Диссертация (1149116), страница 11
Текст из файла (страница 11)
Гаспарова // Диоген ЛаэртскийО жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: АСТ: Астрель, 2011. С. 289.16849Мрачная готовность без страха и надежды в каждый момент жизни принятьлюбой удар судьбы свидетельствует о том, что все-таки, стоическое учениесоздается в мире, подчиненном непредсказуемой и спонтанной судьбеслучайности.
Власть случая проникает в мироощущение стоика в той же степени,в какой она владеет сознанием любого античного человека этой эпохи. Но стоикот нее с успехом защищается, предвосхищением приготовляя себя к любойкатастрофе. Недоверие к миру, принесенное эллинистическим временем, снеобходимостью порождает оборонительный характер практической философии:«если обстоятельства не во власти человека, остается один выход – объявитьсвободу от обстоятельств»169.
Подобно тому, как эпикуреец спасается отбессмысленности внешнего мира в своем приватном Саду, так и стоикбесстрастным отношением к вещам утверждает их ирреальность, и тем самым ихбессилие перед холодным светом разума. На место случайности стоик ставитнеобходимую цепь мировых причин, рок, тождественный разумному принципубытия космоса. Преодоление господства иррациональной судьбы оказываетсявозможным через отождествление с ней собственной индивидуальной воли, черезфилософское согласие с космическим логосом.Необходимо «полюбить свойрок», стать самому своим собственным роком и одновременно судьбой мира. Неделая различий, желать происходящего таким, каким оно происходит170,отождествляя свою способность желания и суждения с волей и разумомбожественного логоса. Сверхзадача стоического учения в том, чтобы, по словамЭпиктета, «стать богом из человека» (θεὸν ἐξ ἀνθρώπου)171, растворив безостатка свое уязвимое, ограниченное, смертное индивидуальное бытие вбесконечно превосходящей его мировой целостности.Таким образом, стоическая философия имеет в себе две стороны:непосредственная сторона стоической доктрины и сторона породивших еекультурно-исторических реалий.
Конечно, такая двойственность свойственналюбой философской системе, если учитывать ее исходную и неминуемуюСтоляров А. А. Стоя и стоицизм / под ред. В. В. Соколова. – М.: АО Ками Груп, 1995. С. 14.См.: Адо П. Что такое античная философия? С. 148.171Epictetus. Dissertationes ab Arriano digestae II, 19, 27.16917050фундированность культурным контекстом.
Однако в отношении стоическогоучения различие между двумя указанными моментами особенно велико. Застоическойдекларациейтотальнойрациональностиуниверсумастоитпротиводействие ощущению его тотальной же иррациональности; учение остабильности стройно организованного мирового единства вызвано отчаяннымсопротивлением силам хаоса; в конце концов за благим промыслительнымдействием логоса скрывается стремление к утверждению себя перед реальностьюизменчивого случая. В сфере политических взглядов учение стоицизма проявляетподобную же «реакционность» утверждения «от противного»: полис утрачиваетсвоекультурноезначение,истоикобъявляетсебякосмополитом(κοσμοπολίτης), гражданином всекосмического государства богов и людей,основанного на едином законе разума.
И, наконец, убеждаясь в невозможностибылого «полисного» счастья, стоик заявляет, что оно ему и не нужно, посколькунет и не может быть иного счастья, кроме самой по себе добродетели.С одной стороны, позиция, выработанная эпикуреизмом по своей сути«честнее»: мудрец смотрит иррациональной действительности «в лицо» и смеетсянад ней, обретая независимость в своем «атомарном» безмятежном счастье. Ностоицизм предлагает нечто большее: освобождение от мира, оставаясь, тем неменее, в мире, возможность действовать, не теряя при этом всей серьезностидействования. Как отмечает Э.
Целлер, «в силу своей разумности человек сознаетсебя частью мирового целого и тем самым – свою обязанность действовать дляэтого целого»172. По всей видимости именно благодаря этим содержащимся в немвозможностям учение Стои получило столь широкое распространение и на тристалет стало самой популярной практической философией Древнего Рима с егокультомгражданскихдобродетелейигосударственности,развитымправосознанием, практицизмом и рассудочностью173.Нельзя, однако, с полным основанием утверждать, что эпикуреизм при этомбезвозвратно и окончательно «канул в прошлое» и исчез из культурного172173Целлер Э. Очерк истории греческой философии.
– СПб: Алетейя, 1996. С. 191.См.: Столяров А. А. Стоя и стоицизм. С. 249.51горизонта римской античности. В действительности учения Сада и Стои стольполно выразили новое мировоззрение и миропонимание, что очень частопросвещенные эллинистические греки и частично – римляне являлись стоикамиили эпикурейцами, порой даже не отдавая себе в этом ясный отчет или непридерживаясь твердо той или иной стороны. Пример тому – древнеримский поэтГораций, о котором М. Л.
Гаспаров (отмечая силу влияния школ эпикуреизма истоицизма во время его жизни) пишет: «он был ни с теми, ни с другими, или,вернее и с теми и с другими». И далее: «и у стоиков и у эпикурейцев он подмечаети берет только то, что ему ближе всего: культ душевного покоя, равновесия,независимости. В этом выводе обе школы сходятся, и поэтому Гораций свободночерпает свои рассуждения и доводы из арсеналов обеих; если же в каких-тодругих, пусть даже очень важных, вопросах они расходятся, то что ему за дело?Если его упрекнут в эклектизме, он ответит словами послания I, 1: Я никому недавал присяги на верность ученью…»174. В качестве примера выражения в поэзииГорация эпикурейского принципа «незаметной жизни» приведем отрывок из Одык Лицинию: «Выбрав золотой середины меру, мудрый избежит обветшалойкровли, избежит дворцов, что рождают в людях черную зависть.
Ветер гнетсильней вековые сосны, падать тяжелей высочайшим башням, молнии ударпоражает чаще горные выси»175. Счастье для Горация выступает прямымследствием мудрости, способности не впадать в крайности, соблюдая принцип«aurea mediocritas». Вполне в эпикурейском духе оно состоит в довольстве малым,безмятежном и умеренном наслаждении благами жизни, обеспечивающимсянезависимостью и господством над страстями.
Всякая страсть влечет за собойнеумеренность, а значит – риск подвергнуться удару судьбы.У другого поэта-эпикурейца августовской эпохи – Вергилия – мы находимследующие строки: «Счастливы те, кто вещей познать сумели основы, те, ктоГаспаров М. Л. Поэзия Горация // Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. – М.: Худ.лит., 1970. С. 26.175Гораций.
Оды. II, 10 / пер. с лат. З. Морозкиной // Гораций. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. – М.:Худ. лит., 1970. С. 105.17452всяческий страх и Рок, непреклонный к моленьям, смело повергли к ногам…» 176.При всем известном влиянии на творчество Вергилия эпикурейской поэмыЛукреция «О природе вещей»177, приведенный отрывок в большей степениассоциируется с учением стоицизма. Действительно, в самом по себе живоминдивиде эллинистического и раннего периода римской античности, в егоцелостной душевной жизни, эпикурейские и стоические мотивы могут сливатьсядо неразличимости и переходить друг в друга, образуя единый «стиль»мирочувствования.
Особенности доктрины каждой из школ синтезируются ведином представлении о счастье в его «негативном» аспекте: сделаться αὐτάρκηςнесмотря ни на что и вопреки всему через отрешение от мира, который в себебольше не содержит иных перспектив. Осуществление этого императивавозможно только через напряжение жесточайшей аскезы, принципы которойвырабатывались в рамках практической философии, чем и объясняетсяисключительная популярность и востребованность философии в эллинистическоевремя.
Скажем, в мифопоэтической традиции классического периода невозможнос такой же явственностью различить следы влияния философских концепций.Напротив, она «вырастает» напрямую из мифа, из представления о судьбе как о«прихоти богов». В произведениях римских поэтов «центр тяжести» благойсудьбы существенно смещается в поле индивидуальной ответственности, счастьестановится следствием добродетели мудрости (в эпикурейской или стоической еетранскрипции).
Безусловно, это связано с проникновением и распространениемфилософии как определенного «образа жизни» в самых широких кругахэллинистическо-римскогообщества,чтовсвоюочередьотсылаеткопределенному характеру культурной контекстуальности этой эпохи.Вергилий. Георгики, II, 490-492 / пер. с лат. С. Шервинского // Вергилий. Буколики. Георгики.Энеида.
– М.: Худож. лит., 1979. С. 102.177См.: Гаспаров М. Л. Вергилий – поэт будущего // Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. – М.:Худож. лит., 1979. С. 21.17653§ 4. Позднеантичное представление о счастье: кризис космоцентризма,религиозность в философии, дуализм духа и материи, мистицизмЭллинистическая эпоха внесла свои коррективы в античное представление осчастье, разорвав его связь с полисной жизнью, но сохранив при этом егосмысловое ядро, удерживаемое понятием автаркии. Если в период античнойклассики счастье и самодовление обреталось в полноте созерцания абсолютногобытия и совершенства космоса, то в эллинистический период созерцаниеутрачивает самостоятельную значимость и на передний план выступаетпрактическаяфилософия,выдвигающаяимперативсамоограниченияи«аскетического минимума».
Подобная трансформация связана прежде всего сизменением общего «климата» античного мира: полисная система общественнойжизни в своих основаниях была подорвана и «видимый космос» перестал вселятьв античное сознание уверенность в своем родстве с высшим эйдетическимпорядком. Гармония космоса покидает область внешнего мира и перемещается впределы индивидуальной души, вынужденной занять по отношению ко всемувнешнему сущему «оборонительную» позицию. И если такое положение вещейимеет прямое отражение в учении Эпикура, проповедующем стратегию избеганиястраданий в стремлении к отъединенной безмятежности частной жизни, тостоическая философия, напротив, максимально усиливает тезис о благости ибожественности видимого космоса, с неколебимым упорством отстаиваяпоследние редуты античного мира.Последующее включение эллинистических государств в состав Римскойреспублики, а затем – империи повлекло новые изменения в античной культуре,на первый взгляд не столь катастрофические для сознания античного грека, какпредыдущие.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
