Диссертация (1154428), страница 29

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 29)

Вариант персонификации творца, присутствующий в мемфисской теокосмогонической модели, на первый взгляд, несколько выпадает из обозначенной нами выше «солярной» традиции этойперсонификации, заложенной в рамках дискурса гелиопольской теокосмогонии – в самом деле, с формальной точки зрения, здесь в качестве демиургавыступает сугубо локальное божество, «городской бог» Мемфиса Птах, сточки зрения своего положения в традиционном египетском пантеоне неслишком тесно связанный с солярными божествами. Однако подобноеутверждение оказывается актуальным лишь исключительно нарративномифологической точки зрения, тогда как сама модель творения, излагаемая вданном тексте, заставляет посмотреть на эту персонификацию с несколькоиной позиции – ведь «перформативная» теокосмогоническая модель «Памятника мемфисской теологии» строится всецело и прежде всего как осмысленная попытка ассимиляции и последующего теоретического (в первую очередь, в теологическом аспекте) превосхождения ею «классической» гелиопольской модели тео- и космогенеза – попытка, в рамках которой Птах позиционируется ни много, ни мало, как творец солярного демиурга (в данномконкретном случае – Атума), его «генетическое» начало.

Следовательно, издесь мы видим весьма явные следы солярной по своему характеру (но отнюдь не «гелиоморфной» - эта характеристика может подойти разве что кАтону в качестве главного экспонента теологического дискурса в эпохуАмарны, но никак не к образу Птаха как демиурга в «Памятнике мемфисскойтеологии» и даже – заметим – не к традиционным вариантам персонификации Солнечного бога в гелиопольской теокосмогонии, где они несут в себелибо антропоморфные, либо зооморфные черты, либо же их сочетание) пер-155сонификации демиурга в рамках отдельно взятого текста теокосмогонического содержания.В случае с фиванской теокосмогонией Амуна-Ра, сформировавшейсябез малого на тысячу лет позже первых образцов гелиопольской теокосмогонии Древнего царства, мы видим совершено иной вариант персонификациидемиурга, в ряде своих аспектов не выпадающий, однако, из «классических»рамок солярной религиозно-теологической традиции, столь влиятельной навсём протяжении истории древнеегипетской духовной культуры.

Это выражается, прежде всего, в самой специфике формирования образа Амуна-Ра вкачестве главного экспонента теологической мысли рубежа Второго переходного периода и начала Нового царства, объединяющего в себе наряду схарактерными, складывавшимися в течение предшествующих столетий особенностями теологической интерпретации и религиозного культа локальногофиванского «городского бога» (Амун), также и традиционные черты теологической концепции виднейшего представителя традиционного египетскогосолярного пантеона (Ра). Несомненно, что ту же самую цель во многом преследует и уже анализированный нами в соответствующей главе настоящейработы пассаж Лейденского гимна о «всеегипетской триаде», определяющийАмуна как «Ра на виду» (P.

Leiden I 350, 22, IV, Zandee). С другой же стороны ни в коем случае нельзя забывать, что сам процесс «теологического синтеза», и постулировавший, в конце концов, Амуна-Ра в качестве виднейшегоэкспонента египетской религии и теологии Нового царства, проходил всё же«под эгидой» Амуна, и именно он занимает ведущее положение в этом «тандеме». С точки зрения теокосмогонической проблематики наиболее яркиминдикатором этого первенства служит детально рассмотренная нами в соответствующей главе и активно разрабатываемая фиванской теологией Новогоцарства идея о кардинальном генетическом различии между творцом и продуктами его творения, то есть между Амуном как демиургом с одной сторо-156ны и физическим миром с другой – идея, которая, собственно говоря, и даётначало своеобразной диалектике имманентности и трансцендентности природы Амуна, столь ярко и образно изложенной в соответствующих пассажахЛейденского гимна (хотя теоретические предпосылки этой модели содержатся уже, как мы помним, и в ряде фрагментов Каирского гимна).

Следовательно, фиванская теология Амуна-Ра, несмотря на свой ярко выраженный «аддитивный» (по выражению Я. Ассмана), «собирательный» характер по отношению к традиционной, «классической» гелиопольской солярной теологииэпохи Древнего и Среднего царства, содержит в себе принципиально инойподход к интерпретации природы творца: столь характерная для всей гелиопольской теокосмогонии идея генетического единства творца и его творенийздесь переворачивается с точностью до наоборот, превращаясь в спекулятивную модель, основанную на принципиально ином характере природы Амунакак демиурга с одной стороны и продуктов его созидательной деятельности(то есть физического мира) – с другой.Эта важнейшая особенность объясняется, прежде всего, тем, что, в отличие от гелиопольской или же мемфисской теокосмогонических моделей,теокосмогоническая проблематика в гимнах фиванской теологии Амуна-Раформируется и излагается уже не в рамках мифологического, но по преимуществу теологического дискурса.

Если, например, в «Книге познания воссуществований Ра» (папирус Бремнер-Ринд) не вызывает ни малейших сомнений сам факт не только генетического (с точки зрения их единой сущности),но и хронологического (с точки зрения последующей истории их развития исуществования) единства Ра-Хепри со своими «воссуществаниями», то применительно к Амуну в Лейденском гимне подобная формулировка оказывается едва ли не кощунственной – настолько велика оказывается как пространственная, так и временная дистанция между творцом и его творениями.В этой связи уже гораздо более понятным кажется упоминавшийся нами в157параграфах 3.1.

и 3.3. факт практически полного отсутствия в обоих главныхисточниках фиванской теологии Амуна-Ра эпохи Нового царства – и в Каирском, и в Лейденском гимнах – каких-либо более или менее развёрнутыхописаний собственно процесса тео- и космогенеза. В самом деле, наличиеподобного рода пассажей делало бы саму модель теокосмогонии не теологической, а сугубо мифологической, с ярко выраженной нарративной, «наглядно-мироощущенческой» составляющей – так, как это и происходит, например, в древнейших образцах гелиопольской солярной теокосмогонии. Впрочем, к этой важнейшей в свете всего нашего исследования теме мы ещё обратимся особо – в параграфах 4.4., 4.5.

и 4.6. настоящей главы.Что же касается вопроса о персонификации и характеристиках творца вамарнской теологии, то здесь, безусловно, на первый план выходят уже отмечавшиеся нами ранее «гелиоморфные» характеристики демиурга, что,несомненно, также позволяет говорить об укоренённости амарнской религиии теологии (несмотря на весь её формальный и инструментальный (в планемеханизмов развёртывания и утверждения) радикализм) именно в русле традиционной, «классической» солярной религии и теологии, в первую очередь,гелиопольской теологической традиции. С другой стороны, сама спецификатеокосмогонической проблематики в текстах амарнского периода (в первуюочередь, уже анализированная нами ранее интерпретация творения не каксобственно процесса созидания, а как непрерывного поддержания жизниАтоном в существующем мире посредством солнечного света) в значительной степени позволяет говорить о преобладании опытного, точнее говоря –наглядно-эмпирического компонента в процессе персонификации демиурга вамарнскую эпоху.Итак, образ творца в дреевнеегипетских теокосмогониях, следовательно, первоначально формируется совершенно «классическим» для всех предфилософских традиций образом, а именно в рамках мифологического мыш-158ления и мировосприятия.

В этом плане даже отмеченная нами выше идея«генетического единства» творца и сотворённого им мира, столь характернаядля ранних образцов гелиопольской солярной теокосмогонии Ра-Хепри, равно как и онтологические характеристики самого солярного демиурга, неизменно вписываются в традиционный «функционал» мифологического нарратива с его традиционной объяснительной, или «обосновывающей» (по выражению Я. Ассмана142) функцией, где именно творец выступает в качествеглавной и единственной первопричины возникновения универсума.

Сакральность – несомненно, важнейший его предикат, и это в равной степени относится как к ранней теокосмогонии Ра-Хепри в папирусе Бремнер-Ринд, так ик сформировавшимся уже не в рамках мифологического нарратива, но теологического дискурса представлениям об Амуне в фиванской теокосмогонииНового царства. Ни одна из персонификаций демиурга, представленных врассмотренных нами выше теокосмогонических моделях, не наделена, да ине может быть наделённой какими бы то ни было предикатами философскойрациональности, свойственной хронологически более поздним образцампредфилософского и раннефилософского дискурса в цивилизациях Восточного Средиземноморья.

Более того, примечательно, что хронологически последняя и наиболее высокоспекулятивная, максимально вычлененная изклассического мифологического нарратива концепция – фиванская теокосмогония Амуна-Ра – ещё более усиливает в трактовке образа демиурга его сакральную составляющую. Эта деталь, о которой мы говорили в параграфе3.3. настоящей работы, посвящённому анализу теокосмогонических фрагментов Лейденского гимна, конечно же, в значительной степени может бытьобъяснена общим стремлением к «культурному консерватизму», характерному для фиванской теологической мысли эпохи Рамессидов, но при этом данный факт совершенно не отменяет того, что даже в этом случае мы имеем де142Ассман Я.

Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высокихкультурах древности. М., 2004. С. 83-88.159ло с трактовкой образа творца, хотя и не являющейся содержательно составной частью мифологического нарратива (в силу уже неоднократно отмеченного ранее факта намеренного отсутствия описаний процесса тео- и космогенеза), то, по крайней мере, в значительной степени базирующейся на его категориальном аппарате и персоналиях – будучи произведением теологической мысли, этот текст, как мы помним, содержит многочисленные отсылкик традиционным персоналиям египетского солярного (и не только) пантеонапри описании демиургических предикатов Амуна.

Характеристики

Список файлов диссертации