Диссертация (1149009), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Следует разграничиватьсмерть как необходимость или биологически факт и смерть как онтологическуюсущность, увековечиваемую и возводящуюся в философский абсолют, например,в экзистенциализме Мартина Хайдеггера. Именно смерть как онтологическуюсущность,какглавенствующийэкзистенциалнашегобытияоспариваетутопическое сознание. «Без указания на вечную жизнь и возможностьосвобождения от смерти идея утопии не может быть задумана в принципе», –39 утверждал Теодор Адорно в дискуссии с Эрнстом Блохом43. Преодоление смертипонимается не как отрицание биологического факта смерти, а как освобождениеот экзистенциального страха тяжести смерти, в религиозной традициисвязанного с идеями первородного греха и неизбежностью воздаяния, в светскойже философии нашедшего свои корреляты в виде учений об изначальномнесовершенстве и порочности человеческой природы.
«Не смерть как таковая,но смерть прежде возникновения необходимости и желания умереть, смерть вагонииистраданиях,являетсяобвинительнымактомцивилизацииисвидетельством неискупимой вины человечества. Эта смерть вызывает боль присознании того, что она не была неизбежной, что могло бы быть и иначе»44,-конкретизирует обозначенное различие Герберт Маркузе в финале книги «Эрос ицивилизация», знаковой для утопической мысли современности. Собственно сэтого «могло бы быть и иначе» мы и вступаем на территорию утопии. Этограница, откуда начинается настоящее путешествие. Онтологическая проблема,веками тревожившая религиозную метафизику, для своего разрешения должнаперенестись и найти свое соответствие на социально-философском уровне.Совсем как в романе Андрея Платонова, где Саша Дванов должен «делать чтонибудьвЧевенгуре»,чтобыразгадатьтайнусмертиивоскрешения.Революционная активность на социальном уровне оказывается необходимойпредпосылкой на пути освобождения от смерти.
«В поисках той дороги, покоторой когда-то прошел отец в любопытстве смерти» для Дванованевозможно игнорировать указатели страны, отсутствие которой на карте мира,делает последнюю, как считал Оскар Уайльд, не заслуживающей даже одноговзгляда.Сущностная функция утопии – это критика Здесь-существующего. Безпредпринимаемогоутопиейвыходазаегопределы,невозможносамопредставление о каких-либо пределах, а тем более анализ реальности. Утопия 43 Ernst Bloch, The Utopian Function of Art and Literature Selected Essays, Cambridge,Massachusetts 1989 (in article “Something`s Missing: a Discussion between Ernst Bloch and TheodorW.
Adorno on the Contradictions of Utopian Longing”) p. 10 44 Маркузе Г. Эрос и цивилизация пер. с англ. А.А.Юдина М.2003, с.253-254 40 выявляет эти пределы, утверждает изменчивость и динамизм действительного,разбиваямифологиюсовременнойсоциальнойобыденности,мастерскиописанную Роланом Бартом45. Однако люди остаются пленниками Здесьсуществующего.Присущийкаждомуиндивидуутопическийимпульсблокируется в его сознании по той же модели, что и описанное в психоанализесопротивление возвращению вытесненного.Парадокс состоит в том, что это сопротивление лишь возрастает по мере тогокак в реальности создается все больше предпосылок для преодоления нужды иотказа от того, что Герберт Маркузе называл добавочной репрессией46.
Искушениевоспользоваться все возрастающей производительностью, пришедшей на сменутяжкому ручному труду вследствие продолжающейся научно-техническойреволюции и повсеместного внедрения автоматизации, с целью достижениясвободы и счастья становится все более и более рациональным. Однако вреальности этот соблазн наталкивается на все большие препятствия в самомсознании и мышлении человека, где прежняя двухмерная модель, базирующаясяна диалектике действительного и должного (трансцендентного), заменяетсяодномерной операционалистскоймоделью, поглощающей трансцендентные иоппозиционные Здесь-существующему элементы разума.
То, что приближаетутопию или ее «конец» в вульгарном понимании, одновременно создает условиядля блокирования утопического импульса в сознании человека, редуцируяспособность индивида к предвосхищению действительно нового, закрывая длянего возможность освобождения. Образно выражаясь: когда после долгой иутомительной дороги до Земли обетованной оставалось рукой подать, людинеожиданно ослепли и потеряли память: про завет с Богом уже никто не помнил,и Ханаан стал как бы и не нужен, благо пустыня без памяти и прежнего зрениявдруг оказалась весьма приятной и комфортной. 45 Барт Р.
Мифологии. - М. 2008, 351 c. Добавочная репрессия исходит не из нужды как факта борьбы за существование, а изиерархического распределения нужды, служащего воспроизведению отношений господства.4641 По мнению Теодора Адорно, в основе этого сопротивления импульсамутопического лежит подсознательная самоидентификация индивида со смертью47. Таким образом, как и утопической импульс, так и исток сопротивления емузаложены в психической структуре современного человека, в тех слоях психики,что находятся за пределами сознания индивида, но затем проявляющих себя и насознательном уровне – в виде соответствующих действий и тех или иныхсуждений.Утопическое сознание есть такой тип сознания, при котором признаетсявозможность того, что людям не придется больше умирать и испытывать страхперед смертью.
Эта возможность признается желанной и позитивной. Напротив, вслучаесамоидентификациисосмертьютакаявозможностьпризнаетсянемыслимой и предстает как сущий ужас. Этот ужас обусловлен тем, чтоидентификация со смертью имеет глубинную связь с идентификацией индивидовс социальным порядком, к которому они прикреплены и в котором находят то,что считают оправданием своего существования. То есть на процессы в психикечеловека влияет господствующая идеология, диктующая соответствующееотношение к жизни.
Объясняемый через идеологию порядок, как отмечаетГерберт Маркузе, «имеет глубоко родственную связь со смертью, ибо смерть –символ несвободы и поражения»48, и обнаруживает для инстинкта смертивозможность широкого социального употребления. «В репрессивной цивилизациисама смерть становится инструментом подавления. Нависает ли она какпостоянная угроза, прославляется ли как возвышенная жертва или принимаетсякак судьба, воспитание согласия на смерть с самого начала вносит в жизньэлемент капитуляции…»49.Маркузе, обращаясь к метапсихологии Фрейда, с ее учением о влечении кжизни (Эрос) и влечении к смерти (Танатос), выдвигает тезис о манипулировании 47Ernst Bloch, The Utopian Function of Art and Literature Selected Essays, Cambridge,Massachusetts 1989 (in article “Something`s Missing: a Discussion between Ernst Bloch and TheodorW.
Adorno on the Contradictions of Utopian Longing”) p.8 48Маркузе Г. Эрос и цивилизация пер. с англ. А.А.Юдина М.2003, с.25449Там же42 последним в современном обществе, осуществляемом в интересах господства исдерживания социальных перемен. Прославление смерти, наблюдаемое как вповседневности, так и в доминирующих типах религии с философией, постояннаяактуализация смерти в сознании человека, невозможность представить своюжизнь без нее служат интересам социального порядка, основывающегося наиерархии и добавочной репрессии. Либерализация нравов и морали во второйполовине XX века отнюдь не способствовала эротизации жизни человека,подлинному примирению природной чувственности и рациональности.
Придекларируемойвседозволенноститехнологическаядействительностьсовременного общества уменьшает энергию Эроса, осуществляя низведениеэротического опыта (по Фрейду Эрос - влечение всего организма) до опытасексуального (частного локализованного влечения) посредствоммеханизмарепрессивной десублимации50, описанного Маркузе в работе «Одномерныйчеловек».
Некомпенсируемый Эросом избыток влечения к смерти (Танатос)проявляется в виде интернализованной и экстернализованной деструктивности ипутем непрерывных манипуляций используется в интересах воспроизведениягосподства и социальной иерархии.Ввиду антиномии смерти о содержании утопии невозможно говорить впозитивных терминах, а только в негативных, через указания на то, чем утопия неявляется, «как это имело место быть в великих философских работах Гегеля иболее отчетливо у Маркса», - добавляет Теодор Адорно в уже упомянутойдискуссии с Эрнстом Блохом51. Познание утопического идеала оказываетсясходным с познанием божественного по методу апофатического богословия.Наглядные примеры современной светской апофатии мы находим в литературеXX века, встающей под знамена утопии или ведущих с утопией диалог.Показательно понимание коммунизма героями романа «Чевенгур» Андрея 50Из работ современных социологов по данной теме см.
МакНейр Б. Стриптиз-культура:секс, медиа и демократизация желания. – Екатеринбург. 2008, 445 с. 51 Ernst Bloch, The Utopian Function of Art and Literature Selected Essays, Cambridge,Massachusetts 1989 (in article “Something`s Missing: a Discussion between Ernst Bloch and TheodorW. Adorno on the Contradictions of Utopian Longing”) p. 10 43 Платонова: коммунизм – это где нет буржуазии, где нет угнетения иэксплуатации, где нет труда/работы как тяготы и где, в конце концов, вовсе ненужно умирать, так как разгадана тайна «вещества существования», решенапроблема пространственно-временных лимитов – в знак победы над временем ипространством даже возводится памятник в виде лежачей восьмерки. Известно,что в первые послереволюционные годы молодой журналист Андрей Платонов,путешествуя по деревням, встречал там местных жителей, утверждавших, чтореволюция победила смерть и последней больше не будет, а когда смерть все жеслучалась, то очень удивлявшихся и впадавших в сомнения относительнополноты революции.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
