Диссертация (1149043), страница 13
Текст из файла (страница 13)
Маритен дает этомутакой комментарий: «Мысли предписан один-единственный, самый жесткий типдостоверности – Закон; все, что не подходит под него, отметается, то естьполностью исключается все, что не является или не считается математическиочевидным, каким нечеловеческим получилось знание из-за того, что пожелалостать сверхчеловеческим! <…> Здесь начало и основание бесчеловечности наукинашего времени»83.
Бесчеловечность еще яснее проявляется в замене habitus, иликачеств, возвышающих человека науки, считавшихся необходимыми всейпредшествующей интеллектуальной традицией, на результат, гарантируемыйспособами действия и предписаниями. Это есть последствие фанатизма метода,фанатизма, который берет основу во времена Декарта и еще сегодня господствуетв научном мире, вплоть до позиций позитивистов и сциентистов, которые недопускают никаких «ограничений» для возможностей науки. Маритен уже впервой половине прошлого века утверждал: «В наши дни мы можем от душипорадоваться следствиям этой материализации науки – можем видеть, какпрогресс технической специализации и средств производительной деятельности(сам по себе замечательный) рождает, оказывается, поразительную умственнуюнемощь: огонь, закиданный зелеными ветками, не способен разгореться»84.Здесь Маритен снова подчеркивает умаление разума. Заметим сходствовоззрений Маритена и Ратцингера.
Немецкий богослов также считает, что всовременной культуре метод представляется единственным принципом, спомощью которого можно достичь целесообразного понимания всего сущего. Вэтом контексте критерием уверенности признается лишь то, что может бытьисчислено.Любаяинаяформауверенностипредставляетсянедостаточной. Это ведет к фатальным последствиям:бреннойиравнодушию поотношению к всеобъемлющей истине. «Одностороннее применение метода8384Там же. С. 104.Там же.
С. 105.59позитивизма, что типично для естественных наук, неизбежно несет с собойпервенство методологической корректности исследования и первенство поискаточности результата вопреки всякому содержанию <…> Уверенность в том, чтоявляется удостоверяющим и точным, “научно” доказуемым, приводит к тому, чтона задний план отодвигается вопрос об истине в целом. Он заменяется поискомчастичных и фрагментарных истин, пусть они и точны»85.Кроме того, само великое желание Декарта основать несомненную и явнуюнауку свидетельствует об этом обнищании: что в действительности означает егоутверждение, в котором истина по своей природе несомненна, если не то, что впонятие истины не включается присутствие человека? Создается впечатление, чтоДекарт, в своем объяснимом стремлении к уверенности, вознамерился исключитьлюбое человеческое проявление; любой человеческий фактор по отношению кистине не является необходимым, поскольку истина должна утверждаться безвозможности проявления свободы приятия, открытия себя, понимания, вхожденияв отношение с ней.
Это полностью противоречит католической концепциичеловека, состоящей в особых отношениях индивида с Богом и требующейсвободы со стороны человека, а не точного механизма взаимодействия. Особыеотношения с Богом требуют свободы, проявляющейся именно в принятиизадачи – стать самым собой. Суть творения является исторически-спасительной:человек создан, чтобы пребывать с Богом в союзе, подразумевающем свободу.
Безсвободы господствовал бы лишь детерминизм. Бог, напротив, желает, чтобычеловек был Его партнером, желает заключить союз с ним и утверждает, что этотсоюз принципиально важен для человеческого совершенства. Совпадение истиныи несомненности не ограничивается отказом от признания возможных знаний какчего-то неточного, но в «Размышлениях о первой философии» доходит дооткрытогоихотождествлениясложнымпознанием.Этосильнейшийэпистемологический инструмент и подлинное лицо современности: с этогомомента познание считается таковым, если оно «выхолощено», если человеческийфактор не играет никакой роли. Еще раз перед нами предстает парадоксальный85Bellandi A. Fede cristiana come “stare e comprendere” ...
P 110.60результат рационализма, являющийся также и своеобразным резюме данногопараграфа, устранение человека как фактора познания.1.4.3 Независимость от вещейИсходя именно из «Размышлений о первой философии» Маритен определяетглубинный характер ангелического познания. Третьей характеристикой «ямысли» Декарта является независимость от вещей.
С первого же взгляда, такаяпозиция оказывается диаметрально противоположной тому, что мы определилиосновополагающим для философии Аквината и подхода Маритена: реализму,являющемуся особым философским методом, основанным на утверждении, что«мысльпрогрессивноусваиваетинтеллигибельныеизмерениямира,находящегося перед ней»86. Маритен выделяет ключевой момент в декартовомпоиске прочных оснований для познания в метафизике, на котором держится всяфилософия французского ученого XVII века.
Если для уверенности в истинностимиравнеcogitoединственнойвозможностьюявляетсядоказательствосуществования Бога, это значит, что отношение между верой и разумом,присущее христианской Традиции, полностью разрушается, и не потому что, непризнается значимость веры и ее преимущество в открывшейся истине, но вкоторый раз умаляется разум, лишаясь своего отношения с чувственным миром.«Декарт прилагает к рассудочной достоверности и знанию классическиеформулировки традиционного учения, относящиеся к формальному мотиву веры:“Veritas prima revelans” – непреложность Бога (“первой Истины”) в Откровении<...> Если бы мы не имели от Творца, создавшего вещи и наш ум, гарантийдостоверности, на которые можем положиться, мы ни из какого надежногоисточника не знали бы ни того, что есть материальный мир, ни того, что вненашей мысли существуют вещи, соответствующие нашим идеям.
Ни даже того,что эти идеи дают нам верное уразумение и вечные истины, что они необманывают нас даже в том, что представляется наиболее очевидным. Этопоказывает, что рассудочное знание для Декарта есть как бы естественное86Gilson E. Il realismo. Metodo della filosofia. Roma: Leonardo da Vinci, 2008. P. 117.61откровение, что правило наших идей находится непосредственно в Боге, а не ввещах, как и правило идей, внутренне присущих ангелам»87.
В известном труде,описывающемегометафизику,Декартподвергаетиспытаниямзнание,приобретаемое именно через органы чувств, и в постоянно растущем разрушениинаших убеждений доходит до доказательства бытия Бога. Даже та единственнаяуверенность, обретенная человеком – cogito ergo sum, ни в коей мере не можетосветить окружающий мир. Cogito не дает человеку уверенности в том, что идеивнутри него самого представляют вещи такими, каковы они на самом деле, и даженеизвестно, действительно ли существует мир вещей вне идей.
«Я», такимобразом, знает, что существует, но ничего не знает о мире. Поэтому философу,чтобы убедиться в истинности мира, находящегося вне cogito, придетсядоказывать существование Бога, и того, что Он не обрек человеческий разум напостоянный обман. Это есть продолжающееся презрение к разуму, как он всегдапроявляется в человеческом опыте и в долгой христианской традиции, котораявсегда признавала за ним способность познавать мир и считала чувства началомтакого познания.Фома Аквинский, главный и наиболее авторитетный доктринный ориентир длякатолической мысли, указывал два пути достижения истины: ratio, посколькучеловек наделяется способностью познавать истину; fides, поскольку он делаетсяпричастным истинному знанию.
Оба пути справедливы, и следствия из них оченьважны. Для католической Традиции две эти дороги необходимы, поскольку однавосполняет другую и одна предполагает другую. Для Фомы свет, которыйпозволяет нам сделать понятной познаваемую реальность, был вложен в нас ссамого начала, и он совпадает с действующим разумом. Однако, будучисотворенным, он имеет ограниченную силу, которая позволяет нам достичь всехпринципов, познаваемых естественным путем, но не того, что превосходит нашиестественные возможности, как, например, истины веры. В этом случае нашемуразуму необходим дополнительный, божественный свет, каковым и является светверы. Но отрицать возможность человека познавать хотя бы некоторые понятные87Maritain J.
Tre Riformatori. Lutero - Cartesio - Rousseau. P. 107-108.62истины посредством собственного действующего разума – значит, в конечномсчете, отрицать саму ценность его сущности, то есть рациональности, такой,какой она была создана Богом.Более того, Фома считает, что любое человеческое познание берет начало отчувств, так как субстанции, состоящие из материи и имеющие форму, для насболее доступны и очевидны, чем бестелесные.
Речь здесь идет о немедленномпрямом познании, основе любого другого познания: материал, предоставленныйорганами чувств, будет впоследствии обработан внутренними чувствами, до техпор пока не будет достигнут образ или осязаемое подобие, соответствующеевнешней вещи.Познание мира, однако, не является для Фомы простым материальнымконтактом чувств со внешними объектами (Демокрит, Эпикур), но плодомабстрагирующегопроцесса.ДействительноПлатонприписываетСократуоткрытие некой познавательной абстракции, от которой берет начало всеобщаяконцепция, то есть истина; Аристотель же впоследствии открыл, чтодействующий разум составляет активное начало любого субъекта познания. Всвою очередь, Фома, кроме отстаивания своей позиции, развивает и углубляетабстрагирующеемышлениеСтагирита,посколькуотдаетсебеотчетвнеобходимости абстрагирования со стороны индивидуального разума дляпознания вещей.
Действительно, создания физического мира, будучи частьюматериальной природы, отличаются от умственных сил, которые принадлежат кдуховной природе; поэтому невозможно интуитивное познание, подразумеваемоекак немедленный контакт между разумом и вещами. Следовательно, разум какдуховное свойство лишен идей, которые не происходят из опыта; без опыта онtamquam tabula rasa in qua nihil scriptum est, – белая доска, на которой ничего нетиз того, что есть в нас и вокруг нас.
Поэтому в познавательном процессе самыйпервый и незаменимый момент – это момент восприятия. В связи с этим у Фомы,как и у Аристотеля, обнаруживается эмпиризм, который однако не мешаетвоспринимать опыт как наделенный и умственными знаниями. Нельзя говорить опознании, если оно происходит не через восприятие: что не означает, что63познавательный процесс отождествляется с восприятием, ограничивая познаниесферой частностей. Познание не может быть ограничено восприятием, но,согласно Фоме, оно находит в чувственном опыте основную предпосылку,которой пользуется разум для создания идей, которые составляют как раз ввысшем смысле универсальное знание, т.е.
само познание как таковое.Как пылко и остроумно пишет о Фоме Аквинском Честертон, «ученик святогоФомы не обязан ломать себе голову, смотреть под особым углом или закрыватьодин глаз, чтобы как-нибудь упростить яйцо. В дневном свете общего людямразума он верит, что яйцо – не курица, не сон и не практическое допущение, авещь, узаконенная властью чувств, которые от Бога. Даже те, кто постиг и оценилфилософские глубины томизма, удивляются, что святой Фома вообще неспрашивает, можем ли мы доказать реальность нашего восприятия реальности,хотя теперь это считают главным вопросом философии. Он признает сразу,изначальното,очемсовременныескептикитолько-тольконачинаютдогадываться.
Он знает, что, если человек не ответит на этот вопросутвердительно, он не ответит ни на один вопрос, и не задаст ни одного вопроса, ивообще не сможет думать»88. Некоторым образом, как считает Маритен, сам Кантзавершает картезианский путь относительно «прекрасной науки»: «…Есличувства дают нам только чистую кажимость, а не переносят нам ум то, что есть, –значит, тебе, гордячка, для перехода к бытию нужна сверхчувственная интуиция –та самая, которой наделены бестелесные духи, по образу коих тебя переделали.Но у тебя в поклаже такой интуиции нет.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
