Диссертация (1155284), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Подчёркивая, что такие трансформы отражают динамику ценностныхориентироввобщественномсознании,Т.Г.Никитинаприводитрядсовременных антипословиц о деньгах, например: Деньги количеством неиспортишь; Деньги до Канар доведут;Деньги вокруг всё перетрут; Поденьгам встречают, без них провожают и др. [Никитина 2010: 52]. Терминантипословица в понимании В. Мидера охватывает довольно широкий кругязыковых единиц, среди которых пословицы, являющиеся «смысловымиантиподами» традиционных паремий, библейские сентенции, вывернутыенаизнанку афоризмы и крылатые слова, обсценные и бранные паремии,веллеризмы [Вальтер, Мокиенко 2005: 8-9].Д.
Зайкаускене использует термин антипаремии (лит. antiparemijos, англ.anti-paremias) в качестве эквивалента термина антипословицы, отмечая: «Как илюбая другая современная нация, литовцы в настоящее время особенно121активны в пародировании традиционных паремий, трансформируя их всоответствии с потребностями лингвистического и паралингвистическогоконтекста, другими словами, создавая антипаремии» [Zaikauskienė 2014: 196].Не следует думать, что жанр антипословиц – явление исключительносовременное. Корнями своими этот жанр уходит в далёкое прошлое и являетсятаким же древним, как и сами пословицы.
«В разные эпохи этот жанр тозатухал, то вдруг выплескивался на подмостки народной речи и большойлитературы. Так, в XVIII веке многие светлые умы Европы вдруг поставили(как и в эпоху античности) традиционную народную мудрость под большоесомнение. Г.Х. Лихтенберг, Э. Кант, И.В. Гёте, Ф. Шиллер, Вольтер и многиедругие писатели, поэты и философы превращали пословицы в антипословицы,которые столь же легко переносились из уст в уста, как и их прототипы»[Вальтер, Мокиенко 2005: 7].При всей новизне современных антипословиц они создаются по моделям,свойственным традиционным паремиям, и прототип сразу узнаётся носителямиязыка.Эффектузнаванияявляетсяглавнымусловиемпопулярностиантипословицы.
«Как бы ни изменялись пословицы любителями острогословца, они должны быть узнаны, чтобы высечь искру иронии или юморамежду полюсами традиционного и креативного, нового» [Вальтер, Мокиенко2005: 12].Американский исследователь Ч. Дойл предложил для отдельного видатрансформаций пословиц термин контрпословица, под которой он понимаетоткрытое отрицание или звучащее как сентенция опровержение пословицы –недвусмысленное отрицание утверждаемой в пословице истины [Doyle 2012:33]. В отличие от антипословиц, контрпословица, как правило, не задаётсяцелью достичь эффекта иронии.
Причём иногда контрпословица можетпревратиться в обычную пословицу. Ч. Дойл приводит пример старойанглийской пословицы There is honor among thieves (Есть честь среди воров),или There is honor even among thieves (Даже среди воров есть честь). Эта122пословица была в ходу в XVIII в. или ранее, но к концу века появиласьконтрпословица Tere is no honor among thieves (Среди воров нет чести),которая с течением времени, а точнее с начала XX в.
становится популярнойпословицей и употребляется чаще, чем её оригинальный вариант. То жеотносится к выражению, ставшему в 1960-х гг. пословичным: Size doesn’t matter(Размер не имеет значения), и его превращению в современную пословицу Sizedoes matter (Размер имеет значение) [Doyle 2012: 35-37].Наличие в современном дискурсе анти- и контрпословиц доказывает, чтодревняя разговорная традиция продолжается и в настоящее время.
Нашисовременники нуждаются в пословицах, пусть даже искажённых. При этомпродолжаетсяииспользованиетрадиционныхпословиц.Рассматриваяматериал одного из интернет-форумов, финская исследовательница О.Лаухакангаснеожиданнодлясебяобнаружила,чтоколичествонетрансформированных пословиц в данном материале было существенно вышепо отношению к трансформированным пословицам [Лаукахангас 2015: 107],что позволяет говорить о ядре и периферии пословичного фонда. Вопроссоотношения и использования пословиц и антипословиц в современномдискурсе – интересная тема, которая нуждается в дальнейших исследованиях.123Выводы по первой главеПословицы как часть фразеологической системы языка выполняютдвоякую (культурную и языковую) функцию, являясь объектом изучениялингвокультурологии в свете антропоцентрической парадигмы.
К категориям,которыми оперирует лингвокультурология, относятся ЯКМ и ЯЛ. С ЯЛ связанопонятие национального менталитета. ПКМ, существующая как часть ЯКМ,представляет опыт народа в обобщённом сжатом виде, отражая стереотипноемировидение в соответствии с менталитетом народа. Так как в паремияхотражены знания о различных реалиях бытования этноса, опыт и определённыеценности, характеризующие самосознание народа, можно говорить о том, чтоПКМ определённым образом связана с аксиологической картиной мира и имеетс ней общие зоны пересечения благодаря «аксиологически заряженным» (повыражению Л.
К. Байрамовой) паремиям.Ценность является сложным аксиологическим термином, который имееточень общее значение (в самом общем смысле ценность – это то, что считаетсяхорошим). В противоположность ценностям существуют отрицательные(негативные) ценности, называемые антиценностями. Человек, живущий вконкретном обществе, формирует собственный набор ценностей и пользуетсясоответствующим арсеналом пословиц. Так как ценности принадлежат разнымгруппамлюдей,противоположныеонимогутчувства,вызыватьчтоуговоритлюдейобихразные,зачастуюдвойственности,амбивалентности.В Европе начало изучения и собирания паремий относится к эпохеантичности, которая оказала большое влияние на формирование современногоевропейского пословичного фонда. Существует большое количество общих длямногих европейских языков пословиц. В русской, немецкой и английскойпаремиологической традиции употребление паремий сравнивается с хождениеммонеты, имеющей признанную в обществе ценность.124Мы исходим из того, что пословицы – это фразеологизмы, имеющиеструктуру предложения (т.е.
устойчивые фразы по В. Л. Архангельскому).Пословицы многозначны, что отмечают многие исследователи, однако вопрособ их значении и структуре до конца не прояснён.Кобщепризнаннымтрадиционность,широкаяпризнакампословицупотребительностьотносятсявнароде,древность,народноепроисхождение, анонимность, устойчивость, краткость, рациональность иобобщение опыта. В большинстве случаев паремии метафоричны и имеютпереносный смысл.Изучение дефиниций пословицы в отечественной, английской, немецкойи балтийской традиции показывает, что до настоящего времени не существуетеё однозначного определения, которое устроило бы всех исследователей.Наличиевдискурсетрансформированных(искажённых,пародированных) пословиц, называемых антипословицами, и контрпословиц(открытых отрицаний пословицы) свидетельствует о том, что современныелюди нуждаются в пословицах, как и их предки.
При этом продолжаетсяактивное использование традиционных пословиц.125ГЛАВА II. СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПОСЛОВИЦ О ДЕНЬГАХИ БОГАТСТВЕ (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО, ЛАТЫШСКОГО,ЛИТОВСКОГО, НЕМЕЦКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ)2.1. Роль лингвокультурологического комментария в понимании пословиц2.1.1. Необходимость лингвокультурологического комментарияРоль лингвокультурологического комментария для понимания паремийтрудно переоценить.
Если бы во всех сборниках пословиц всегда приводилисьсоответствующие лингвокультурологические комментарии, многих неясностейи ложных толкований удалось бы избежать. Подкрепим эту мысль рядомпримеров из разных языков.Естественно предположить, что базовое значение пословицы в какой-томере определяет круг возможных контекстов. Казалось бы, пословицы кактрадиционные общеупотребительные устойчивые выражения должны всегдавыражать примерно одну и ту же мысль в каждой конкретной ситуации. Однакос течением времени изменяются обстоятельства жизни и сам человек, егоэтические и эстетические воззрения.
Л. Кудиркене справедливо считает, чтонельзя быть уверенным в том, что фраза (пословица), записанная более ста лет,назад имела в виду абсолютно то же, что и сейчас [Kudirkienė 2007: 13]. Вкартотеке пословиц и поговорок Литовского института литературы ифольклора имеется такая пословица: Lobis budina, vargas migdina (Богатствопробуждает, а горе усыпляет). На первый взгляд, эта пословица, сохраняющаяупотребление в течение столетий, имеет вполне прозрачное традиционноезначение: богатство не даёт его обладателю спокойно спать, порождая заботыилиугрызениясовести.Некоторыекомментарии,встречающиесявсовременных сборниках паремий (во всяком случае, второй половины XXвека), подтверждают это: Biednas nors pamygt spakainiai, o bagočius i atsibudęsdreb (Бедный хоть спит спокойно, а богатый, и проснувшись, дрожит); Oi126pasinešęs ant tų turtų, ir naktį nebemiega (Ох, погонишься за этим богатством, иночью спать не будешь).
Однако в словаре Йокубаса Бродовскиса (XVIII в.) этапословица снабжена совсем другим комментарием: богатство даёт человекустимул, не даёт «дремать», а горе подавляет, делает его пассивным [Kudirkienė2007: 15]. На протяжении всего XIX в. эта пословица именно с такимтолкованием включалась в различные сборники, и до Первой мировой войныона публиковалась, по меньшей мере, до 20 раз. В качестве параллели к ней Й.Бродовскис приводил немецкую пословицу Guth macht Muth, Armuth wehe thut(Богатство даёт смелость, а бедность причиняет горе). Что же такогопроизошло в умах людей за эти столетия, что они стали толковать одну и ту жепословицу наоборот? Л. Кудиркене предлагает обратить внимание на образныйаспект пословицы.
В сборнике Й. Бродовскисаглаголы budina, migdina(пробуждать, усыплять) – метафоры, а в настоящее время пословица имеетпочти буквальный смысл – как обобщение. То есть, по мнению Л. Кудиркене,произошла деметафоризация этой пословицы.Нам представляется, чтопричиной произошедшей деметафоризации стал в первую очередь сдвигзначения всего лишь одного компонента – слова vargas. Можно предположить,что в XVIII столетии это слово больше ассоциировалось с бедностью, нищетой,чем с современным понятием горе. (И в наши дни по-литовски крайне бедногои несчастного человека называют varguolis, кроме того, есть слова vargimas –бедствование, varginas – бедный, убогий).