Диссертация (1149113), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Поскольку образ тела полагается неопределенным,необходимо обеспечить ему «правильный», легитимный образ, совпадающий содной стороны с «природным здоровьем» человека как живого существа, а сдругой стороны с его «моральным естеством» как животного живущего всоциуме. Тело как медиа, превращается в «несамодостаточный фундамент» всехактов медиации, т.к. будучи условием для взаимодействия с чем бы то ни было,условием понимания и представления чего бы то ни было, оно само становится непредставимо вне образов предоставляемых ему искусством, политикой исоциальными программами эпохи.28 Архитектура, медицина, общественноморальные нормативы преобразуются в этом контексте в информационныеинстанции,законодательствующиевсферепроизводстваобразовтела,адекватных представлению о «естественных» траекториях желания и стилейчувственности, не искаженных ни моральным разложением, ни политическимупадком, ни социальной девиаций.
Именно здесь в коммуникационных практикахэпохи Возрождения, акцентирующих роль тела в общественной жизни и28Если, следуя Никласу Луману, мы усматриваем в медиа условие осуществления чего бы то ни было,способ актуализации явления, смысла, события, то придется констатитировать, что даже в указанный периодиндивидуальное тело — не «парадигма всякой возможной медиальности», но само определено медиациейскрепляющей единство социального тела.26артикулирующих способы его репрезентации в искусстве и политике берут истокпроцессы, приведшие к установлению зависимости понимания тела от моделей иобразов,предоставляемыхлегитимирующеймедиа.Ведьфункционированиетеломеханизмовстановитсяметафорой,социальнойнастройки,обеспечивающей «приведение сущего в порядок», например, в государственныйпорядок.
Например, представитель гражданского правосудия, гонфалоньерсправедливости,МаттеоПальмиерипрямосравниваетслаженнофункционирующее государство со «здоровым мощным и хорошо сложеннымтелом».29В то же время в художественном творчестве анатомия человеческого телаприобретает символическую размерность, отвечающую политико-социальнымвызовам.
Отныне отсутствие в изображаемом теле должной («здоровой»,«естественной») пропорции — явный признак метафизического врага, близкойопасности,излучаемойагентамидеструктивныхсил.Многочисленныехудожественные изображения XIV–XVI века не устают напоминать об угроземорального падения, сопровождающегося отчуждением от «естественногообраза» и, как следствие, социальным отчуждением: лик смерти, скрывающийсяза маской больной старости (эта маска и без того уже почти разрушена временем)с «Триумфа смерти» (1345 г.) Андреа Орканьи; ужас, внезапным откровением30«разрывающий» сюжетно-иконический ряд «Послов» (1533 г.) ГольбейнаМладшего; уродливый карлик, незаметно срезающий кошелек с «Мизантропа»(1568 г.) Брейгеля Старшего.
И, пожалуй, самое раннее и наилучшее проявлениеэтойтенденции—подобныйнеандертальцу,отмеченныйпризнакомгенетического вырождения Иуда с «Поцелуя Иуды» (1306 г.) Джотто,вытягивающий лицо в поцелуе в таком усилии, словно одновременно с этим в егочертах окончательно утрачивается человеческая природа.
Ту же «захваченность»описанием «естества» и должной пропорции мы находим в литературе. Лодовик29Owen Hughes D. Bodies, Disease and Society // Italy in the age of the Renaissance 1300–1550 / Ed. J. M.Najemy. Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 103.30В действительности, благодаря мастерскому использованию автором оптического ресурса анаморфозы.27Ариосто в «Неистовом Роланде» (1516 г.), утверждает единство анатомического иморального облика идеальной женщины: «Шея ее бела как снег, горло подобномолоку, прекрасная шея кругла, грудь широка и пышна. Подобно тому, какморские волны набегают и исчезают под легкой лаской ветерка, так волнуются еегруди.
Угадать то, что скрыто под светлым платьем, не сумел бы взор самогоАргуса. Но каждый поймет, что оно так же прекрасно, как то, что видно.Прекрасная рука кончается белой кистью, точно выточенной из слоновой кости,продолговатой и узкой, на которой не выступает вперед ни одна жилка, ни однакосточка, как бы она ее ни повернула.
Маленькая, круглая, изящная ножказавершает чудесную, полную величия фигуру. Сквозь густую ткань вуали сияет еепышная ангельская красота».31 А Джамбаттиста Порта в «Физиономии человека»(1586 г.) задает ряд критериев, отличающего символическую физиологиюмужчины: «мужчины от природы имеют крупный стан, широкие лица, немногозагнутые брови, большие глаза, четырехугольный подбородок, толстые жилистыешеи, крепкие плечи и ребра, широкую грудь, впалый живот, костистые ивыступающие бедра, жилистые крепкие ляжки и руки, твердые колени, крепкиеголени, выступающие икры, стройные ноги, крупные, хорошо сложенныежилистые кисти рук, крупные, далеко друг от друга отстоящие лопатки, большиесильные спины, место между спиной и талией равноугольным и мясистым,костистую и крепкую талию, медленную походку, сильный и грубый голос и т.
д.По своему характеру они великодушны, неустрашимы, справедливы, честны,простодушны и честолюбивы».32По мере того как тело становится транслятором моральных норм,политических требований и социально-медицинских программ, для негосооружается и особая архитектурная «сцена». В эпоху Возрождения изменяетсяне столько сам облик города, сколько его назначение и функции, что приводит квосприятию «старых» городов и сопутствующих им архитектурных проектов какпатологических образований на теле природы. Их обвиняют в том, что они31Цит. по: Фукс Э. Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса. М.: Республика, 1993. С. 122.32Там же, с.
119.28являются приютом разврата, болезни, смерти. Потому архитекторы, желающиепослужить жизни человека должны наделять свои творения той же естественнойздоровой соразмерностью, какую живопись и литература обнаруживает в теле.Ведь архитектура способна устанавливать и рушить моральный порядок, так жекак изображаемое живописцем и литератором «физическое здоровье» способноговорить о «природной нравственности».
Так в вышедших в 1550 году«Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих»Джорджо Вазари называет произведения Маркионне Аретинца (архитектора,спроектировавшего по заказу папы Иннокентия III башню деи Конти в Риме иприходскую церковь в Ареццо) «странной выдумкой» и обвиняет в «отсутствиидоброго порядка». Его описание ансамбля церкви в Ареццо выдержано в том жеключе: «изваяв на фасаде названной церкви три ряда колонн, расположенных другнад другом с большим разнообразием не только в форме капителей и баз, но и встволах колонн, ибо одни из них толстые, другие тонкие, иные же спарены по двеи по четыре… Он выполнил там также много разного вида животных, несущихтяжесть колонн на своих спинах, и все эти странные и необыкновенные выдумкидалеки не только от доброго порядка, установленного древними, но и от всякойправильной и разумной соразмерности».33Мечта о рождении нового города, подражающего великим городамдревности, не обликом, но «здоровой» и при этом разумной соразмерностью, неоставляет воображение гуманистов, по мысли которых город должен быть непросто средой обитания, но выразителем сущности человека.
Главнымавторитетом в этой сфере является Витрувий. Именно к его наследию обращенывзгляды Пизанно, да Майано, Альберти, Филарете и, конечно, Леонардо даВинчи. Согласно Витрувию, ни одно строение «без соразмерности и пропорциине может иметь правильной композиции, если в нем не будет такого же точного33Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. М.: Альфа-книга,2008. С.
82.29членения как у хорошо сложенного человека».34 Как отмечает Диана Оуэн:35процитированные выше строки Витрувия отражают не столько архитектурную,сколько социальную модель, а сама архитектура балансирует между техническими анатомическим знанием, между политикой и медициной, замещающих старуюсхему отношений микро- и макрокосма. Тело так же, как в «Герметическомкорпусе» или многочисленных алхимических трактатах, отражает универсум, нотолько как расшифрованный и представленный в концептуальной триаде —политика-медицина-архитектура.
Медицина справляется с индивидуальныминедугами; политика, как искусство управления, заботится о коллективном теле,борясь с его болезненными девиациями, а архитектура, как условие переходаполитики в медицину и обратно, предупреждает разлад физического и моральногоздоровья в индивидуальном теле в той же мере, в какой укрепляет единствосоциального тела.36 Она отвечает на импульсы, посылаемые как политикой, так имедициной, модифицируя физиологическое тело человека в тело адекватноеестеству как моральному здоровью, т.е. в культурное, политическое, гражданское34Витрувий. Десять книг об архитектуре.
М.: Архитектура-С, 2006. С. 61. Ср.: «Ведь природа сложилачеловеческое тело так, что лицо от подбородка до верхней линии лба и начала корней волос составляет десятуюдолю тела так же, как и вытянутая кисть от запястья до конца среднего пальца; голова от подбородка до темени —восьмую, и вместе с шеей, начиная с ее основания от верха груди до начала корней волос, — шестую, а отсередины груди до темени — четвертую. Что до длины самого лица, то расстояние от низа подбородка до низаноздрей составляет его треть, нос от низа ноздрей до раздела бровей — столько же, и лоб от этого раздела доначала корней волос — тоже треть. Ступня составляет шестую часть длины тела, локтевая часть руки — четверть,и грудь — тоже четверть. У остальных частей есть также своя соразмерность, которую тоже принимали в расчетзнаменитые древние живописцы и ваятели, и этим достигли великой и бесконечной славы».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
