Диссертация (1155243), страница 25
Текст из файла (страница 25)
Одновременносквозь призму этих образов русский читатель лучше понимает китайскиементальные установки.Образы советских солдат в идеологическом контексте 1940-х гг., с однойстороны,зафиксировалисоциально-политическиеобстоятельстваначалапериода дружественных отношений Китая и СССР, чему были объективныеисторическиепричины.Сдругойстороны,вних отраженоначалонивелирования индивидуально-творческой установки китайских авторов вугоду соцзаказу. С литературной арены уходят писатели-интеллектуалы,свободно выражающие свои этнические и политические взгляды.
И приходитсовсем иная генерация авторов, для которых перестало существовать понятие«русский», его сущностно заменило определение «советский», в котором надолгие годы оказалось стерто этническое и социокультурное своеобразие.112ГЛАВА 3. ОБРАЗЫ ВОСПРИЯТИЯ КИТАЯ И КИТАЙЦЕВ В РУССКОЙЛИТЕРАТУРЕ 1900–1940 гг.: МЕЖДУ СОЦРЕАЛИСТИЧЕСКИМКАНОНОМ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЭТНОГРАФИЕЙ3.1. Образы восприятия Китая и китайцев в дореволюционной литературеи публицистике XX в.В конце XIX – начале ХХ вв., перед началом русско-японской войны наДальний Восток, в том числе и в Китай, устремились государственные деятели,писатели, ученые, путешественники, которые свой образ восприятия Китаяотразили в дневниках, путевых очерках, отчетах, письмах, мемуарах,публицистике (Н.
Г. Гарин-Михайловский 346 , В. Л. Дедлов 347 , А. В. Елисеев 348 ,Н. И. КравченкоП. Я. Пясецкий349352,С. В. Максимови др.).Образ350,восприятияН. М. ПржевальскийКитаяв прозе351,русскихпутешественников был тесно связан со сложной, переменчивой социальноэкономической и политической ситуацией в Китае, со взаимоотношениямимежду Китаем и Россией. Труды этих авторов позднее оказали влияние нарусский менталитет и художественную литературу начала ХХ в. 353Гарин-Михайловский Н.Г.
По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову. СПб.,1898.347Дедлов В.Л. Панорама Сибири: (путевые заметки). СПб.: тип. М. Меркушева, 1900.348Елисеев А.В. В тайге (из воспоминаний о далеком Востоке). СПб., 1891.349Кравченко Н.И. В Китай! : Путевые наброски художника. СПб.: т-во Р. Голике и А.Вильборг, 1904.350Максимов С.В. На Востоке: Поездка на Амур (в 1860-1861 г.): Дорож. заметки ивоспоминания С. Максимова. 2-е изд. Санкт-Петербург: С.В.
Звонарев, 1871. 594 с.351Пржевальский Н.М. От Кяхты на истоки Желтой реки. СПб., 1888.352Пясецкий П.Я. Путешествиепо Китаю в 1874-1875 гг. через Сибирь, Монголию,Восточный и Северо-Западный Китай. М.: Унивеситетская типография М. Каткова, 1882.353Подробно об образе Китая в произведениях русских путешественников см: Благодер Ю.Г.Образ Китая в письменных свидетельствах российских путешественников и дипломатовXVII – начала ХХ в.: дис … канд. ист. наук 07.00.02.
Краснодар. 2005. 284 с., Ши Сяолун.Образ Китая и китайцев в произведениях русских путешественников XIX – начала ХХ века //Филология и культура. 2016. № 4 (46). С. 280–287, Титаренко А.А. Образ Китая в российскомсознании во второй половине XIX – начале ХХ в. // В лаборатории ученого. 2012.
№ 3. С.291–297, Романенко А.Д. Китай у русских писателей. М., 2008. 528 с.346113Образы восприятия Китая и китайцев в русской литературе первыхдесятилетий XX в. пережили ряд трансформаций. Истоки этих трансформацийопределялись тенденциями развития общественной и научной мысли в Россиипредыдущего столетия, социально-политическими потрясениями 1910-х гг.Разнонаправленность этих тенденций, их социокультурная, этнокультурная иэтнорелигиозная противоречивость в сочетании с «панэстетизмом» (Е.
Эткинд)«серебряного века» и народно-демократическим пафосом «левого» крылаопределили многообразие воплотившихся в литературе образов восприятияКитая и китайцев.Соловьевские идеи панмонголизма, несмотря на убедительную опору вэтнографических и китаеведческих исследованиях, не определили пафоснастроений всей русской литературы тех лет.
Даже грозные события 1900 г.,связанные с восстанием ихэтуаней, не смогли коренным образом этинастроения поколебать. Демократический настрой русской культуры в целом,его влияние на русскую литературу, рост революционных идей вели к тому, чторусские стремились увидеть в Китае отражение тех же веяний, что двигалиразвитие российского общества либо – мешали ему.Большое влияние на литературное восприятие Китая в начале векаоказывал авторитет Л. Н.
Толстого и его просветительско-морализаторскийпафос. Так, в 1903 г. в издательстве Сытина выходит «Дочь китайскоговельможи и другие рассказы» И. Горбунова-Посадова354, до 1910 г. эта книгачетырежды переиздаетсяв«народных» изданиях.В притчевомдухе«Китайской царица Силинчи»355 толстовский последователь излагает легенду отом, как праведная юная дочь Сю Лянь жертвует своими руками, чтобы осталсяневредим ее отец, осужденный на казнь. Умиленный дочерней любовью,богдыхан прощает и отца, и дочь. «Богдыхан простил мандарина и повелел непроизводить больше казней на том дворе, где он испытывал девочку. Средиэтого двора был водружен каменный столб с мраморной доской на которой354355Горбунов-Посадов И.
Дочь китайского вельможи. М., 1903. С. 3–6.Толстой Л.Н. Азбука. С-Петербург, 1872.114золотыми буквами было начертано: “Здесь Сю Лянь, дочь мандарина Ихунга,готова была отдать свою жизнь для спасения жизни отца своего. Блаженныотцы, имеющие таких дочерей! Блаженна земля, на которой произрастает такаялюбовь”» 356 . Верный просветительскому духу своего учителя, писатель внепосредственной манере рассказывает русскому читателю о китайском обычае«отрубать руки тому, кто уличен будет в обмане», о неограниченной властикитайского богдыхана и о культе сыновней почтительности, который онопределяеткак«детскуюлюбовь»,спасшую«опальноговельможу».Пораженный жестокими «чужими» нравами, русский читатель, тем не менее,проникается близостью к «своим» патриархальным семейным ценностям. Ведьдевочка просит сохранить руки своему отцу потому, что ее руки «не способныеще пропитать слабую мать, больного брата и малютку-сестру»357.1900–1910 гг.
– годы активного проникновения русских на Северо-ВостокКитая. Ни антропология, ни этнография в эти годы еще не оформились какучения со своей методологией. «Это был самый продуктивный периодинтуитивного накопления материала и его рефлексии учеными, осваивавшимижизнь, быт и традиции коренных народов Дальнего Востока (В. К. Арсеньев,Н. А. Байков, С. М.
Широкогоров и др.)»358. В 1901 г. в Северную Маньчжуриюотправляется натуралист Н. А. Байков – поначалу как офицер, охраняющийтерриторию КВЖД от хунхузов. Но он уже получил творческий «наказ» отН. М. Пржевальского и параллельно с выполнением своих военных обязанностейначинает писать и публиковать свои очерки, посвященные Маньчжурии 359 .
В1914 г. выйдет его более чем 400-страничная книга «В горах и лесахГорбунов-Посадов И. Дочь китайского вельможи. Указ изд. С. 6.Горбунов-Посадов И. Дочь китайского вельможи. Указ изд. С. 4.358Забияко А.А. Ментальность дальневосточного фронтира: культура и литература русскогоХарбина. Указ. изд. С.
25.359«Звероловство в Маньчжурии» (1903), «В Маньчжурии» (1904), «Фауна и флора» (1905),«Охота у горы Маоэршань» (1907), «По тигровым следам» (1907), «Змеи и их приручение»(1911) и др.356357115Маньчжурии» 360 , имевшая огромный успех в столичных кругах и через годпереизданная.«В горах и лесах Маньчжурии» представляет собой уникальное в своемроде жанрово-тематическое единство сугубо натуралистических очерков,очерковсэлементамихудожественных описанийибеллетристическихпроизведений, основанных на сугубо эмпирическом этнографическом материале(«Любовь хунхуза», «Страшная месть» и др.). Пространственно-временнымикоординатами книги становится Северная Маньчжурия 1900-1914 гг.
ЗаслугаБайкова в этот период творчества состоит в том, что писатель интуитивно понял:познать «чужой» народ можно только через познание своей этнокультурнойспецифики. И потому он встраивает образы восприятия китайского населения(его социокультурный, этнокультурный портрет и религиозные взгляды)Северной Маньчжурии в парадигму «человек дальневосточного пограничья(фронтира)». Как подчеркивает А. А. Забияко, «исторически проблемыадаптации в пространствах от Амура до морских границ, помноженные нанеобходимость фронтирных этнокультурных контактов, определили некоторыеобщие черты и коренные, неизменные различия в идейно-психологическом,этическом и религиозном облике пришлых насельников дальневосточных земель– будь то китаец, маньчжур, кореец, монгол (зверовщик, крестьянин, хунхуз) илирусский, малоросс, татарин (солдат, офицер, охотник, тот же хунхуз).
Байковимел опыт непосредственного общения и с теми, и с другими, и с третьими,составил о каждом этносе определенное мнение»361. Тайга и отношение к ней –мерило человеческого восприятия Байковым всех этнических типов. И потому вего художественной этнографии словно можно выделить два образа восприятияокружающих его людей: «старый лесной бродяга» и «хищник тайги».
ПоначалувсехнерусскихвизавиБайковопределяеткак«китайцев»,затемобнаруживается, что это – маньчжуры, монголы, корейцы и др. Их объединяютБайков Н.А. В горах и лесах Маньчжурии. Пг., типография Д.П. Вейсбрут, 1914. 464 с.Забияко А.А. Ментальность дальневосточного фронтира: культура и литература русскогоХарбина. Указ. изд. С. 25.360361116общие правила жизни и поведения («Закон тайги»), но есть и существенныеразличия: «Почти во всех повествованиях, когда речь заходила об этническихкитайцах-таежниках,онподчеркиваетихнедоверчивоеинеискреннееотношение к русским, оборачивающееся при удобном случае вредоноснымидействиями»362. Так, в рассказе «Русские трапперы» Байков заметит: «китайцевне поймешь, говорят они правду или нет, чистосердечны они или нет. Народ этотв высшей степени скрытный и лукавый, и доверяться им рискованно.Вероломство и хитрость они считают такими же добродетелями, как мы –правдивость и верность»363.