Диссертация (1154428), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Генеалогия бытия берёт здесь своёначало точно так же, как и генеалогия морали: ведь Маат наряду со своимпервым, хронологически наиболее ранним аспектом – онтологическим (миропорядок) практически сразу же предстаёт и во втором своём аспекте – этическом (справедливость). Вторая «ипостась» Солнечного бога – Ра – выступает в качестве наглядного олицетворения высокого, полуденного Солнца,своеобразного воплощения апогея созидательной деятельности солярногодемиурга в его нелёгкой борьбе против разрушительных сил хаоса и ночногомрака, победы Маат над Исефет; абсолютно логичной здесь кажется традиционная мифологическая «установка», позиционирующая богиню Маат вобщей системе египетского пантеона именно как «дочь Ра» (sAt Ra).
Впрочем,победа порядка над хаосом, справедливости над несправедливостью, истинынад ложью оказывается отнюдь не окончательной – ведь на смену полуден-174ному Солнцу приходит вечернее, заходящее Солнце (Атум), теснимое разрушительными силами ночной тьмы, и нелёгкий процесс «творения Маат»вынужден продолжаться снова и снова. Именно таким образом в древнеегипетской мысли и задаётся та самая непрерывность, точнее говоря, постоянная«незавершённость» процесса творения, столь характерная, в первую очередь,для гелиопольской солярной теокосмогонии, но вместе с тем вовсе не чуждаяи другим египетским теокосмогоническим моделям.
Кроме того, обозначенная нами тесная взаимосвязь древнеегипетских теокосмогоний с представлениями о Маат не только в её онтологическом (миропорядок), но и этическом(справедливость) аспекте является одной из важнейших черт именно древнеегипетской предфилософской традиции, так как здесь налицо факт включения в предфилософский дискурс вопросов морально-этической проблематикиуже на первых, самых ранних этапах его развития, что характерно отнюдь недля всех предфилософских традиций древности, где зачастую такое включение имело место на гораздо более поздних исторических стадиях развитиядискурса, порою соответствующих уже стадии перехода от предфилософскойтрадиции к становящейся философии161.Наконец, особо отметим здесь и то, что указанная взаимосвязь достаточно чётко трансформировалась в соответствии с эволюцией самой категории «Маат» в истории древнеегипетской мысли.
В этой связи необходимонапомнить, что из трёх базовых аспектов этой комплексной категории (онтологический (миропорядок), этический (справедливость), гносеологический(истина)) хронологически первым был, несомненно, онтологический аспект;161Так, например, по мнению Ч. Пенглейса, морально-этическая проблематика достаточно позднопроявляется как в шумеро-аккадской, так и в архаической греческой предфилософских традициях, чтопозволяет говорить о некоторых параллелях и возможных влияниях шумеро-аккадской теогонической икосмогонической литературы на становление и формирование ранних образцов греческой космогоническойтрадиции, и, в первую очередь, «Теогонии» Гесиода. Более подробно об этом см.
в: Penglase C. Greek Mythsand Mesopotamia. Parallels and Influence in the Homeric Hymns and Hesiod. London-New York, 1997. P. 152-165.175в свою очередь, наиболее ранним письменным источником, фиксирующимэтот момент, являются «Тексты пирамид» конца эпохи Древнего царства, ноименно здесь же одновременно мы, как известно, встречаем также и хронологически первые из известных нам фрагментов гелиопольской солярнойтеокосмогонии. Кратогонический же аспект теокосмогонии, в значительнойстепени обуславливающий вторичный характер этического компонента категории «Маат» (справедливость) к онтологическому (миропорядок), очень ярко проявляется в ещё одном важнейшем источнике гелиопольской солярнойтеокосмогонии – «Книге познания воссуществований Ра и ниспроверженияАпопа» (папирус Бремнер-Ринд), детально рассмотренном в параграфе 1.2.настоящей работы162.
Более того, эволюция гелиопольской солярной теокосмогонии в эпоху Среднего царства в рамках «Текстов саркофагов» снованеразрывно оказывается связанной и с эволюцией представлений о природе исущности Маат, наиболее ярким подтверждением чего может служить, естественно, заклинание №80, космогонические аспекты которого мы также рассмотрели ранее.
Эта же тенденция наблюдается – хотя и не настолько явственно, как в предшествующий период – и в эпоху Нового царства, так как ифиванская теология Амуна-Ра, и амарнская теология в равной степени уделяли значительное внимание категории «Маат», а последняя же и вовсе нетолько фактически ввела в оборот всей древнеегипетской мысли третий аспект данной категории – гносеологический (Маат как истина новой религиозной парадигмы, противопоставляемая прежним культам и, в первую очередь, фиванской теологии Амуна-Ра), но и стала началом кризиса традиционных представлений о Маат в египетском обществе, подготовив культурныйи политический фундамент для возникновения «этики личного благочестия»в эпоху Рамессидов.
Показательно, что хронологически последний важнейший источник фиванской теокосмогонии – Лейденский гимн Амуну-Ра – со162Более подробно об этом см. в: Жданов В.В. Эволюция категории «Маат» в древнеегипетской мысли. М.,2006. С. 40-53.176здаётся именно в XIII в. до н.э., то есть как раз тогда, когда в египетском массовом мировосприятии традиционные представления о Маат как справедливом миропорядке, главным гарантом сохранности которого на «земле живущих» является царь, окончательно и бесповоротно уступают своё место идеалам «личного благочестия» и экзистенциально-личностным характеристикам процесса общения человека и божества, выражением которых являютсямногочисленные фрагменты этого памятника. Наконец, отметим ещё одинпримечательный факт: все рассматриваемые нами в настоящей работе теокосмогонические концепции возникают и формируются в периоды, либохронологически более ранние, либо хронологически соответствующие этойэпохе, иначе говоря, XIII-XII вв.
до н.э., период окончательного кризиса традиционных представлений о Маат е египетском обществе и замены их нравственно-политическими идеалами этики «личного благочестия» одновременно оказывается и временем, после которого в древнеегипетской мысливплоть до финального этапа её существования в эпоху эллинизма уже не возникают фундаментально новые, принципиально отличные от упомянутыхвыше, теокосмогонические концепции. Конечно же, понятно, что хронологические рамки создания некоторых важных источников этих концепций значительно выходят за рамки указанного временного рубежа (список «Памятника мемфисской теологии» - VIII в.
до н.э., а папирус Бремнер-Ринд – и вовсе лишь IV в. до н.э., но совершенно очевидно, что созданы все эти текстыбыли в любом случае раньше указанных сроков, о чём мы неоднократноупоминали в соответствующих параграфах работы, посвящённых гелиопольской и мемфисской теокосмогониям соответственно; даже в случае с «поздним» вариантом датировки времени создания «Памятника мемфисской теологии» оказывается, что если и не весь текст, то отдельные его части могутбыть созданы именно в XIII в. до н.э., то есть фактически одновременно с созданием Лейденского гимна Амуну-Ра).
Религиозная «ломка» амарнского периода, поставившая крест на традиционном образе царя как главного гаранта177и хранителя Маат на «земле живущих», который при этом подчиняется моральным установкам и правовым нормам этого справедливого миропорядкакак и любой другой член общества, лишила всякой актуальности кратогонический аспект традиционных теокосмогоний, а, учитывая теснейшую связьпоследнего с осирическим мифом и осирической теологией, сознательноподвергнутыми сторонниками Амарны своеобразному «эпохэ», представления о Маат как справедливом миропорядке, установленном демиургом притворении универсума, за считанные десятилетия оказались полностью дезавуированными в массовом сознании и самых широких кругах народногоблагочестия. В рамках морально-политической «системы координат», заданной в рамессидской этике «личного благочестия», царь уже не выступает вкачестве хранителя Маат, обладающего абсолютным «генетическим единством» с демиургом: отныне он лишь может рассчитывать на благосклонность, или расположение (Hswt) со стороны последнего точно так же, как ивсякий другой человек на «земле живущих», лишившись выраженных преимуществ в этом вопросе, а сама категория «Маат» всё более активно начинает использоваться не в своём характерном для предшествующих двух тысячелетий комплексном мифологическом и теологическом «функционале» (впервую очередь, имеются в виду её онтологический и этический аспекты), нолишь как символ «золотого века», обозначение навсегда утраченного, а потому и недостижимого ныне идеала минувших времён (этот момент ещё вконце 60-х годов прошлого столетия был отмечен Э.
Отто163). В этой новойценностной структуре теокосмогонический миф утрачивает столь ярко присущую ему ранее кратогоническую составляющую и, следовательно, одновременно с традиционной, «доамарнской» трактовкой категории «Маат»также теряет свою культурную, политическую и нравственную актуальность.163Otto E. Das „Goldene Zeitalter“ in einem ägyptischen Text. // Religions en Egypte hellenistique et romaine, Colloque de Strasbourg, Bibliotheque des Centres d’Etudes Superieures specialisees.
Paris, 1969. P. 93-108.178Используя терминологию Я. Ассмана применительно к вводимому им понятию «мифомоторики»164, можно сказать, что в данном случае теокосмогонический миф полностью утрачивает свою обосновывающую функцию, всецело сосредотачиваясь лишь на контрапрезентной. «Выпадение» из структурытеокосмогонического мифа этической составляющей остановило и его последующую эволюцию – это в равной степени касается как «магистрального»его направления в лице гелиопольской солярной теокосмогонии, так иостальных теокосмогонических концепций.Рассмотрев первый из выделенных нами в начале этого параграфа двухбазовых предикатов, характеризующих интерпретацию процесса космогенезав древнеегипетской мысли – неразрывную связь этой интерпретации с категорией «Маат» в её онтологическом и этическом аспектах – перейдём теперьк анализу второго, а именно той чрезвычайно важной и вместе с тем весьмаспецифической роли, которую в египетской интерпретации процесса творения мира традиционно играют категории, так или иначе связанные с восприятием и рефлексией проблемы времени165.
Эту тему мы уже затрагивали отчасти в параграфе 1.2. первой главы, посвящённом «классическим» образцамгелиопольской солярной теокосмогонии Древнего царства в свете разделенияэтапов тео- и космогенеза как исторического процесса; теперь же пришла пора взглянуть на неё под несколько иным углом зрения. Ведь помимо своеобразного разделения истории на божественную (история поколений богов, выраженная в последовательных и взаимосвязанных этапах теогенеза) и человеческую (существование института царской власти, генеалогия которогонепосредственно восходит к теогенезу) всякая теокосмогония имманентносодержит в себе базовый принцип разделения времени как категории миро164Ассман Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высокихкультурах древности. М., 2004. С.