Диссертация (1149009), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Умственные конструкции утопистов предстают в этомсвете некой завесой для соглашательства и парламентского оппортунизма впротивовес иррациональной, не требующей разъяснений, взрывной силесоциального мифа всеобщей стачки. Сегодня такая трактовка утопического неможет не вызывать недоумения, ввиду своей явной ограниченности. У того жеКарла Мангейма при описании первой исторической формы утопическогосознания, а именно народного хилиазма конца Средневековья, мы найдем многообщего с иррациональным социальным мифом Жоржа Сореля. Утопияоказывается значительно более многогранной, включая в себя в качестве одной изисторических форм, то, что крупнейший теоретик революционного синдикализмаей противопоставляет.Понимание утопии как интеллектуальной спекуляции встречается и уФридриха Энгельса в «Развитии социализма от утопии к науке».
Во многом 31Сорель Ж. Размышления о насилии. М.: Фаланстер. – 2013, с.50-5128 благодаря этой работе в социалистических кругах за утопией закрепилосьзначение абстрактной нежизнеспособной социальной конструкции. Однако в тоже время очевиден полемический и даже пропагандистский характер этойнебольшойпообъемуброшюры.Внейнетсерьезногоисследованияутопического, и, по сути, отсутствует разграничение утопии и идеологии.Разработанная теория утопического еще не появилась в XIX веке, да и вряд литогда могла появиться - в эпоху слепой приверженности позитивистскойпарадигме научного знания, отчасти характерной и для Фридриха Энгельса32.Ситуация серьезно изменилась в ХХ веке: творческое развитие марксистскоймысли индуцировало появление значительного числа концепций, открытореабилитирующих его утопическое измерение (например, работы Э.Блоха,Г.Маркузе, Р.
Баро и других) и провозглашающих «развитие социализма от наукик утопии». Даже из одного этого фактавидно, что отношения утопииимарксизма много сложнее, чем может показаться из написанной в пылу полемикиработы Энгельса.Научный социализм и теория социальных мифов Сореля определяли себяпосредством оппозиции к утопии. Либо через ее диалектическое преодоление, какэто было у основателей марксизма (Энгельс признает историческое значениепоисков Сен-Симона, Оуэна и Фурье, но для развития собственной теориииспользуеткачественноинуюметодологию),либокаксущностнуюпротивоположность, что наблюдаем у Сореля. Однако когда мы говорим об этойоппозиции, важно всегда помнить, что и Энгельс и Сорель имели ввидуисторическое понимание утопии – то, что существовало в XIX веке, когдацелостной концепции утопии и утопического сознания еще попросту не было, таккак они появились лишь в XX столетии в трудах К.Мангейма и Э.Блоха.Зато было множество литературно-теоретических построений – статичных инежизнеспособных,рождавшихсявумахотдельныхинтеллектуалов, 32В этой связи любопытно противопоставление югославской группой «Праксис», а также Ж.-П.Сартром времен «Критики диалектического разума» «диалектика» Маркса и «позитивиста»Энгельса29 предлагавших готовые рецепты совершенного мира.
Несмотря на свой чаще всегоабстрактный, оторванный от жизни характер, эти построения находилисторонников и были представлены не только на бумаге, но и в общественнополитической реальности.В силу этого – исходя из чисто практическихсоображений, ангажированные соответствующими социалистическими течениямиЭнгельс и Сорель не могли не находится с ними в полемике. Этим как раз иобъясняется зачастую откровенно пропагандистский тон их работ.Критикуемый основоположниками марксизма и Сорелем тип утопииотносится главным образом к социально-теоретическому или даже литературномунаправлению утопической мысли – необычайно популярному в XIX веке. Этиутопии создавались деятелями культуры – философами и писателями – ихавторская идентификация, как правило, не вызывает сомнений.
Хотя рядисследователей, говоря об истоках данного жанра, указывает на «Государство»Платона, его основателем все же принято считать Томаса Мора. То есть этиутопии – продукт Нового времени и в своем магистральном направлении вполнемогут быть названы теоретическим авангардом или вершиной культа Разума,определившего лицо данной эпохи. Однако только этим – в духе рационализмаНового времени - типом ограничить сферу утопического невозможно.1.3 Утопия Аркадии и утопия ГородаСуществуют различные варианты классификации утопии как литературногожанра. Значительный вклад в изучение данной проблемы внесли Г.Морсон,Н.Фрай, Х.Гюнтер и другие. Мы не ставим своей целью подробное рассмотрениевсего массива типологий утопии, предложенных литературоведением.
Утопияинтересует нас, прежде всего, как форма сознания – индивидуального иобщественного – особым образом связанная с историческими процессами. Ввиду30 этого,сосредоточимнашевниманиенаодномпринципиальноважномлитературоведческом различении, что имеет свой коррелят в исторических типахсознания больших социальных групп.
По отношению к природе и способам еепреобразования, а, следовательно, роли технологической рациональности и«искусственного»вутвержденииновогомира,можновыделитьдвеальтернативные формы утопического — утопии Города и утопии Сада33: НовогоИерусалима и Аркадии. Появившись во время господства религиозного типамировоззрения, эти формы утопического изначально не могли не называть себя наязыке религии. В христианской традиции им соответствуют представления овозвращении в Эдем или же приход Нового Иерусалима, предвосхищенный вОткровении Иоанна Богослова.Утопии Города свойственна установка на радикальное преобразованиеприроды на основе новых знаний (мистического откровения, алхимии илинаучных достижений), в предельной форме это стремление выражено в словахгероя романа И.С.Тургенева «Отцы и дети» Базарова: «Природа не храм, амастерская, и человек в ней — работник».
Суть Аркадии, наоборот, в достижениигармонии с природой и соотнесение общественной жизни с ее законами. Хотяключевые произведения русской литературы XIX века, отсылающие к проблемамутопии, например,«Что делать?»Н.Чернышевского (четвертый сон ВерыПавловны) демонстрируют переплетение черт Аркадии и урбанизма, в Новоевремя, с характерной для него верой в технику как средство достижения болеесвободного и справедливого мироустройства, обозначилось явное доминированиеутопии Города. В связи с этим ряд авторовутопического рамками сциентистскойограничиваетопределениерациональности Нового времени иутверждает в утопии примат «искусственной» урбанистической формы.
Однако,исходя из понимания утопии как интенции в сознании человека, воплощающейнадежду как отдельных индивидов, так и целых социальных общностей, а не 33В литературоведении это различение также описывалось какпасторальная иурбанистическая утопия (Александра Элдридж) или как регрессивная и прогрессивнаяутопии (Мицуоши Нумано)31 «холодного» рационалистического продукта действий ума интеллектуаловодиночек, такое сужение выглядит неоправданным. Как неоправданным выглядитвыделение Аркадии из всей сферы утопического, предложенное канадскимлитературоведом Нортропом Фраем34.Утопия Аркадии в конце Средневековья и в Новое время давала о себе знатьвкрестьянскихдвижениях,порожденныхпротиворечиямипереходаотфеодальных общественных отношений к капиталистическим.
Практически всегдаэтот переход, совпадавший с усилением процессов урбанизации и внедрениемновой техники, происходил крайне болезненно. В отличие от утопии Города,взявшей на вооружение язык рационалистической философии с атеистическимиили деистскими идеями, Аркадия продолжала отрицание несправедливого«Здесь» на языке религии, с ярко выраженной пантеистической установкой,противопоставляемой официальному церковному теизму.
Аркадия как средоточиечаянийкрестьянскихрелигиозности.Всемассболееформировалаявнымиполюсстановилисьнонконформистскойрасхожденияврамкахрелигиозного мировоззрения одной исторической эпохи. Отечественная историядает нам яркий пример такого конфликта при сравнении доктрин сросшейся сгосударством православной Церкви и учений русского религиозного сектантства(духовного христианства — христововеров или «хлыстов», духоборов, молокан),позволяющий выделить внутри религии два противоположных полюса —пантеистической крестьянской утопии и православия как составной частиидеологическойтриадыграфаУварова(«православие,самодержавие,народность»).В свою очередь пантеистический утопизм «духовных христиан» могодновременно выражать себя в двух различных формах религиозности:иррационально-мистической (христововеры или «хлысты») и рационалистической(духоборы и молокане).
Второй тип представлений находит свой философскийкоррелят не только в учении Л.Н.Толстого, но и в анархо-коммунистическомучении П.А.Кропоткина. Знаменитый князь-революционер со ссылками на 34Northrop Frye, Varieties of Literary Utopia// Utopias and Utopian Thought, London 1973, p.4132 солидную научную базу в противовес борьбе за существование называлвзаимопомощь в природе ключевым фактором эволюции. По его мнению, всевысшие проявления человечности, такие как солидарность и нравственность,имеют естественное происхождение и в прото-формах могут быть обнаружены вприроде. В учении Кропоткина явно присутствует аркадийно-утопическаясоставляющая, обосновываемая, в отличие от духоборов, сциентистски, ноапеллирующая к той же утопической интенции в человеческом сознании, пусть ина другом языке. Заложенный в анархо-коммунизме, призыв к натурализациичеловеческих отношений по типу аркадической идиллии («сделаем общество наоснове взаимопомощи таким же совершенным и справедливым, как самаприрода») неслучайно нашел значительный отклик в странах с большимкрестьянским населением, с развитыми общинными традициями и высокимзначением религиозности (зачастую нонконформистской), таких как Испания(Арагонская коммуна в эпоху Гражданской войны 1930-х годов), Италия илиУкраина (махновское движение) начала XX века.
Сходный тип чаяний заметентакже в утопиях вольных городов и гильдий европейского Средневековья, в концеXIX века реактуализированных Уильямом Моррисом. Их идеал значительноближе Аркадии, с ее чувством природного времени и ориентацией на природноеравновесие, чем урбанистическому царству машин Нового и Новейшего времени.По мере усвоения идеалов просветительского рационализма и увеличенияролитехникивжизничеловекавсамихэтихидеалахвсебольшеразочаровывались.