Диссертация (1154428), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Таким образом, творец издесь оказывается сакральным по своей природе – даже в большей степени,нежели на ранних этапах развития теокосмогонических представлений, что,как мы помним, предельно чётко демонстрируется в диалектике его трансцендентности и имманентности по отношению к творению, то есть создаваемому им универсуму. Эта же свойственная всякому классическому выражению мифологического дискурса диалектика категорий сакрального и профанного в природе творца свойственна даже амарнской теологии, несмотряна всю её физическую «наглядность» в вопросах трактовки демиургическогоаспекта Атона.Сакральная природа творца, будучи вписанной в проблемное поле традиционного мифологического мировосприятия, полностью «отсекает», такимобразом, самую возможность построения какой-либо модели возникновениямира, не основанной на утверждении его существования и единоличной ролив устроении и осуществлении этого процесса. Совершенно очевидно, что ниодна из сложившихся в древнеегипетской мысли теокосмогонических концепций не может хотя бы условно соотнесена, скажем, с натурфилософскимимоделями космогенеза Фалеса или Гераклита, но именно их онтологическийкомпонент, выраженный, в том числе, и в предикатах творца, несмотря навсю свою невыделенность из нормативов классического мифа, стал основойдля первого шага на пути формирования уже не собственно мифологическо-160го, но предфилософского мировосприятия – осмысления совершаемого демиургом процесса создания универсума, о фундаментальных характеристиках которого и пойдёт речь в следующем параграфе нашего исследования.4.2.
Творение: онтология и этика в структуре теокосмогонического процесса.Говоря в параграфе 1.1. первой главы настоящего исследования о базовойспецифике древнеегипетских концепций возникновения мира, дающей намвозможность в некоторой степени (и только лишь отчасти) обособить её поряду параметров от своих аналогов, сформировавшихся в рамках другихпредфилософских культур как Древнего Ближнего Востока, так и всегоДревнего мира в целом, мы уже упоминали в качестве одного из наиболееярких её проявлений теокосмогонический характер сюжетных линий в египетских космогонических текстах, то есть своего рода «неразделённость», а,говоря точнее – органичную соединённость в них сюжетов о возникновениимира (космогенез) и о возникновении богов (теогенез).
В параграфе 1.2. тойже главы мы продемонстрировали эту существенную особенность древнеегипетских концепций возникновения мира на примере хронологическинаиболее ранних образцов гелиопольской солярной теокосмогонии; подобного же рода органичное соединение весьма характерно и для других рассмотренных нами выше образцов египетской космогонической мысли, как то«перформативная» модель творения, излагаемая в «Памятнике мемфисскойтеологии», «антропоцентрическая» модель творения из эпилога «Поученияцарю Мерикаре», или же Каирский и Лейденский гимны Амуну-Ра эпохиНового царства.Впрочем, данная деталь, несмотря на свою очевидную важность с точки зрения определения специфики сюжетных линий египетских источников161космогонической проблематики (хотя, повторимся ещё раз, это ни в коейстепени не подразумевает утверждения нами факта отсутствия данной особенности во всех прочих предфилософских традициях древности), в большейстепени определяет природу этих текстов с точки зрения, прежде всего, ихположения в рамках не столько предфилософского дискурса, сколько религиозно-мифологического; факту этому не стоит удивляться, ибо значительное число данных текстов (хотя, как мы видели, далеко не все из них) формально и стилистически принадлежит именно к числу «классических» памятников мифотворчества.
Что же касается не мифологической, а собственнопредфилософской составляющей, определяющей специфику воззрений египтян на процесс творения мира, то к таковым, по нашему убеждению, необходимо отнести две их черты: во-первых, теснейшая связь всех без исключениядревнеегипетских космогоний с фундаментальной для всей египетской духовной культуры категорией «Маат» (миропорядок, справедливость, истина)- связь, которая неизменно проявлялась на всех исторических этапах существования древнеегипетской мысли; во-вторых – практически неизменноприсутствующее в ходе описания собственно процесса творения весьма ярковыраженное указание на смысловую связь этого процесса с проблемой времени, выражающаяся, помимо всего прочего, посредством весьма развитогои разнообразного лексического аппарата.Начнём с первой из указанных особенностей, а именно со связи древнеегипетских теокосмогонических концепций с категорией «Маат».
«Краеугольным камнем», лежащим в основании этой связи, является то, что Маат всвоём онтологическом аспекте (миропорядок) неизменно мыслится в египетской духовной культуре как главное следствие и важнейший результат процесса творения, начатого демиургом в изначальном прошлом. Мы уже касались этой важнейшей темы в параграфе 1.2. первой главы применительно кярчайшему образцу гелиопольской солярной теокосмогонии эпохи Древнего162царства – «Книге познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа»(папирус Бремнер-Ринд).
Кстати, столь чёткое обозначение исторического исакрального смысла космо- и теогенеза в его связи с онтологическим аспектом Маат (миропорядок) именно в тексте памятника солярной теологии (вданном случае древнейшей и авторитетнейшей из солярных теологическихконцепций Египта – гелиопольской) вовсе не является простым совпадениемили случайностью: в египетском пантеоне богиня Маат представала в качестве дочери Солнечного бога (чаще всего как «дочь Ра» (sAt Ra)), и уже в эпоху Древнего царства целый ряд источников неоднократно отмечает этот момент143. Более того, он продолжает фиксироваться и в дальнейшем, практически на всём протяжении истории древнеегипетской духовной культуры в целом и древнеегипетской мысли в частности – вплоть до Позднего периода144.Мы уже отмечали в своё время, что в гелиопольской теокосмогоническоймодели процесс творения во многом соотносился с эмпирическим фактомвосхода Солнца, его победы над силами ночной тьмы.
Здесь, несомненно,ещё доминирует, прежде всего, мифологическая составляющая (в том числе,именно в таком – исключительно мифологическом – контексте следует рассматривать также уже упоминавшийся нами ранее факт включения важнейшего источника гелиопольской теокосмогонии – «Книги познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа» - в корпус магических заклинаний,посвящённых борьбе Солнечного бога со своими врагами), но она, тем неменее, уже служит своего рода субстратом для несколько более спекулятив143Более подробно об этом см.
в: Жданов В.В. Эволюция категории «Маат» в древнеегипетской мысли. М.,2006. С. 37-40.144В частности, именнотакая, абсолютно «классическая» связь онтологического аспекта Маат(миропорядок) с процессом творения мира, а также генеалогическая близость богини Маат к Ра фиксируетсяв весьма обширном тексте космогонического содержания, начертанном в птолемеевскую эпоху(предположительно в царствование Птолемея VIII) в одном из храмов бога Хонсу в Карнаке (Фивы) исодержательно представляющем собой причудливую смесь гелиопольской, мемфисской и фиванскойтеокосмогонических моделей.
Более подробно об этом см. в.: Cruz-Uribe E. The Khonsu Cosmogony.//Journalof the American Research Center in Egypt. Vol. 31 (1994). P. 169-189.163ных по своему характеру умозрительных построений. Речь, прежде всего,идёт о взаимосвязи двух аспектов Маат – онтологического (миропорядок) иэтического (справедливость); применительно к модели творения, выстраиваемой в рамках гелиопольской солярной теологии, она означает первичныйхарактер онтологического аспекта этой категории по отношению к этическому: справедливость (в том числе – и прежде всего – социальная справедливость) является прямым порождением сакрального миропорядка, его частным случаем, проецирующимся на сферу человеческих отношений. Эту фундаментальную особенность всего египетского мировосприятия мы отмечаливыше в параграфе 1.2. первой главы применительно к гелиопольской солярной теологии Древнего царства, а в параграфе 2.2.
второй главы – по отношению к «антропоцентризму» космогонии и космологии «Поучения царюМерикаре» и заклинания 1130 «Текстов саркофагов». Она неоднократно привлекала к себе внимание исследователей древнеегипетской религии и мифологии в предыдущие годы и, в числе прочих своих аспектов, внимание этоиногда вполне естественно выливалось в попытки соотнесения этическогокомпонента Маат (справедливость) с фундаментальной для древнегреческойпредфилософской и раннефилософской традиции категорией «Дикэ» (истина,справедливость). Одним из первых попытку такого рода (и притом весьмапримечательную с точки зрения её результатов) предпринял в середине 80-хгодов XX века В.А. Тобин145.
По мнению исследователя, важнейшими деталями, объединяющими представления о Маат в древнеегипетской предфилософии и о Дикэ в предфилософии Древней Греции, являются две: это, вопервых, трактовка обеих категорий как обозначений сакрального космического (или мирового) порядка, важнейшим из частных воплощений, своегорода «вариаций» которого является этическая категория справедливости, и,во-вторых, персонификация каждой из этих категорий посредством соответ145Tobin V.A. Ma’at and Dike: Some Comparative Considerations of Egyptian and Greek Thought.// Journal of theAmerican Research Center in Egypt. Vol.
24 (1987). P. 113-121.164ствующей богини в традиционном пантеоне, дающая, в свою очередь, устойчивую укоренённость представлений о Маат и Дикэ не только в собственнопредфилософском, но также и в религиозном и мифологическом сознаниилюдей. Что же касается фундаментальных различий между этими двумя категориями древнеегипетской и древнегреческой предфилософской мысли, тоих, по мнению, В.А. Тобина, также две. Во-первых, считает исследователь,«функциональные» характеристики категории «Маат» очень тесно связаны всознании египтян с фигурой правителя, который выступает в первую очередьв качестве хранителя Маат на земле, гаранта её осуществления (в качествесоциальной справедливости, являющейся частным случаем сакрального миропорядка, установленного демиургом при творении мира). Эта особенность,по его мнению, совершенно не характерна для трактовки категории «Дикэ» вэллинской духовной культуре, где представления об этой категории практически никак не связаны с деятельностью и кругом обязанностей добродетельного правителя.