Диссертация (1149113), страница 11
Текст из файла (страница 11)
«Подобно Гегелю, Лаканисходит из гипотезы, что древнейшей формой искусства и/или культа была архитектура. Но, в отличие от Гегеля,Лакан полагает, что в центре этой архитектуры — т.е. внутри пирамид или храмов — располагается не бог, апокойник». — Киттлер Ф. Оптические медиа. Берлинские лекции 1999 г. М.: Логос, Гнозис, 2009. С. 59.56Petrarca F. Invectives against a physician. P. 35.47гражданина, ни собрата, ни носителя человеческого достоинства, наличествуетлишь «немое, безголосое существо».
Кроме того, речь (одушевляющий телоголос) обладает еще и функцией верификации присутствия: по речи судят оговорящем, выискивая в переплетении слов черные дыры небытия — признакибезумия. «Оставаясь молчаливым, ты можешь остаться незамеченным, ведя речь— нет. Язык — это засов на дверях ума.
И хотя никто не стучит в эту дверь, ты,случаем, можешь отодвинуть засов и открыть всю тьму и скверность своей души[…] Сложно скрывать сумасшествие длительное время».57 В какой-то мере речь,голос, механизмы вокализации — древние практики, использовавшиеся длярегуляции и разметки режимов телесности в истории и прежде.
Так, всредневековье были выработаны сложные ритуалы посвящения и не менеесложная система соматических и фонетических реестров, в которых та или инаячасть тела отвечала на четко фиксированное ритуальное действие —озвучивание.58 Например, ритуал посвящения в студенты,59 в соответствии скоторым молодых людей одевали в уродливые костюмы из разноцветных тряпок,сгоняли палками на сцену и перед толпой любопытствующих наказывали ударамиивовых прутьев, затем сжимали шею длинными деревянными клещами до техпор, пока изо рта не выпадут заранее вставленные туда искусственные клыки,кормили червивым мясом, строгали костюмы рубанком, сверлили в них дыры, апосле раздевали и обмазывали тела посвящаемых дегтем и «различныминечистотами».
В заключение их подводили к декану философского факультета,57Ibid.58«Всякое внутреннее возбуждение изначально выражается в силу связи, которая может быть описана иистолкована чисто физиологически, в телесном движении — и дальнейший ход развития заключается лишь в том,что происходит все более четкая дифференциация этого отношения, когда определенные возбуждения сочетаютсяс определенными движениями со все более точной зависимостью. Правда, кажется, что поначалу эта формавыражения не выходит за пределы простого «отпечатка» внутреннего во внешнем.
[…] И все-таки уже этотрефлекс — первый симптом деятельности, знаменующей собой начало созидания новой формы конкретногосознания Я». — Кассирер Э. Язык // Кассирер Э. Философия символических форм: в 3 т. М.-СПб.:Университетская Книга, 2002. Т. 1. С. 111.5928-32).описание практики depositio описано подробнее в кн.: Герье В. Лейбниц и его век. СПб.: Наука, 2008. С.48клавшему им в рот соль и обливавшему их голову вином, что считалось древнимисимволами мудрости и очищения. Все это действие было тотальным образомвокализовано.Крикивоспитательнуюроль,ичемругательстваисполнялипредупреждающиездесьневежествонеменьшуюпобои.Путемметодической правки соматического материала (нанесение ударов) стремилисьдобиться строгого упорядочивания хаотичных выкриков: приведение крика(сигналов боли) и ругательств (животных реакций) в гармонию человеческойречи.
Таковой была доминантная задача процедуры, именовавшейся «deposition»(лат. «сложение»), — низложение животного состояния и рождение человека,претендующего на познание и «бытие в признанности». Тело в этой процедуреприручалось и дрессировалось, однако не производилось одним лишь голосом;крикиилиругательства,речьстарших,сопровождаемаяпобоями,нефункционировали в качестве без(у)словных заклинаний, речь не синтезировалатело и не регистрировала его посредством себя самой, она нуждалась вматериальном подкреплении (сила удара или скорость движения кисти,обмазывающей тело нечистотами). Начиная с XIV века в риторическом дискурсетело, напротив, воспроизводится в речи, иначе оно не является подлинно живымтелом, телом человека, а есть всего лишь тело «немого существа».
Вместе с этими голос в риторическом дискурсе более не продукт упорядоченного посредствомвнешнего воздействия тела, хруст и стоны которого перерастают в речь, ноупорядочивающая инстанция, лишенная в своей автономии материальныхкоррелятов. Телесность, утверждаемая риторическим дискурсом, как модус,выражающий тело в культурной схеме, — продукт речи, символическипроизводимый словом и в слове. Поэтому в риторическом дискурсе речь идет не отеле, обнаженном в своей непосредственности, а о легитимация чувственнотелесного бытия человека в общественно-коммуникационных практиках.
Можноконстатировать, что в риторическом дискурсе Ренессанса слово открывает истинутела60 в той же мере, в какой в аналитическом дискурсе Нового времени понятие60Тело, обремененное полом, можно рассматривать (по мнению, например, В.В. Розанова и Н.А. Бердяева)49открывает истину явления. Через медиум слова, животное тело вводится вкультуру, «безголосое существо» — в «бытие в признанности», безумие — встихию рационального существования.Согласно логике риторического дискурса, способность к слову, не простофизиологически отличает тело животного от тела человека, но и манифестируетвозможностьиспользованиясоматическогоресурсадлясимволическоговыражения. Когда, например, «Аристотель говорит, что у животных есть своегорода язык, но нет речи»,61 его рассуждение соотносится с теоретическойустановкой ренессансных риторических практик, имплицитно полагающей, что«звуковое выражение чувства, присутствующее уже в мире животных, становитсязвуком языка лишь благодаря тому, что используется в качестве символа».62 Если«дух» и «дуща» — родственны древним представлениям о дыхании идыхательным практикам, то риторическая речь представляет собой дыханиесамого логоса — «бытие в духе», как захваченность тела душой.
Отсюда следует,что бытие человеком — бытие, в условиях риторической коммуникации, гдеголос другого способен воздействовать на тело, превращать физиологические ианатомические тела в культурные тела, животные тела—в человеческие,неразумные — в разумные. Голос «воспитывает» тело как мать ребенка,оформляя и фиксируя в созданной форме телесность последнего. М.
М. Бахтинописывает этот процесс следующим образом: «впервые видеть себя ребеноккак тело в высшей степени аффектации. В таком случае прекрасное художественное описание тела, вокругкоторого сгущаются «клубы пола» (В. В. Розанов), дает Марсель Пруст в конце романа «В сторону Свана», когдаЖильберта — девочка, в которую влюблен рассказчик, произносит его имя.
В основном тексте мы говорим о томкак «слово открывает истину тела». В описании же М. Пруста имя как высшая смысловая явленность словаоткрывает истину пола как высшей аффективной явленности тела. «Я мог различить впечатление, будто я сам одномгновение побывал на устах Жильберты, голый, лишенный всех социальных качеств, принадлежавших, кромеменя, также и другим ее товарищам, или, когда она произносила мою фамилию, также и моим родным, качеств, откоторых губы ее… — как-будто очистили меня, которые они как бы совлекли с меня, вроде того, как мы снимаемкожуру с плода, желая съесть одну только его мякоть».
— Пруст М. В сторону Свана. М.: Советский писатель,1992. С. 443.61Бибихин В. В. Лес. СПб.: Наука, 2011. С. 139.62Кассирер Э. Язык. С.114.50начинает как бы глазами матери и говорить о себе начинает в ее эмоциональноволевых тонах, как бы ласкает себя своим первым самовысказыванием: так, онприменяет к себе и членам своего тела ласкательно-уменьшительные имена всоответствующем тоне: моя головка, ручка, ножка… здесь он определяет себя исвои состояния через мать, в ее любви к нему, как предмет ее милования, ласки,поцелуев; он как бы ценностно оформлен ее объятиями».63 Мама говорит:«Ручка!» и тем самым протяженность руки ребенка останавливается, ее длинафиксируется, а суффикс -к-, превращается в возвратный, оставляя в формеобъективной меты ребенку рефлексию о мере собственного тела.
В этом изаключается смысл «души», предписываемой риторическим дискурсом телу:построение плана и организация внутреннего тела (тела дискурса) в качествекритерия верификации его исполнения в форме внешнего тела. Рассматриваяразличие между внутренним и внешним телом М. М. Бахтин отмечает: «Мое тело— в основе своей внутреннее тело, тело другого — в основе внешнее тело.Внутреннее тело — мое тело, как момент моего самосознания, — представляет изсебя совокупность внутренних органических ощущений, потребностей и желаний,объединенных вокруг внутреннего центра; внешний же момент, как мы видим,фрагментарен и не достигает самостоятельности и полноты и, имея всегдавнутренний эквивалент, через его посредство принадлежит внутреннемуединству».64 Но что если, как в риторическом дискурсе, внутреннее телопредшествующее определением извне замещается телом речи — живымсуществом («всякая речь должна быть составлена, словно живое существо»),следящим за внешним телом и координирующим его? Тогда оно будто управляетэтим телом изнутри, фиксируя и регистрируя жесты и позы в качествеестественно данных.
«Моя наружность, т. е. все без исключения экспрессивныемоменты моего тела, переживается мною изнутри […] лишь в виде разрозненныхобрывков, фрагментов, болтающихся на струне внутреннего самоощущения,63Бахтин М. М. К философии поступка // Бахтин М. М. Собрание сочинений: в 7 т. М.: Языки славянскихкультур, 2003. Т. 1. С. 128.64Там же, с. 126.51попадает моя наружность в поле моих внешних чувств, и прежде всего зрения, ноданные этих внешних чувств не являются последней инстанцией, даже длярешения вопроса о том, мое ли это тело».65 Что касается другого, то он, напротив,простерт и исчерпан «во внешнем для меня мире, как момент его, сплошь со всехсторон пространственно ограниченный; причем в каждый данный момент яотчетливо переживаю все его границы».66 Сущность латентного синтезапроизводимого риторическим дискурсом заключается в том, чтобы сделатьграницу имманентной, ввести критерий идентификации с телом социума внутрьиндивидуального тела,67 которого, собственного говоря, не существует доорганизации порядка речи.
Только когда этот порядок становиться имманентным,только когда в риторическом дискурсе разрозненные элементы тел, размещенныхв поле представления, наделяются локальными центрами — «душами» — телаобрекаются на индивидуальность. Схематично принцип индивидуации тела вриторическом дискурсе можно представить следующим образом: во-первых телодолжно быть включено в пространство представления, иначе его просто незамечают, что равняется отсутствию гражданского статуса или несуществованию;во-вторых тело должно быть абсолютно прозрачным в своей динамике, жесты идвижения должны не просто угадываться или становиться очевиднымипосредством внешних объективных форм (например, архитектуры), но каждыйжест должен быть озвучен, что вводит тело в пространство суждения; в-третьихэто озвучивание должно производиться автореферентным образом, т.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
