц необходимо записывать текстуру,текст и контекст. Под текстурой (texture) исследователь понимал особенностихудожественной техники, используемой в пословицах. К ним относятся такиеособенности, как ритм и аллитерация.
Исследователь сожалел о том, что вбольшинстве пословичных сборников содержатся только тексты пословиц(Цит. по [Mieder 2007a: 9]). Как отмечает Е.В. Иванова, пословицы могут бытьотделены от ситуации использования и при этом сохраняют своё значение[Иванова 2006: 25].Согласимся с А.Н. Барановым и Д.О. Добровольским, которые,рассматривая пословицы как часть фразеологической системы, отмечают ихсемантическую автономность и указывают на то, что пословицы в меньшейстепени зависят от контекста и ситуации, чем поговорки и другие речевыеформулы.
Исследователи приводят в пример пословицы, использованные вкачестве названий пьес А.Н. Островского, такие как «На всякого мудрецадовольно простоты», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Бедность не порок»,«Старый друг лучше новых двух» [Баранов 2007: 80]. Но верно и то, чтосформулированные таким образом названия пьес, предлагая определённые116автономные, или традиционные значения, возбуждают у читателя интересименно потому, что без контекста можно лишь гипотетически представить, окакой ситуации пойдёт речь в пьесе с пословичным названием, и как будетоцениваться эта ситуация говорящим – положительно или отрицательно илинейтрально.
Нельзя не согласиться и с Т.М. Николаевой, отвергающейутверждения о самодостаточности и текстонезависимости пословиц: «Всякий“ни с того ни с сего” произнесший что-нибудь вроде Дыма без огня не бывает,На ловца и зверь бежит, Что посеешь, то и пожнёшь и т.д. будет более чемстранным коммуникантом, и его обязательно попросят разъяснить, что он имелв виду» [Николаева 1995: 313]. Собственно, сами упомянутые пьесы А.Н.Островского и описанные в них ситуации и являются развёрнутым контекстом,поясняющим намерение и интонации автора.По мнению финского исследователя М.
Кууси, только интонация иливыражение лица человека могут определить, говорится пословица как «ода иликак сатира» [Kuusi 1994: 107]. Но и интонацию определяют контекст инамерениеговорящего.КомментируярассужденияЮ.М.Соколова,считавшего, что русская пословица Ничего не болит, а всё стонет, котораяодновременно может быть и пословицей, и загадкой, превращается в загадкуодним изменением интонации, А. Дандис писал: «Решающей причиной этогоявляется, конечно, не интонация, а контекст, в котором данное изречениеприводится. Если речь идёт о лицемере, известном и говорящему, ислушающему, то данный текст фигурирует как пословица <…> Контекст инамерение говорящего определяют и интонационную модель, и различия вжанре» [Дандис 1978: 22].
Кроме того, представляется, что в силуамбивалентности пословиц одной и той же ситуации могут соответствоватьсовершенно разные пословицы, и их выбор во многом зависит от интенцийконкретного человека в данный момент времени. Необходимый факторфункционирования паремий в языке – их вплетение в контекст дискурса,поскольку, согласно Г.Л. Пермякову, пословицы и поговорки являются117«знаками ситуаций или определенных отношений между ними» [Пермяков1970: 19].
Чешский исследователь Франтишек Чермак подчёркивает, чтопословицы являются чисто диалогическими предложениями, которые в таковомкачестве требуют указания ситуации, контекста [Čermák 2014:11].М. Кууси в середине 1950-х гг. задался вопросом: вызывает ликонкретнаяситуацияавтоматическиконкретнуюпословицувголовенаблюдающего её человека, или у него всегда есть свобода выбора? Он провёлэксперимент, отталкиваясь от ситуации. В 1955 г.
финская радиовещательнаякомпаниявыпустиламиниатюрныхвпостановок,эфиррадиопрограмму,каждаяизкоторыхсостоявшуюизобрываласьвтрёхсамомнеожиданном месте. Слушателей спрашивали: «А что бы вы сказали по этомуповоду?». Всего на три передачи отреагировало около 4000 человек, из которых3000 ответили на вопрос редакции пословицами. Оказалось, что слушателиоценивали одну и ту же ситуацию разными пословицами [Kuusi 1994: 112], изчего можно заключить, что конкретная прагматическая ситуация не привязанаабсолютно жёстко к одной единственной пословице, и в то же время,количество контекстов, вероятно, не бесконечно.Пословицы, согласно А.
Крикманну, несут прагматическую функцию,«используются для прагматических целей в различных обстоятельствахповседневнойкоммуникации.Спомощьюпословицычеловекможетподкрепить свои суждения и мнения, предсказать что-либо, выразить сомнение,упрекнуть или обвинить кого-то в чем-то, найти оправдание или извинение длякого-то… и так далее и тому подобное» [Krikmann 1974: 3]. Из этого ученыйзаключает, что пословицы нельзя рассматривать в отрыве от прагматическихфункций, то есть, другими словами, в отрыве от контекстной ситуации.
Вкачестве примера привязки паремии к ситуации А. Крикманн приводитинтерпретацию эстонской пословицы Kes kopikat ei korja, see rublat ei saa(букв.: Кто не собирает копеек, тот рублей не получит). На первый взгляд, этопредложение представляет собой чистое утверждение. «Впрочем, – отмечает А.118Крикманн, – мы не можем описать его значение в любой степени без учетапрагматических „коннотаций” и аксиологических качеств его главныхэлементов–копейкиирубля. Таким образом, мыдолжныввестиаксиологическое понятие «добро» (good, материальная ценность), рассуждаяследующим образом: (1) копейка – это деньги; (2) рубль – это деньги; (3) деньги– это добро; (4) рубль имеет больший номинал, чем копейка; (5) рубль –большее добро, чем копейка. Следовательно, далее мы получаем следующееописание на оценочном уровне: (6) кто не собирает (экономит) менее ценноедобро, тот не получит более ценного добра» [Krikmann 1974: 4-5].
Всё же,думается, приведенную выше пословицу довольно просто понять внеконтекста, ограничившись её смысловым потенциалом, при условии, чтоизвестны значения ключевых компонентов копейка и рубль.По свидетельству Т.Г. Никитиной, эксперимент, проведенный в группахстудентов-филологов 1-3 курсов Псковского педуниверситета, показал, что 101из 120 информантов «употребляют или готовы употребить пословицу яблокоот яблони недалеко падает в ситуациях, когда речь идет о сходстве детей с ихродителями, что соответствует паремиологической норме, отраженной всловарях» [Никитина 2008: 7]. Анализируя эту пословицу в разных контекстах,Т.Г.
Никитина приходит к выводу о том, что «основные ситуативнопрагматические параметры для данного выражения все же определимы. Цельиспользования пословицы – подтверждение типичности ситуации, истинностиее характеристики или же подчеркивание нетипичности ситуации, ееисключительности. При отрицательной оценке сложившегося положения делпословица – основной аргумент обвинения в адрес одного из участниковситуации, но с другой стороны – основной аргумент защиты, средствооправдания» [Никитина 2008: 10].Такимобразом,пословицыобладаютотносительнойсамостоятельностью на паремиологическом уровне языка.
Общий смысл,традиционное базовое значение воспринимаются носителями языка вне119контекста, однако при условии владения определёнными знаниями в областикультуры и менталитета народа, что позволяет говорить об ограниченном(условном) контексте, который при функционировании в дискурсе уточняетсяв конкретном контексте (ситуации).
Смысл пословицы вне контекста можетбыть понятен практически всем, если речь идёт об общеупотребительныхпословицах, или людям из одного региона, или одной группы, где этапословица в ходу, но лишь потенциально, так как неизвестно, будет ли онапроизнесена «как ода или как сатира». Пословица не увязана жёстко с каким-тооднимситуационнымконтекстом.Каждомуконтекстусоответствуетограниченное множество пословиц, и каждой пословице соответствуетопределённое количество ситуативных контекстов. К.
Янка пишет о том, чтоодна пословица может «определять неограниченный диапазон ситуаций»[Yankah 1994: 133]. В.В. Гвоздев считает, что пословица как означающеесоответствует неопределенно большому количеству означаемых [Гвоздев 1980:5]. Представляется, что вопрос о том, насколько велико число контекстов дляодной пословицы, остается пока открытым. Результаты экспериментов М.Кууси и Т.Г.
Никитиной не позволяют говорить о бесконечном множестве,речь, скорее, идёт о неопределённом множестве.1.9.2. Антипословицы и контрпословицыСовременнаяпаремиологиязанимаетсяисследованиемнетолькотрадиционных и новых пословиц, но и их трансформированных вариантов.Исследованию таких пословичных трансформов посвящены работы многихроссийских и зарубежных учёных (например, [Mieder 1985, 2004], [Doyle 2012],[Zaikauskiene 2014], [Айсман 1988], [Вальтер, Мокиенко 2005], [Никитина2010],[Николаева2002]идр.).Однойизпричинпоявлениятрансформированных вариантов Х. Вальтер и В.М. Мокиенко называют частуюповторяемость, хрестоматийность, стереотипность традиционных пословиц,120вызывающие у людей чувство протеста, «сопротивления».
При этомтрансформы относятся к «смеховой культуре», и наиболее «смехотворными»кажутся трансформированные варианты давно известных пословиц. «С однойстороны, высокочастотность обеспечивает моментальное узнавание паремии, сдругой – повышает искус сопротивления ей и стоящей за ней хрестоматийноймудрости, что и является экстралингвистической мотивацией „стёба”»[Вальтер, Мокиенко 2005: 7].Для подобных трансформов В. Мидер ввел термин антипословица (нем.Antisprichwort, англ. anti-proverb), который представляется нам удачным[Mieder 1985]. В понимании В.
Мидера антипословицы – это «пародированные,искажённыеилиисковерканныепословицы,вкоторыхпроявляетсяюмористическая или сатирическая речевая игра с традиционной пословичноймудростью» [Mieder 2004: 28].Согласно Ч. Дойлу, антипословица представляет собой «содержащеенамёкискажение,неправильноеиспользованиеилинеожиданнаяконтекстуализация пословицы, обычно ради комического эффекта» [Doyle2012: 34].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
