Диссертация (1149113), страница 12
Текст из файла (страница 12)
е. телодолжно прежде всего судить себя, высказываться о своих намерениях; вчетвертых, такое высказывание, или озвучивание, выноситься не «внешним»телом, непосредственно доступным взгляду в пространстве представления, но«внутренним телом» — телом речи или «душой», закрепляющейся за телом илегитимирующим его в качестве «естественного человека» — индивида; в-пятых65Там же, с. 108.66Там же, с. 115-116.67При это процесс введение души в имманентное осуществляется латентным образом, а интенциисинтезируемой души звучат так, будто бы они исходят непосредственно интимным образом, «от сердца».52само производстводуши иее сдвигв имманентноетелу измерениеосуществляется в риторическом дискурсе, начиная с ранних педагогическихпрактик и заканчивая повсеместным порядком социальной жизни.В своем труде, посвященном исследованию соотношения риторическогодискурса и тела, Линн Энтерлайн указывает на особое значение поэм Овидия дляриторики Ренессанса.
Так «Метаморфозы» представляют уникальное собраниесцен насилия над телом, которое осуществляется посредством столкновенияголоса и тела: деформация тел посредством голоса, или утрата голоса черездеформацию тела. Пронизывающий «Метаморфозы» смысл заключается в том,что наше понимание и опыт тела сформирован дискурсивными и риторическимиструктурами. В этой поэме метка или описание, знак или фигура (автор делаетакцент на фигуру речи — прим. К.О.) неоднократно вклиниваются между телом иего восприятием персонажа.68 Каноническим примером выступает здесь Актеон,между телом которого и опытом понимания его быстроменяющейся формы лежитстранный звук, который не могли бы издать ни человек, ни животное69 — опытнечеловеческого голоса упорядочивающего тело со скоростью не подлежащейрасшифровке, ускользающий от понимания опыт производства тела посредствомголоса, (а)дискурсивная форма развертки которого превосходит горизонтречевого осуществления.
Тем не менее, именно предпринимаемая попытка«поместить силу, наделяющую жизнью материальное тело, в язык»70 будетвыступать пределом персонализации в риторическом дискурсе Ренессанса. Непрошедшее маркировку, сопротивляющееся вокализации тело, по признаниюПетрарки, не обременено человеческим достоинством, являя собой «немоебезголосое существо». Неудивительно поэтому, что Петрарка рассматриваетфигуру Актеона как метафору изгнания или как метафору наказания голосом.Актеон68лишаетсяспособностиговоритьиспособностираспознаватьEnterline L. The Rhetoric of the Body from Ovid to Shakespeare. Cambridge: Cambridge University Press,2004. P.
6.69Ibid, p. 6.70Ibid, p. 206.53человеческий голос, он не отличает его от беспорядочного лая, гонящих егособак.71 Этот голос мстит Актеону, как и всем безумцам, ускользнувшим из подего диктата, он разрывает его плоть, звучит белым шумом в его ушах, в то времякак окружающим страдания несчастного представляются лишь биоритмами инойформы жизни, не имеющей ничего общего с человеческим существом.71Ibid, p. 175.54ГЛАВА 2. Инстанции соматической регуляции: синтез телесности, егобазовые режимы в эпоху Нового времени2. 1. Моделирование тела в дискурсах механики, косметики исоциального производстваС наступлением Нового времени — времени великих обещаний — проектоввосстановлениянаук,провозглашенияпервыхматематизацииметодовестествознания,позитивногомеханицизмаупорядочиванияисущего,медиальная конструкция тела претерпевает трансформацию.
Ренессансныепрактики освоения тела отчасти уходят в тень, отчасти формируют новые союзы,но остаются недавние страхи перед тотальной разметкой жеста, переддепривацией тела. В грандиозных архитектурных проектах Возрождения тело,будучи «подключенным» к внешним по отношению к нему пространствам,вызывало критический резонанс, в котором утверждалось его право насуществование в городе, в мире, в бытии.
Пространство вершило над телом суд,распределяя и упорядочивая тела в проекте Филарете, а Леонардо в своемстремлении поймать тело в ловушку света выстраивал вокруг него объективныемеханизмы овнешнения внутренних интенций. Но ни «тела порядка» Филарете,ни «хрустальные тела» Леонардо, продуцировавшиеся в пространстве света (наплощадях«идеальногогорода»),необладалиимманентнымаппаратомкритической сверки с легитимным диспозитивом действительности. Логикамедиальной (ре)конструкции тела в указанных практиках принадлежалаоппозиции внешнего и внутреннего.
В Новое время, с развитием науки, техники,55возникновением машин, она интроецируется72 — внешние детерминантыуступают место внутренним.73Стоящий у истоков Нового времени Рене Декарт, задаваясь вопросом: «чтотакое человеческий ум, что такое тело, как оно оформляется умом?»74 — косвенновыражает и страх новой разметки жизненного мира, в которой бытийнаяавтономия угрожает превратиться в автоматизм существования: «если только я неприму во внимание, что всегда говорю по привычке, будто вижу из окна людей,переходящих улицу […], а между тем я вижу всего лишь шляпы и плащи, вкоторые с таким же успехом могут быть облачены автоматы. Однако я выношусуждение, что вижу людей. Таким образом, то, что я считал воспринятым однимиглазами, я на самом деле постигаю исключительно благодаря способностисуждения, присущей моему уму».75 Декарт затрагивает важнейшую для Новоговремени форму знания о теле.
Каким образом тело узнается как свое собственное?Каким образом ум оформляет и приручает тело? Каким образом обезвреживаютсятела не прошедшие критическую сверку? И на чем основывается гарантия того,72Подобного рода попытка была предпринята и в практике риторического дискурса. В нем телореализовывалось на пересечении внешнего по отношению к нему дискурса и внутреннего резонанса, отклика«души».
В риторическом дискурсе как внутренние интенции тела («душа»), так и форма их представляющая (тело)синтезировались трансцендентно, а для закрепления произведенного порядка требовалось многократноеповторение акта высказывания: участие в общественной жизни, перманентное подкрепление статуса гражданина.Тело всецело было делом политики как искусства заботы и управления с сопутствующим ему коррелятом вмедицине73Поэтому у Р. Декарта нет «фобии» относительно «хрустального» тела Л. да Винчи: «теперь [мы] нежелаем иметь тело из столь же несокрушимого вещества, как алмаз».
— Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобыверно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1994. Т. 1. С.265. Но уже набирает силу новый страх — боязнь имманентного телу процесса автоматического регулирования.Декарт, лишь коротко говорит об автоматах «в плащах и шляпах», философский и мировоззренческий механицизмэпохи превратит это замечание в веру, согласно которой, машина может содержаться в теле, и тогда его действия,позы и жесты будут учреждаться механизмом регуляции. Более того, само тело может стать машиной —механизмом жестуального и мимического распределения с включенной в него (в своем повседневномвоспроизводстве) функцией поправки.74Декарт Р.
Правила для руководства ума // Декарт Р. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1. С. 113.75Декарт Р. Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и различиемежду человеческой душой и телом // Декарт Р. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1994.
Т. 2. С. 27.56что тела, включенные в социальный реестр, остаются телами людей, почему ихстрого упорядоченные движения и жесты, будучи включенными в повседневныемеханизмырегулирования,нельзяпризнатьавтоматическими,аихпроизводителей — автоматами, одетыми в плащи и шляпы?76 Проблема синтезатела становится проблемой, имманентной телу, а вопрос социальной разметкитрансформируется из практик определения возможных дефектов тела (в широкомсмысле — от кожных болезней до «дефективных», обремененных деструктивнымзапалом поступков) в совокупность мер по предупреждению порчи человеческойприроды — денатурации. В этом смысле, симптоматичным видится желаниеДекарта установить ряд различий между человеком и машиной.
«Если бы сделатьмашины, которые имели бы сходство с нашим телом и подражали бы нашимдействиям, насколько это мыслимо, то у нас все же было бы два верных средстваузнать, что это не настоящие люди. Во-первых, такая машина никогда не моглабы пользоваться словами или другими знаками, сочетая их так, как это делаем мы,чтобы сообщать другим свои мысли. Можно, конечно, представить себе, чтомашина сделана так, что произносит слова, и некоторые из них — даже в связи стелесным воздействием, вызывающим то или иное изменение в ее органах, как,например, если тронуть ее в каком-нибудь месте, и она спросит, что от нее хотят,тронуть в другом — закричит, что ей больно, и т.
п. Но никак нельзя себепредставить, что она расположит слова различным образом, чтобы ответить насказанное в ее присутствии, на что, однако, способны даже самые тупые люди.Во-вторых, хотя такая машина многое могла бы сделать так же хорошо и,возможно, лучше, чем мы в одном, но в другом она непременно оказалась бынесостоятельной, и обнаружилось бы, что она действует не сознательно, а лишьблагодаря расположению своих органов. Ибо в то время как разум —76Ведь «это не покажется странным тем, кто знает, сколько разных автоматов и самодвижущихсяинструментов может произвести человеческое искусство, пользуясь совсем немногими деталями, в сравнении свеликим множеством костей, мышц, нервов, артерий, вен и всех других частей, имеющихся в теле каждогоживотного; они будут рассматривать это тело как машину…».
— Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы вернонаправлять свой разум и отыскивать истину в науках. С. 282.57универсальное орудие, могущее служить при самых разных обстоятельствах, вэто же время органы машины нуждаются в особом расположении для каждогоотдельного действия. Отсюда немыслимо, чтобы в машине было столькоразличных расположений, чтобы она могла действовать во всех случаях жизнитак, как нас заставляет действовать наш разум. С помощью этих же двух средствможно узнать разницу между человеком и животным».77 Действительно, еслиразум человека с трудом подлежит моделированию, то «животное» тело человекаможно подвергнуть дрессировке и таким образом одомашнить,78 — в этом изаключается смысл оформления тела умом.В риторическом дискурсе Ренессанса голос легитимировал существованиечеловека в стихии общественной жизни.