Диссертация (1155156), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Явный психопат» [Левиафан, 16].Эта черта – «понести ни к селу ни к городу» про что-либо, не имеющееотношение к теме разговора, - свойственна Стерновским и Диккенсовскимчудакам, часто утрачивающим нить разговора и переключающимся на неимеющий отношения к нему предмет. Само искусство table-talk традиционноносит англоязычное название (чему отдал дань и Акунин, назвав один израссказов в сборнике «Нефритовые четки» «Table-talk 1882 года»), иотступления от нити разговора выдают чудака.
Милфорд-Стоукс переживаетневероятные внутренние бури, однако не может разделить их со своимитоварищами по салону: кодекс джентльмена предписывает ему сдержанностьи полное отсутствие внешних эмоциональных реакций. Неумение вести smalltalk характерно и для другого героя «Левиафана», профессора Свитчайлда,который воплощает собой типаж «сумасшедшего ученого». Автор упоминаето его сильнейших эмоциональных реакциях: Свитчайлд «трясет бороденкой»,«встрепенулся и сдернул с носа очки» [Левиафан, 67], его «понесло – неостановишь» [Левиафан, 67], а Реджинальд Милфорд-Стоукс, и сам неотличающийся нормальностью, говорит о профессоре следующее: «Вот уженесколько дней я не спускаю глаз с профессора Свитчайлда (если ондействительно профессор).
Этот человек у нас в «Виндзоре» оченьпопулярен. Он завзятый краснобай и кичится своими познаниями в истории ивостоковедении. Что ни день – новые сказки о сокровищах, однанеправдоподобней другой. А у самого неприятные поросячьи глазки.Бегающие. И по временам в них сверкают безумные искорки. Слышали бы44Вы,какимсладострастнымголосомэтотчеловекрассказываетодрагоценных камнях. Он определенно помешан на всех этих бриллиантах иизумрудах» [Левиафан, 113].
Свитчайлд – не только классический чудак, но истереотипный «безумный ученый». А.Ю. Коровина выделяет типаж«безумного ученого» в качестве одного из подтипов лингвокультурноготипажа «английский сноб»89, а С.В. Селин говорит о трех вариантахреализации концепта ‘madness’: «сумасшедший ученый, сумасшедшийшляпник, сумасшедшая женщина»90. При этом не случайно Свитчайлдаттестован именно как профессор: как утверждают В.Ю. Лебедев и А.М.Прилуцкий («Семиотика религиозных коммуникативных систем: дискурсысмыслов»), типаж «профессора» (в отличие, к примеру, от «академика»)предполагает некую сущность трикстера и возможность «блуждания» междумирами91.Два «британских чудака» из «Левиафана» при общей черте –неуместной эмоциональной несдержанности и неспособности поддерживатьсветский разговор – оказываются в итоге совершенно разными людьми.Реджинальд Милфорд-Стоукс несколько раз попадает в объектив вниманиячитателя на правах чудака, способного к странным и девиантным действиям.Его «двойное дно» оказывается совершенно иной природы, чем у леди Эстериз «Азазеля»: нежный муж на поверку оказывается вдовцом, винящим себя вгибели беременной жены.
Автор намеренно поддерживает неведениечитателя, подогревая интерес намеками: Милфорд-Стоукс завершает первоеиз своих писем к Эмили словами «я чудовище, и мне нет прощения»[Левиафан, 45], комиссар Гош упоминает о его «особых обстоятельствах», а89Коровина А.Ю. Лингвокультурный типаж «английский сноб». – Дисс. … к.ф.н. –Волгоград, 2008.90Селин С.В. Семантический анализ концептуальных признаков на основекорпусных данных (на примере концепта madness) // Вестник Череповецкогогосударственного университета, № 3, 2011. – Т. 2. – С. 75.91Лебедев В.Ю., Прилуцкий А.М. Семиотика религиозных коммуникативныхсистем: дискурсы смыслов.
– М.: Directmedia, 2015. – C. 336.45во втором письме баронет рассказывает собственную историю как некий неимеющий к нему отношения анекдот. Только под конец истории читательузнает от Фандорина, какая именно трагедия произошла в жизни МилфордСтоукса: он стал свидетелем гибели своей беременной жены и не можетпережить свалившегося на него горя. Этот образ отсылает к произведениямЭдгара По «Длинный ларь» («Продолговатый ящик»): герой плывет накорабль с телом внезапно умершей жены, помещенным в ящик с солью, и егонеприветливость и нежелание общаться объясняется скорбью по поводусмерти жены. Скорбь героя Эдгара По вынуждает его каждую ночьраскрывать гроб и обнимать бездыханное тело жены, скорбь героя Акунинапривела его к помешательству, вытеснившему из памяти все, связанное страгическим случаем.
Следует отметить, что «вытеснение» смерти любимойжены, граничащее с помешательством, характерно и для других героевЭдгара По: герои «Падения дома Ашеров», «Сердца-обличителя», «Черногокота» и пр. мучительно стараются забыть о смерти (близкого человека, либоубитого самим героем рассказа), но о ней настоятельно напоминают: убийцаслышит стук сердца убитого, замурованный труп изобличает попавший вкаменную ловушку черный кот, а леди Мэдилейн из «Падения дома Ашеров»и вовсе сама является к своему брату, считавшему ее умершей. ОбразРеджинальда Милфорд-Стоукса тем самым отсылает читателя не только кклассической британской литературе, но и к мастеру детективного жанра вамериканской литературе XIX века.Свитчайлд не имеет «двойного дна», он просто одержим своиминаучными исследованиями – в итоге он оказывается первым, кому удаетсяразгадать тайну похищенного платка.
К типажу «английского чудака» в«Лефиафане» принадлежит также и жертва расследуемого преступления –лорд Литтлби, мнительный и подозрительный собиратель восточныхсокровищ, окруживший себя телохранителями. Показательно, что обо всехбританцах крайне неодобрительно отзываются остальные: Свитчайлд считает46Литтлбидилетантом,Милфорд-СтоукссчитаетСвитчайлдаопаснымаферистом, самого Милфорда-Стоукса все поголовно считают безумцем.
Приэтом соблюдение внешних приличий вынуждает героев выплескивать своимысли в частных письмах или откровенных разговорах с глазу на глаз.В «Левиафане» представлен еще один типаж – «англичанка-чудачка»,наследница состояния Кларисса Стамп, в одночасье из приживалкипревратившаяся в богачку. В ее образе также присутствует мотив, которыйявляется ключевым для поиска разгадки «Левиафана» - сокрытие постыднойтайны, о которой человек первоначально боится сообщать своим товарищампо пароходу, но затем (как правило, с помощью проницательностиФандорина) эта тайна раскрывается. В случае Клариссы тайной является еевполне заурядная любовная история с обманувшим ее жиголо. Она скрываетсвое пребывание в Париже, чтобы не вспоминать об этой стыдной истории, ав итоге оказывается под подозрением.
Как и для других чудаков«Левиафана», для Клариссы характерно неумение поддержать разговор(например, диалог с Фандориным о прерафаэлитах) и чрезвычайноаффектированные эмоциональные реакции.Типаж «женщины-чудачки» получает воплощение и в рассказе«Чаепитие в Бристоле», героиня которого, мисс Палмер, при первом жепоявлении производит впечатление даже на Фандорина, «привыкшего канглийскимчудачествам»:«Дверьоткрыласухонькая,фарфороваястарушенция.
Услышав, что посетитель явился по объявлению в «Вестерндейли пресс», поправила очочки, поглядела на высокого брюнета бледноголубыми глазками и осторожно спросила:– Играете ли вы, сэр, на губной гармошке?Фандорин, уже привыкший к английским чудачествам, покачалголовой. Тогда пожилая леди задала второй вопрос:– Но вы, должно быть, участвовали в обороне Хартума?47Откашлявшись, чтобы подавить раздражение (все-таки дама), ЭрастПетрович сдержанно заметил:– Если вы сдаете комнату только защитникам Х-Хартума, играющим нагубной гармошке, следовало бы указать это в объявлении» [Нефритовыечетки, 109].Как и в «Левиафане», способом манифестации «чудачества» являетсядиалог – первые же реплики почтенной старушки вынуждают усомниться вее разумности, а впоследствии Эрасту Петровичу удается не толькоубедиться, что мисс Палмер вполне разумна, но и наладить с ней дружескиеотношения.
В данном случае противоположность внешности внутреннимкачествам обыграна по типу мисс Марпл у Агаты Кристи (что авторподчеркивает, пользуясь анаграммой Palmer – Marple): внешне зауряднаястарушкаоказываетсяпроницательнымдетективомичрезвычайноинтересной собеседницей.Неоднозначно изображены англичане в романе «Коронация, илипоследний из романов» - в системе персонажей романа представленонесколько героев-англичан, причем с их появлением в роман входит темагомосексуальности. «Коронация» написана в сказовой форме – этоединственное крупное произведение об Эрасте Фандорине, написанное не оттретьего лица, а от лица одного из персонажей – потомственного дворецкогоАфанасия Зюкина, смотрящего на все события романа не просто сквозьпризму русского менталитета, а с позиции потомственного слуги, верногообожателя монархии и ее представителей.В«Коронации»выведенгость,приглашенныйнацеремониювосшествия на престол Николая II, - лорд Бэнвилл, который прибывает сосвоим другом мистером Карром и дворецким Фрейби.
Лорд Бэнвилл имистер Карр являются гомосексуалистами, и в их изображении такжеактуально противопоставление явного и скрытого: «Пристрастия лордаБэнвилла прояснились еще в Ницце, так что Екатерина Иоанновна, особа48строгих правил, не пожелала с ним и знаться, но Георгий Александрович,будучи человеком широких взглядов (к тому же, заметим мимоходом,слишком хорошо знакомым с подобными господами по светскому кругуобщения) находил пристрастие лорда к женоподобным грумам и румянымлакеям забавным. «Прекрасный собеседник, отличный спортсмен и истинныйджентльмен» [Коронация, 18].Во взаимоотношениях лорда Бэнвилла с его приятелем такжепроявляется характерная для восприятия британского менталитета черта –внешне они сдержанны и благопристойны, внутри пары кипят нешуточныестрасти: мистер Карр рыдает от ревности на плече Эраста Фандорина,переживая из-за невнимания Бэнвилла: «Нет, по вашему лицу сразу видно,что вы благородный человек.
Зачем он меня так мучает? Я застрелю этогомерзкого британского вертихвоста и сам застрелюсь! Прямо у него наглазах!» [Коронация, 109]. Наличие в романе персонажей-гомосексуалистов вопределенныймоментдажеприводитЗюкинаксобственномурасследованию: с подачи еще одного героя-англичанина, Эндлунга, Зюкинверит в версию о гомосексуальности шайки доктора Линда (и отождественности Линда лорду Бэнвиллу), и отправляется на вечеринкуряженых гомосексуалистов, переодевшись женщиной.Образы британцев из «Коронации» в данном случае карикатурновысвечивают и преобразующую силу нации: Афанасий Зюкин, который всамом начале романа проявляет исключительную чопорность, внимание кмельчайшим традициям и чрезвычайно переживает из-за малейшихконфузов, ближе к концу оказывается переодетым в женщину, а после –раздетым донага и брошенным в пыточный застенок в тот самый день, когдадолжна происходить коронация.В «Коронации», как и в «Турецком гамбите» и «Левиафане»,присутствует противопоставление англичан французам: обе нации вокружении дома Георгиевичей воплощают различные девиации.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
