Диссертация (1149034), страница 20
Текст из файла (страница 20)
М.:1998. С.199135 «qu’ elle signifie toujours autre chose que ce qu’elle dit et montre». Wajcman G. L'image et lavérité // eres.savoirs et clinique. 2003/2. P.57. 99 кроется в кастрации – образ представляет собой вуаль, которая скрывает не чтото, а нехватку чего-то »136.Что нам дает такая интерпретация образа ? На самом деле очень многое.Искусство остается искусством, сохраняя свои формальные границы и функции.Но нечто интересное происходит с самой его сердцевиной – с репрезентацией.Она больше не обладает позитивной сущностью, а сам процесс творчествастановится замкнут на самом себе: « ...(искусство) представляет отсутствие какистинуипозитивнуюонтологичнымстановитсяпричинунето,репрезентации »137.чтоскрываетсяДругимиисловами,выявляетсявсемирепрезентациями, но сам процесс репрезентации, показывающий отсутствие илинелепость своей первопричины: « … не существует истины за всеми этимизанавесами, единственная истина заключается в том, что существуют занавесы, ичто за ними нет ничего интересного »138.Эти выводы приводят к мысли, что в эстетическом поле возникаетальтернатива новоевропейсокому субъекту.
Мы склонны предположить, чтопроисходит это отнюдь не благодаря пресловутой нерационалистичностиискусства, и, как следствие, его способности вскрыть «истинную», «интимную»сущность человека, а скорее за счет того, что искусство представляет собойнекую форму не-единства, тем самым позволяя экспериментировать надспособами репрезентации и создавать иные формы идентификации субъекта.Но если искусство обладает привилегией иного опыта, возможного только вискуственных рамках, то может ли тогда теория чувственности быть представленане как теория коммуникации, а как площадка, задающая этому опыту рамки?Может ли искусство быть «другой сценой», а чувственность – формойсосуществования различных логик? 136 «le secret de l’image, c’est la castration – l’image vient comme un voile, non de quelque chose,mais du manque».
Ibid, p. 58.137 «...qui donne l’absence comme vérité et cause positives de la représentation».Ibidem, p. 63.138 «Ça, c’est de la connerie aussi religieuse : parce qu’il n’y a pas de vérité derrière les voiles, la seulevérité vraie, c’est qu’il y a des voiles, et que derrière les voiles il n’y a rien à voir». Ibidem, p. 66.
100 ГЛАВА 4. ПРЕОДОЛЕНИЕ КОНЦЕПТА HOMO AESTHETICUSПредставив образность не столько как девальвацию субъективности, сколькокак ее разрушение в форме индивидуальности, как способ усомниться всобственных основаниях субъекта, можно посмотреть на искусство не как наточку сборки субъективности, а как на точку ее внутреннего разлада.Обратившись к выводам второй главы, мы увидим, что сам по себе процессразлада в контексте современной организации субъективности не являетсянепременно негативным процессом. Другими словами, если идеал человекачувствующего обретал себя как индивидуальность в искусстве, что позволяло емуи в публичном поле сохранить свой незыблемый внутренний стержень, торазобщая субъекта, искусство разрушает не столько его самого, сколько его опоруна концепт индивидуальности.
Поэтому предпринятая здесь критика концептаHomo Aestheticus направлена, прежде всего, на критику индивидуальности, в товремя как, по нашему глубокому убеждению, сам по себе концепт чувственностиможет быть очень продуктивным в применении к организации новойсубъективности.4.1Аннулирование субъективности. Разлад как условиесвободыГлавными ценностями современного западного общества являются ценности«внутреннего» порядка, то есть ценность личности, как индивидуальности, еесвобода, и, как следствие, ценность частной собственности, как основаэкономической системы и общественного уклада. Утверждение этих ценностейбыло инициировано открытием сферы интимного и придания ему политическогозначения. Поэтому, можно сказать, что с секуляризацией субъективности начался 101 процесс приватизации политики, и, как следствие, – процесс формированиямассового общества.Эта глава посвящена доказательству того, что субъект чувственности неявляется противоположностью субъекта рациональности, как то полагалось впервой главе.
Решение социальных и идеологических проблем современности независит от еще большего обращения к внутреннему, интимному миру человека.Как раз наоборот, чем больший акцент делается на онтологическом статусесубъекта, тем более последний является идеологизированным. Тем не менее, всевышесказанное не означает, что чувственность, а вместе с ней и эстетика теряютактуальность. Для обоснования этого тезиса следует рассмотреть такой вариант,когдаможетсложитьсяиинойраскладсмыслов,приусловии,чтоиндивидуальность, а вместе с ней и идеал частного, внутреннего пространства, незанимает привилегированного, центрального места.Одним из первых авторов, поставивших во главу угла публичноепространство, и, более того, назвавших это пространство единственным, гдевозможно осуществление свободы, стала Хана Арендт.
В книге «Vita Activa» онаразделяет внутреннее и внешнее в зависимости от причастности этих сфер ксвободе. При этом именно частная, внутренняя сфера признается ею областьюнеобходимости и принуждения, в то время, как в публичном пространствечеловек, по ее мнению, только и может быть безусловно свободным: «Если мысейчас в слове «приватный» уже не слышим, что исходно оно означает состояниелишенности,томеждупрочимещеипотому,чтоновоевропейскийиндивидуализм принес с собой столь громадное обогащение частной сферы»139.Критика Х.Арендт частной сферы в некоторых аспектах тесно перекликаетсяс критикой феномена интереса у Канта.
По Канту, вся деятельность,мотивированная практическим интересом, не может считаться свободной, так какпредполагает зависимость от необходимости. По сути, повторяя этот тезис,Арендт, тем не менее, представляет проблему через соотношение частного ипубличного, то есть через соотношение свободы и общественной организации. По 139 Арендт X. Vita activa, или о деятельной жизни.
М.: 2002. C. 51. 102 Канту, свобода находится вне политики, как мораль – вне закона. Арендт жепоказывает, что сложившийся в Древней Греции способ бытия-вместе,названный полисом, представляет собой уникальный экзистенциальный опыт,определяющий способ быть человеком.Свобода здесь напрямую связывается с равенством, значение которого тожепересматривается.
Так, Арендт утверждает, что в частной сфере, например, всемье, объединенной одной целью и одним смыслом, равенства быть не может,так как здесь действует иерархия и четкое разделение обязанностей иполномочий. Парадоксальность вывода, сделанного Арендт, заключается в том,что равенство возможно только благодаря отсутствию единой основы для всехчленов сообщества, так как в этом случае равенство основывается не наединодушии, а на разнице во мнениях.
Этому главному критерию отвечаетпубличное пространство, ибо именно оно основано на взаимодействииразнообразных несовпадающих точек зрения. Получается, что публичная ичастная сферы противоположны друг другу, исходя из того, что частная сфера –это порядок и согласие, а публичная – это свобода и разнообразие. Тем не менее,одна сфера предполагает другую, и общество строится на наличии их обеих. Нопо мере секуляризации субъективности и выстраивания социальной сферы попринципу продолжения частного в публичном, грань между этими двумя сферамипостепенно стирается – так зарождается массовое общество. Публичная сферапринимает в нем на себя функции частной сферы, а частная – в свою очередь,перестает давать присущую ей опору чувством причастности к какой-то группе. Всвое время мыслители эпохи Просвещения обратили внимание только на однучасть этого противоречия, то есть на то, что частная сфера перестала даватьнадежные границы для субъекта.
В результате в качестве компенсации частнойсферы, появилась сфера интимного: «..для Руссо интимное подобно социальномупредстаетчем-тосубъективным,онихсчитаетформамичеловеческойэкзистенции... в этом бунте сердца против собственной социальной экзистенцииродился современный индивид с его неизменно переменчивыми настроениями инаклонностями,врадикальнойсубъективностиегочувственнойжизни, 103 заплутавшей в бесконечных внутренних конфликтных ситуациях, которые всекоренятся в двоякой неспособности чувствовать себя в социуме как дома и житьвне социума»140.Таким образом, массовое общество предстает как единая субъективность,смоделированная по типу частной сферы, где равенство и свобода четкоограничивались местом, занимаемым в структуре семьи, то есть по сути оноявляется тоталитарным обществом: «примечательное совпадение расцветаобщества с падением семьи ясно указывает на то, что общество своимвозникновением среди прочего обязано тому, что семью поглощали группы....Равенство между членами общества не имеет вследствие этого ровно ничегообщего с равенством равночестности, общением-с-себе-подобными, известнымнам от классической древности как условие политического; оно напоминаетскорее равенство всех членов одного семейства под деспотической властью главысемьи»141Следовательно,модельсконцентрированнойвиндивидуальностисубъективности, выдвинутая мыслителями эпохи Просвещения и являющаясяцентральной фигурой мировоззрения и по сей день, не может стать основой длясвободного общества.