Диссертация (1155156), страница 10
Текст из файла (страница 10)
Англичане49(за исключением мистера Фрейби) ассоциируются с гомосексуализмом,французы (маадемуазель Деклик) – с всепоглощающей жертвенной любовьюмежду мужчиной и женщиной. Похититель Михаила Георгиевича докторЛинд в итоге оказывается гувернанткой-француженкой Эмилией Деклик,которой удалось собрать вокруг себя обожателей, теряющих голову от любвик ней.В «фандоринском корпусе» не обойдены вниманием и образы двухбританцев,которыевомногомпредопределиливосприятиетипажаангличанина в русской культуре.
Бо́льшая часть повести «Узница башни»написана от имени доктора Уотсона и посвящена приключениям ШерлокаХолмса. Шерлок Холмс показан также как человек, сотканный изпротивоположностей, что звучит не только в словах доктора Ватсона «ялишний раз подивился, как причудливо сочетаются в этом человекенеукоснительная рациональность мысли и абсолютная непоследовательностьнастроений» [Узница башни, 311], но и в описываемых в повести действияхХолмса и его привычках. Холмс в «Узнице башни» представляет собойотсылку не только к Шерлоку Холмсу Артура Конан Дойла, но в большейстепени к Шерлоку Холмсу (Херлоку Шолмсу) Мориса Леблана, а также ккинематографическому образу Холмса и к образу, сформированномусоветской переводной литературой92.На первых же страницах повести Холмс в «Узнице башни» отвергаетстереотипные признаки своего образа, растиражированного литературой –кепи с двойным козырьком, пристрастие к наркотикам, ироническиотзывается о своем известном хобби – «пиликаю на скрипке» и пр.
История«узницы башни» оказывается одним из немногочисленных проваловШерлока Холмса – непобедимая дедукция великого сыщика (как инедюжинныйумФандорина)оказываютсябессильныперед92Герейханова К.Ф. Интертекстуальные стратегии в сборнике «Нефритовые четки»Бориса Акунина.
– Дисс. … к.ф.н. – М., 2018. – С. 75.50изобретательностью великого мошенника – причем в «Узнице башни»собраны основные ментальности, противопоставляемые на протяжении всего«фандоринскогокорпуса»,-русскийменталитет,представленныйФандориным; японский менталитет, представленный Масой; английскийменталитет, представленный Шерлоком Холмсом и доктором Уотсоном, и,наконец, французский менталитет, воплощенный мошенниками, которымудалось всех провести. Поскольку в «Узнице башни» многократнообыгрывается тема окончания XIX столетия – действие происходит вновогоднюю ночь с 31 декабря 1899 года на 1 января 1900 года – победуфранцузскогоменталитетаможносчитатьсвоеобразнымитогомзавершающегося века.
В повести эксплицитно отмечено, что парадигмапрежнего столетия не попадет в новое: С 1899 годом старая эпохазаканчивается, говорил Холмс. «Тысяча восемьсот» – это Байрон и Наполеон,кринолины и лорнеты, «Севильский цирюльник» и «Правь, Британия». С 1января начнётся эра «тысяча девятьсот», и в ней всё будет иначе. Уж в этомто он был определённо прав» [Узница башни, 311].
С последним ударомчасов, возвещающих начало нового века, в прошлое уходит не толькопревосходство французского менталитета, но и победа мошенничества надправосудием – в первые минуты нового века двум великим сыщикам все жеудалось разгадать хитроумную комбинацию Арсена Люпена.В рассуждениях доктора Уотсона своеобразное прочтение получает итема противоположности формы и содержания – для него истиннымпроявлением «британскости» становится роскошный чемодан, сыгравшийнемаловажную роль в дальнейшем сюжете: «Превосходное изделие фирмы«Уэверли» я приобрёл накануне, в качестве рождественского подарка самомусебе, и, клянусь, чемодан стоил своих шести фунтов и шести шиллингов.Отличной жёлтой кожи, с посеребрёнными замками и заклёпками, он имелнесколько секций, встроенную шкатулку для всяких мелочей и даже особоеотделение для термоса.
Никогда в жизни у меня не было такого51великолепного чемодана! А более всего я пленился тем, с каким сдержаннымвкусом изготовители поместили это сияющее чудо кожевенного мастерства вскромный клетчатый чехол, призванный уберечь поверхность от царапин. Небоясь показаться смешным, скажу, что я усмотрел в этом истинноепроявление британскости, столь отличное от континентальной страстипускать пыль в глаза. Французы или итальянцы делают наоборот: у нихоболочка по качеству всегда превосходит сердцевину» [Нефритовые четки,312].В целом, именно черта противопоставления внешнего и внутреннего,сдержанности и эмоциональности, как маркера истинного англичанинаполучает в произведениях Б.
Акунина об Эрасте Фандорине наиболеемасштабное развитие. Само наличие такого противопоставления входит встереотипное представление об англичанах, однако у Акунина этаособенность получает ряд оригинальных прочтений.Третья черта британского менталитета, встречающаяся у героевАкунина, - это неукоснительная верность своему слову и закону,отличающая настоящего джентльмена. Эта черта является, безусловно,положительной, хотя не всегда проявляемая британцами стойкость иоправдана. Показательно, что эту черту автор обыгрывает в форме притчевыхисторий (наподобие тех рассказов о самураях, которыми Масахиро Сибаталюбит потчевать своего господина). Первая из них звучит в «Турецкомгамбите» как иллюстрация непоколебимой верности англичан закону, дажеесли он является абсурдным.
Француз д’Эвре, в качестве иллюстрациинесгибаемой воли англичан и их почтения по отношению к закону и порядку,рассказывает историю о повешенном за самоубийство человеке, которыйимел рану на горле. «Осужденный повредил себе голосовые связки и могтолько сипеть, поэтому обошлись без последнего слова. Довольно долгопрепирались с врачом, который заявил, что вешать этого человека нельзя –разрез разойдется, и повешенный сможет дышать прямо через трахею.52Прокурор и начальник тюрьмы посовещались и велели палачу приступать.Но врач оказался прав: под давлением петли рана немедленно раскрылась, иболтающийся на веревке начал со страшным свистом всасывать воздух. Онвисел пять, десять, пятнадцать минут и не умирал – только лицо наливалосьсиним.Решили вызвать судью, вынесшего приговор.
Поскольку казньпроисходила на рассвете, судью долго будили. Он приехал через час ипринял соломоново решение: снять осужденного с виселицы и повеситьснова, но теперь перетянув петлей не выше, а ниже разреза. Так и сделали.На сей раз все прошло успешно. Вот вам плоды цивилизации» [Турецкийгамбит, 66].История о британцах, на первый взгляд, призвана проиллюстрироватьих косность и тупость: не случайно автор вкладывает ее в уста француза (намомент рассказа этой байки д’Эвре пока еще представляется читателям игероям французом), вечного соперника англичан. Мораль, высказаннаяд’Эвре «вот вам плоды цивилизации», только усиливает негативную оценкуистории. Рассказ о повешенном демонстрирует, что для британцев (в данномслучае воплощающих собой западную цивилизацию, так как истории д’Эврепредшествует разговор о кровавых зверствах башибузуков) неукоснительноесоблюдение процедуры и регламента важнее конечного результата.Английскийзаконпредусматриваетсмертнуюказньзапопыткусамоубийства, что, в первую очередь, устанавливает примат целеполагания:если человек уже решил свести счеты с жизнью, необходимо довестинамерение до конца, не останавливаясь на полпути.
Насмешливые словад’Эвре «Британцы настолько ценят человеческую жизнь, что худшим изгреховпочитают самоубийство – и за попытку наложить на себя рукикарают смертной казнью» [Турецкий гамбит, 66] демонстрируют полноенепонимание им сути обозначенного закона – не следует забывать, чтопсевдо-француз на деле все же является турком и не принадлежит к53«западной» цивилизации. Абсурдные, казалось бы, действия героев истории– лечить человека, чтобы в дальнейшем его повесить, - демонстрируютважность не только цели, но и способа ее достижения: добивающийся смертидолжен получить ее не от собственных рук, но законным путем, черезповешение, даже при всех обозначившихся трудностях. Рассказанная д’Эвреистория коррелирует с указанной выше чертой стереотипного англичанина –намерением дойти до цели во что бы то ни стало, в том числе и в тойситуации, когда поставленная цель уже не актуальна.После рассказанной истории Варвара Суворова видит кошмарный сон:«Повешенный со смеющимся горлом потом приснился Варе ночью.«Никакой смерти нет, - сказало горло голосом д’Эвре и засочилось кровью.
Есть только возвращение на старт» [Турецкий гамбит, 67]. В словах ночногокошмарапроявляетсябуддийскаяконцепцияпереселениядуш,оказывающаяся альтернативой по отношению к противостоящим в романехристианским и мусульманским взглядам на мир. В этом эпизоде содержитсяи намек на смерть д’Эвре, который перед самоубийством в конце романа вответ на предложение Вари сдаться и подвергнуться суду с усмешкойговорит «Чтобы мне зашили горло, а потом все-таки повесили?» [Турецкийгамбит, 293].Приверженность британцев процедуре и закону в итоге оказываетсяключевымфакторомдлярасследованиямеждународнойинтригив«Турецком гамбите»: Фандорин с самого начала отвергает мысль о том, чтоАнваром-эфенди мог оказаться британский подданный Маклафлин –британец не мог бы пойти на те действия, которые совершил хитроумныйдвойной агент.