Диссертация (1154428), страница 28
Текст из файла (страница 28)
В самом деле, как мы уже видели на начальном этапенашего исторического обзора становления и развития древнеегипетских теокосмогоний, наиболее ранние из них – и, в первую очередь, относящиеся ктрадиции гелиопольской солярной теологии, - оформляются именно в видемифологических нарративов; самыми яркими примерами подобного рода,конечно же, является монолог Хепри из «Книги познания воссуществованийРа и ниспровержения Апопа» (папирус Бремнер-Ринд) и серия заклинаний«Текстов пирамид» (Pyr. 1587, 1652 и др.), содержащих фрагменты гелиопольской солярной теокосмогонической концепции.
Столь же несомненнымоказывается и тот факт, что в подобных мифологических повествованиях вкачестве главного действующего лица выступает, прежде всего, демиург –именно в силу данного обстоятельства фигура творца мира представляетсянам одним из важнейших элементов предфилософского мировосприятия врамках структуры древнеегипетских теокосмогоний.В случае с древнейшими, хронологически самыми ранними из известных нам образцов древнеегипетских теокосмогонических моделей, представленными исключительно текстами, и семантически, и формально относящи-149мися только к гелиопольской солярной теологии Древнего царства, лишьСолнечный бог и только он один выступает в этих концепциях в качестве демиурга. Мы уже касались отчасти этой темы в параграфе 1.2., говоря о специфике гелиопольской солярной теокосмогонии эпохи Древнего царства, однако теперь хотелось бы взглянуть на факт приписывания функций демиургав первую очередь именно Солнечному богу с несколько другой стороны – сточки зрения не только религиозно-ритуальной (как, скажем, в случае с ужеотмеченным нами ранее фактом текстуальной «вписанности» «Книги познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа» в корпус магических иритуальных заклинаний, посвящённых борьбе Солнечного бога со своимиврагами), но также и с позиций более детального анализа роли мифологии встановлении предфилософского дискурса.Отметим, прежде всего, что сам факт выбора именно солярного божества на роль демиурга в хронологически первых египетских теокосмогонических источниках в значительной степени был обусловлен факторами физического, точнее говоря – наглядно-эмпирического свойства; именно они вомногом являются определяющими на исторически наиболее ранних стадияхсуществования предфилософии, особенно в тех её формах, где доминирующей является именно мифологическая составляющая, и это утверждение, нанаш взгляд, применимо отнюдь не только по отношению к древнеегипетскоймысли, но и к любой другой предфилософской традиции древности.
Ранеемы уже отмечали, что в гелиопольской теокосмогонии процесс персонификации солярного демиурга был непосредственно связан со своеобразной (ичрезвычайно характерной для всей гелиопольской теологии) «триадностью»его воплощений в собственно религиозных и мифологических концепциях,где каждая «ипостась» соответствовала определённому этапу в ежедневномфизическом движении Солнца по небосводу: утреннее, восходящее Солнце(Хепри); высокое, полуденное Солнце (Ра); вечернее, заходящее Солнце150(Атум). Наиболее примечателен здесь следующий момент: в двух важнейшихиз рассмотренных нами источников гелиопольской солярной теокосмогонииэпохи Древнего царства – «Книге познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа» (папирус Бремнер-Ринд) и фрагментах «Текстов пирамид»теокосмогонического содержания – солярный демиург выступает преимущественно как Хепри (либо собственно под этим именем (папирус БремнерРинд), либо в рамках двойной «именной формулы» Атум-Хепрер (Pyr.
1587,1652)). Несомненно, что данный факт во многом говорит о том, что в мировосприятии египтянина процесс творения на наглядно-эмпирическом уровнезачастую соотносился с фактом ежедневного движения Солнца по небосводуи, в первую очередь, с моментом его восхода – той самой стадией этого процесса, которую именно образ Хепри в египетском солярном пантеоне как рази олицетворяет. Зарождаясь в рамках характерного мифологического мировосприятия (или, если использовать терминологию В.В. Емельянова, «мироощущения»140), предфилософская теокосмогония, тем не менее, даже на этомпервом этапе своего ещё не совсем самостоятельного (в плане своей ещё далеко не полной вычленнености из мощного духовно-культурного пласта религии и непосредственно включённой в её состав ритуалистической составляющей – что особенно актуально оказывается по отношению к фрагментам«Текстов пирамид» космогонического содержания, особенно если рассматривать структуру и содержание этого главнейшего памятника осирическойрелигии эпохи Древнего царства с позиций широко распространённой внастоящее время в египтологических религиоведческих исследованиях методологии Х.
Рёдера141) существования являет собой уже содержательно несколько отличную от собственно религиозного дискурса линию, которая через попытку ответа на вопрос о происхождении мира и его творце впервые140Емельянов В.В. Предфилософия Древнегодискурса.//Вопросы философии.
№9. 2009. С. 153-163141ВостокакакисточникновогофилософскогоRoeder H. Mit dem Auge sehen: Studien zur Semantik der Herrschaft in den Toten- und Kulttexten. Heidelberg,1996.151включает в структуру религиозной мысли онтологическую составляющую.Применительно к собственно характеристикам демиурга на данном этапеуказанная деталь также проявляется чрезвычайно отчётливо; это выражено,прежде всего, в этимологии самого его имени, которое, напомним, являетсяпричастной формой одного из наиболее онтологически «нагруженных» египетских глаголов – глагола xpr («воссуществовать»). Следовательно, факт«персонализации» солярного демиурга в хронологически первых образцахгелиопольской теокосмогонии именно в качестве Хепри имманентно содержит не просто «привязку» строящейся модели тео- и космогенеза к определённому члену традиционного египетского пантеона, но также и немаловажный момент восприятия этого процесса как становления бытия, его последующего развития; несомненно, что и рассматриваемая в рамках нашего исторического экскурса первой главы игра трёх однокоренных слов (#pri, xpr,xprw) в «Книге познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа»(папирус Бремнер-Ринд) наряду с сугубо формально-стилистическими функциями также выполняет эту немаловажную задачу.Эволюция гелиопольской теокосмогонической модели в конце Первогопереходного периода и начале Среднего царства («Тексты саркофагов»), какмы помним, привносит некоторые изменения в характер «персонализации»солярного демиурга: в значительном числе их заклинаний, посвящённых теме происхождения мира, в качестве творца выступает уже не Хепри, а Атум,воплощение вечернего (заходящего) Солнца.
Как мы уже показали ранее, несмотря на активно разрабатываемую в целом ряде заклинаний «Текстов саркофагов» идею изначального тождества (и, следовательно, своеобразного генетического единства) Атума, Шу и Тефнут, всё же концепция именно солярной природы демиурга остаётся здесь неизменной; свидетельством этомуможет служить ещё и «Гимн творцу» из эпилога «Поучения царю Мерикаре»,где, пусть и не в совсем явном виде, но всё же содержится целый ряд указа-152ний на то, что упоминаемый в данном тексте творце мира – это именно Солнечный бог.Существенным именно с точки зрения структуры мифологическогомировосприятия фактом является то, что в гелиопольской солярной теокосмогонии эпохи Древнего и Среднего царства, чётко и недвусмысленно фиксирующей демиургические функции именно Солнечного бога (Хепри илиАтума), одновременно с этим постоянно присутствует другая немаловажнаяидея – идея генетического единства солярного творца и его творений, то естьсоздаваемого им мира.
Это особенно чётко проявляется в теокосмогонии«Книги познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа» (папирусБремнер-Ринд) посредством систематического использования существительного xprw («воссуществования», формы развития») для обозначения продуктов созидательной деятельности Солнечного бога. Несомненно, что и неоднократное акцентирование внимания на «физиологических», «натуралистских» аспектах процесса творения в образцах гелиопольской теокосмогонииДревнего и Среднего царства также во многом служит индикатором подобного рода связи между творцом и его творениями. Как нам кажется, эта стольхарактерная именно для гелиопольской теокосмогонии – хронологически,напомним, наиболее ранней из всех египетских космогонических концепций– деталь призвана отразить два момента. Во-первых, утверждая материальноеединство демиурга и его творений, эта теокосмогоническая модель подчёркивает, таким образом, ту определяющую роль, которую в её рамках играетнаглядно-эмпирическая, опытная составляющая в интерпретации как образатворца, так и функциональных особенностей процесса творения – составляющая, опирающаяся, в первую очередь, не на спекулятивное мышление, нона чувственное восприятие окружающего мира посредством своего родаопытного мировосприятия или, если опять-таки использовать терминологиюВ.В.
Емельянова, «мироощущения». Совершенно очевидно, что именно чрез-153вычайная даже по египетским меркам древность этой теокосмогоническойконцепции, её архаичность и являются здесь главным фактором, обусловившим её столь ярко выраженный «мироощущенческий», нежели спекулятивно-ориентированный характер. Во-вторых, идея генетического единстватворца и творений в гелиопольской теокосмогонической модели, несомненно, призвана была выразить – пусть пока ещё в неясно изложенном, неоформленном посредством специфической терминологии виде – факт онтологического единства создаваемого универсума, что, в свою очередь, такжеуже несколько выходит за рамки собственно религиозного или мифологического мировосприятия, давая, таким образом, начало формированию специфики зарождающегося предфилософского дискурса.
С нашей точки зрения,именно космогонические тексты необходимо считать хронологически первыми памятниками человеческой мысли, в которых фигурирует в качествепусть и не совсем самостоятельной, но всё же уже отчасти самодостаточнойсодержательной составляющей онтологическая проблематика; не будучи ещёсемантически и лексически полностью отделённой от мифологической – основной – содержательной структуры этих памятников, она, тем не менее, ужеможет быть выделена посредством особого акцентирования внимания на«функциональных» особенностях как собственно персоны демиурга, так исамого процесса творения. Что касается конкретно древнеегипетских теокосмогонических памятников, то здесь ярчайшим и наиболее характерным образцом подобного частичного содержательного «вычленения» онтологической проблематики из лона религиозного и мифологического дискурса,несомненно, является именно монолог Хепри из «Книги познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа» (папирус Бремнер-Ринд).Переходя к вопросу о персонификации демиурга в «Памятнике мемфисской теологии», отметим, прежде всего, что, независимо от того, какойименно – «ранней» или «поздней» версии датировки создания этого текста154придерживаться, важность данного памятника в общей структуре становления и развития египетских теокосмогоний в той степени, в коей она представляется ранними исследователями этого текста, всё же значительно преувеличена – впрочем, об этом уже было сказано в соответствующей главенашего исторического обзора.