Диссертация (1149009), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Поэтому с учетомимеющихся результатов, по их мнению, можно сделать выводы о «тоталитарной»,«антигуманной» сути утопии - всегда начинающейся как мечта, но неизбежнооборачивающейся кошмаром. Своей современной задачей сторонники даннойточки зрения видят недопущение реанимации прошлых «тоталитарных» порядков,подспудно записывая в оные все проявления (или даже намерения к частичномуосуществлению)социальныхмоделейальтернативныхнеолиберальномукапитализму, закрывая ради этого глаза на все его вопиющие недостатки.Отметим, что данная тенденция в объяснении утопии существовала много раньше1991 года — она заявила о себе уже после Второй мировой войны.
Например, уряда представителей литературного жанра антиутопии в англо-саксонских странах(самой одиозной и последовательной в своих взглядах была Айн Рэнд). Однакоименно после 1991 года — в связи с коллапсом альтернативы и утверждениемоднополярного мира (не только в геополитическом, но и в культурном исоциально-экономическом смыслах) - эта тенденция стала доминирующей.Хотя Советский Союз как социалистический проект в 1960-1980-естремительно деградировал, все больше и больше отступая от социалистическоговектора развития, для многих жителей нашей планеты он продолжал являтьсяреально существующей альтернативой (пусть даже и квазисоциалистической)капитализму в рамках индустриального способа производства.
Независимо отответа на вопрос о природе общественного строя в СССР, сам факт существованияэтой модели и напряжение, производимое им на правящие круги ведущихзападных держав, создавали пространство для поиска третьего - действительнонового и более гуманного общественного устройства, то есть открывали дорогупроекту утопии, заставляли считаться с ней. Об эпохе 1960-1970-х мы, по истине,можем говорить как о глобальном ренессансе утопического. Реабилитирующийутопию голос Эрнста Блоха или Герберта Маркузе звучал много громче голосаКарла Поппера, выносящего ей приговор.
Пробудившийся «Третий мир» в лице14 социалистических и национально-освободительных движений предлагал иную –героическую и неотчужденную – модель жизни. Достаточно вспомнить концепции«нового человека» Эрнесто Че Гевары или сандинистского лидера КарлосаФонсеки. Динамическое волевое начало, содержащееся в утопии, находило своевоплощение в действительности либо в светской, либо в религиозной форме. Темсамым, опровергая тезис о принципиальной невозможности альтернативы идоказывая, что утопия является необходимой предпосылкой реальных социальныхпреобразований.ПоверномузамечаниюРожеГароди,реабилитацияираспространение утопического подхода к социуму в 1960-е было важным ивоодушевляющим симптомом, на который следовало обратить самое пристальноевнимание, чтобы не остаться безучастными к росткам «новой жизни»10.
Однакоглобальные изменения конца 1980-х-1990-х в корне изменили представления обутопическом. Налицо зависимость трактовки утопии от господствующейидеологии или баланса идеологий.Появление и распространение таких квазинаучных определений утопииможно объяснить с учетом ее сущностной оппозиции идеологии, раскрытой всвое время Карлом Мангеймом. Между этими двумя понятиями существуетособое отношение, без понимания которого невозможно разобраться в феноменеутопического.
Очень часто, когда заходит разговор об утопии, мы неизбежнооказываемсянатерриторииидеологии,сознательноилибессознательнотранслируя последнюю в своих суждениях. С этой ситуацией мы и столкнулисьвыше, когда утопия заранее сводилась к «тоталитаризму» или к несерьезномуфантазерству.Посредствомоптики«материка»идеологииневозможноисследовать «острова» утопии. В свою очередь именно утопия составляет основудля всякой подлинной социальной критики. То есть возможность критикиидеологии, покрывающей и «консервирующей» действительность, начинается сутопии. Утопическое «нигде» оказывается единственным местом, откуда можнокритиковать «здесь» идеологии или как выразился Поль Рикер в работе 10Garaudy R.
L`Alternative, Paris, 1972 цит. по Кирвель Ч.С. Утопическое сознание. Сущность,социально-политические функции. – Минск, 1989, с.10215 «Идеология и Утопия»: «Только из глубин утопии мы можем говорить обидеологии»11В стремлении ряда отечественных интеллектуалов конца ХХ века изгнатьутопию отовсюду – не только из политического мышления, но и из литературы – впризывах уничтожить ее «как класс, как категорию мышления», в самом деле,есть что-то из «эпохи 1937-го», то есть идеологическое par exellence.
Сталинизм –это идеология в чистом виде, в своей абсолютизации настоящего доходившая догротеска. Сталинизму удалось основательнопереработать и окончательнопревратить в идеологию то, что изначально возникло именно в качествеоппозиции идеологическим системам мышления, то есть марксизм.Как известно, аутентичный сталинизм стремился убедить людей втотальности (всеохватности) настоящего («живите настоящим — ничего лучшегобыть не может»), прошлому же отводилась менее почетная роль – оно вынужденобыло постоянно меняться, ввиду того, что вчерашние герои сегодня легко моглиоказаться «предателями» и «врагами народа».
Однако еще менее завидная участьпо сравнению с прошлым и памятью ожидала при сталинизме будущее ивоображение – они попросту искоренялись, как функционально ненужные, азначит фактически или потенциально враждебные настоящему. Ориентация набудущеепосредствомрешительного(потенциальнореволюционного)преодоления настоящего – характерная черта как светских форм утопии, так ихристианской эсхатологии, обусловленная лежащим в их основе феноменомнадежды, связанным с процессом становления Нового, с «тенденцией-потенцией»или, на языке Эрнста Блоха, Еще-Не-Бытием.Чаликова В.А. внесла немалый вклад в издание и исследование произведенийДжорджа Оруэлла в России, главным образом его знаменитого романа «1984»,преподносимого как у нас, так и на Западе в качестве своеобразного «евангелия»антиутопизма.
Однако такое прочтение является абсолютно идеологическим, тоесть ложным, не только ввиду личных политических пристрастий Оруэлла (до 11Nicholas M. Williams Ideology and utopia in the poetry of William Blake, Cambridge UniversityPress 2007 p.2516 конца жизни он оставался сторонником демократического социализма), но ипрямо противоречащим содержанию романа.
Чаликова указывает на неверноприписываемый Оруэллу антиутопизм: «Антиутопическое отрицание незаметнопревратилось в норму отношения к действительности. Так мы и умудрились незаметить, что любимый нами Оруэлл, — книга которого есть теперь в каждоминтеллигентном доме, — отнюдь не был антиутопистом. Верно, он описывалмир, превратившийся у него к 1984 году в сплошной концлагерь. Но в ключевойидейной главе романа он доказывает, что катастрофа случилась уже послетого, «как утопия была дискредитирована», а это «привело к неслыханномуожесточению и первобытному варварству», поскольку теперь у новой элиты(технократов, бюрократов и социологов) не было необходимости считаться сутопическимиинстинктамимассисдерживатьсвоевластолюбие.Вфантастической оруэлловской Океании все слова «утопического ряда» —братство, равенство, свобода — вытравлены из мышления и из языка, а мечты исны о «золотой стране» караются смертью как «мыслепреступление».
Инымисловами Оруэлл предъявляет свой счет не утопии — прагматическомуантиутопизму»12. Остается добавить: то, что в Перестройку могло выглядеть какобусловленный прошлыми страхами эмоциональный уклон, сегодня в виденавязчивой негативности к утопическому является одним из прочнейшихкирпичей здания идеологии.Всветеотношенияутопиик«тоталитаризму»(понимаемомукакисторические практики сталинизма), столь часто записываемого в ее дети,интересным и показательным будет следующий факт по части литературы: «Еслиутопия — спутница тоталитаризма, если она активно помогала искоренениюдуха свободы, она должна была бы поощряться Сталиным.
На деле мынаблюдаем прямо противоположную картину, причем динамика событийявственно совпадает с укреплением сталинской диктатуры. В 20-х годах ещебыла утопическая фантастика, которая в основном изображала коммунистов,завоевывающих Марс, Луну и везде устанавливающих коммунистический порядок. 12Чаликова В.А.
Идеологии не нужны фантазеры//Чаликова В.А. Утопия и свобода М.1991 с. 6717 К началу 50-х такой фантастики уже не существовало, ее искоренили — хотя,казалось бы, она была вполне «правоверной» и даже пропагандистской»13.Подобные процессы по искоренению утопического происходили не только влитературе, но во всех сферах жизни. НКВД и система лагерей, эти надежныеохранники сталинской идеологической системы, поглощали и уничтожалимельчайшие островки утопического сознания.
Само собой первыми исчезли«революционные мечтатели» от политики: от анархистов и эсеров до совсемнедавно прославляемых в песнях и легендах видных большевиков. Дляисторических прототипов героя Пашинцева – из романа А.Платонова «Чевенгур» не осталось даже «революционных заповедников». Превратилась в пустынюсоветская литература – под нож попали как авангардисты ОБЭРИУ, так и реалистБабель с крестьянским поэтом-мистиком Клюевым.