Диссертация (1154404), страница 42
Текст из файла (страница 42)
д.2) Анализ художественно-выразительных средств воздействия: «умел вестиречь выпукло и образно. Он не скупился на тропы и фигуры, антитезы,аналогии и параллелизмы, не чуждался изысканных выражений и вообщеизбегал сухого, отвлеченного стиля».Следовательно, риторический анализ мемуарных текстов об ораторахсостоит из двух этапов: 1) Анализ невербальных средств воздействия, 2) Анализвербальных средств воздействия.Наши наблюдения позволяют нам также сделать вывод о том, чтостуденческой аудитории нужна живая душа, живой ум, живая фантазияученого, помогающая осваивать предмет речи, а не традиционное, сухое,«ученое» изложение фактов: «Научный язык должен быть легким» (Д.С.Лихачев); «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает» (Никола Буало).Проанализируем теперь особенности ораторского таланта выдающегосяученого-оратора, известного русского историка, академика, профессораМосковского университета Василия Осиповича Ключевского (1841-1911).Обратимся к свидетельствам, воспоминаниям его современников, например,Е.Д.
Поленовой: «Сейчас возвратилась с лекции Ключевского. Какой этоталантливый человек! Он читает теперь о древнем Новгороде и прямопроизводит впечатление, будто это путешественник, который очень недавно221побывал в ХШ – ХIУ веке, приехал и под свежим впечатлением рассказываетвсе, что там делалось на его глазах, и как живут там люди, и чем интересуются,и чего добиваются, и какие они там» [Е.Д. Поленова. Цит.: Кохтев 1994: 24].(Выделено нами- Л.К.). Необходимо обратить внимание на тот факт, чтопрофессор не просто читает о древнем Новгороде, - он «рассказывает, какпутешественник».
Это, действительно, великий дар талантливых педагоговриторов. А. Белов также отмечает высокий артистизм и эмоциональностьакадемика: «В течение одной и той же лекции лицо и тон Ключевскогобеспрестанно менялись в зависимости от того, что он говорил» [А. Белов, цит.автор: 25].Следовательно,нааудиториюпроизводитбольшоевпечатлениеартистизм, гармония формы и содержания речевого (вербального иневербального) поведения личности оратора.А.Ф. Кони вспоминает: «На кафедру взошел Ключевский... В его манереговорить я почувствовал особое умение насторожить и обострить вниманиеслушателей. Простое, без всяких вычур слово его было так полновесно и с такимискусством соединяло в себе отвлеченные определения, широкие обобщения ижизненные образы, что слушающий очень скоро чувствовал себя во властилектора.
В сжатое и точное его изложение по временам и совершеннонеожиданно вправлялись афоризмы, в которых одновременно блистали яркаямысль и тонкое остроумие». (Выделено нами – Л.К.).Естественно, успех лекции определяется, прежде всего, ее содержанием.«Ключевский неустанно работал над текстом лекций, над их содержанием,образностью, стройностью. Структура лекции была ясна студенту. Лекциясостояла из сравнительно немногих отделов, логически тесно связанных междусобой, вытекающих один из другого. Обработка содержания лекций, ихсвежесть, новизна, отчетливость построения — первое и самое значительноетребование лекторского искусства.
«Главной привлекательностью Ключевского,- по выражению одного из учеников, - было его умение «необычайно просто222изложить самые трудные сюжеты, вроде, например, вопроса о возникновенииземских соборов, вопроса о происхождении крепостного права». А.Ф. Кониговорит о «неподражаемой ясности и краткости» Ключевского, о «чудесномрусском языке» Ключевского, «тайной которого он владел в совершенстве» [В.О.Ключевский, 1912; 145-163].
Словарь Ключевского был очень богат. В неммножество слов художественной речи, характерных народных оборотов, немалопословиц, поговорок, умело применяются живые характерные выражениястаринных документов. Есть афоризм самого Ключевского о необходимостипростоты: «Мудрено пишут только о том, чего не понимают».Сам же Ключевский всегда находил простые, понятные, свежие слова. Асвежее слово радостно укладывается в голове слушателя и остается жить впамяти.
Вот несколько примеров из лекций Ключевского. Описывая природуРоссии и русского человека в ней, лектор отмечал особенную любовь его к реке:«На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он любил свою реку, никакойдругой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов, — и былоза что. При переселениях река указывала ему путь, при поселении она — егонеизменная соседка: он жался к ней, на ее непоеном берегу ставил свое жилье,село или деревню. В продолжение значительной постной части года она икормила его.
Для торговца она — готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога,не грозила ни бурями, ни подводными камнями: только вовремя поворачивайруль при постоянных капризных извилинах реки да помни мели, перекаты»[Ключевский, 1956: 68-69].В данном тексте наблюдается интимизация, которая способна сделатьсобытием самые незначительные с объективной точки зрения фактычеловеческого быта и бытия. Так, например, река в данном тексте становитсяжизненно важным событием для русского человека: река для него – путь,соседка, кормилица, готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога.
(Заметим, чтовсе русские города строились именно на берегах рек).223В одной из лекций «Курса русской истории» Ключевского раскрываетсявопрос о влиянии природы на народное хозяйство великоросса и на егонациональный характер. В этом знаменитом тексте богато привлеченыраскрывающие тему русские поговорки, пословицы, приметы. Великороссия «сосвоими лесами, топями и болотами на каждом шагу представляла поселенцутысячи мелких опасностей...
Это приучало великоросса зорко следить заприродой, смотреть в оба, по его выражению... не соваться в воду, не поискавброду...».Помнениюсовременников,В.О.Ключевскийвладелдаром«художественного внушения». Слушатели отмечали особые риторическиеприемы Ключевского. Он умело оживлял и обострял внимание аудиторииконтрастностью переходов от одной интонации к другой.
Так, лирический тонрассказа о каком-либо событии неожиданно сменялся у него едким сарказмом,выход из напряжения создавался нотой внезапного комизма, и «шелест смеха»пробегал по аудитории. Серьезное обобщение вдруг сменялось яркимконкретным штрихом, неожиданной метафорой, шуткой. Иной раз старинныйтермин пояснялся нарочитым «уподоблением» современности: начальникачелобитного приказа XVI столетия вдруг назовет статс-секретарем у принятияпрошений на высочайшее имя.Цель — и слегка рассмешить, и дать почувствовать подтекстзначительной разницы, и сразу запомнить. Например, царь АлексейМихайлович был обрисован лектором как человек сложного «переходного»времени.
«Он уже почувствовал возникновение некоторых новых задач,вставших позже во весь рост в царствование Петра I, но в то же время еще сильноскован русской стариной, старым строем и прежними обычаями. Он как бы занесодну ногу, чтобы сделать новый шаг, да так и застыл в этом неудобномположении». И не было слушателя, который не запомнил бы этого образа исоответственно основной его идеи. Десятки раз расходившиеся с лекцийстуденты наглядно изображали в коридоре «промежуточное» положение царя224Алексея и, валясь с ног, под смех товарищей, обсуждали «переходные»особенности XVII века» [Нечкина, 1947: 26].Слушатели В.О.
Ключевского писали ему: «Завидев вас на кафедре, мыцеликом отдавались в вашу власть». Следует отметить, что каждая лекцияпрофессора была «праздником» для студентов. По свидетельству А.И. Яковлева,«…слушателиКлючевскогостремилисьзанятьместаваудиториизаблаговременно...» [Яковлев, 1946; 95]. И «тишина устанавливалась ваудитории немедленно, «жуткая», «многоговорящая» тишина, как пишет один изслушателей.
Ключевский говорил, изредка заглядывая в свои записки, «сосклоненным не то к рукописи, не то к аудитории корпусом», иногдаприподнимая руку «в уровень с открытым лбом», откидывая прядь волос. Одниговорят о «зажмуренных глазах», другие — об остром сверкании глаз. Очевидно,бывало и то и другое. «Его лицо приковывало к себе внимание необыкновеннойнервнойподвижностью,закоторойсразучувствоваласьутонченнаяпсихическая организация». Прядь волос всегда «характерно свешиваласьпоперек лба, прикрывая давний шрам на голове». Глаза, полускрытые застеклами очков, иногда «на краткий миг» «сверкали на аудиторию черным огнем,довершая своим одухотворенным блеском силу обаятельности этого лица»,вспоминает его ученик А.А.
Кизеветтер. (Выделено нами – Л.К.). «Сухую иизможденную» фигуру Ключевского «злые языки сравнивали с допетровскимподъячим, а добрые — с идеальным типом древнего летописца», — пишетдругой слушатель [В.О. Ключевский, 1912: 164, 185].Посвидетельствуочевидцев,Ключевскийвсегдачитал«тихо»:«негромкий, спокойный голос» (М.М. Богословский), «тихий голос», «слабыйголос» (А.Ф. Кони), «тихая речь» (А.А.
Кизеветтер), «слабый голос» (В.Уланов).И вместе с тем все говорят о «привлекательном», даже «необыкновеннопривлекательном» голосе, о «прозрачности звуковой стороны». При тихой речиона была слышна каждому в аудитории, набитой сотнями человек. «Отсюдаестественное предположение: у Ключевского, очевидно, был поставлен голос,225иначе он не мог бы достичь этого эффекта. Может быть, он обладал голосом,поставленным от природы. Но если вспомнить, что он пел и что в семинарии, вкоторой обучался, пение было обязательным предметом, можно предположить,что помощь природе пришла и оттуда.