Диссертация (1148830), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Открытое сознание, Я, естьоснова решительности, завоеванная территория сознательности, освобожденная от заблуждений и ошибок: «Итак, отбросив все то, относительно чего мы можем сомневаться, и, более того,воображая все эти вещи ложными, мы легкостью предполагаем, что никакого Бога нет и нет нинеба, ни каких-либо тел…однако не может быть, чтобы в силу всего этого мы, думающие такимобразом, были ничем: ведь полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, несуществует, будет явным противоречием. А посему положение Я мыслю, следовательно, я существую — первичное и достовернейшее из всех, какие могут представиться кому-либо в ходефилософствования»162. Переход от сомнения (в котором уже все существующее ставится подвопрос) к решительности самоутверждения и есть знаменитое открытие Декарта.Закрепляя за сознанием статус вещи мыслящей, основывая дуализм вещи мыслящей ивещи протяженной, Декарт подводит черту под своим открытием.
Открытое сознание можносравнить с островком посреди океана (заблуждений, ошибок, нерешительностей): «Декарту было одно великое призвание — начать науку и дать ей начало; он только для постановленияначала и мог на минуту удержать напор схоластики и дуализма»163. Здесь разум обнаруживаетсвою решительность в суждениях, совершенствование свободы выбора, представляющей собойТам же, с.327.Герцен А.И. Письма об изучении природы. Письмо шестое. Декарт и Бекон // Герцен А.И. Собр.
соч.в 30-ти томах. Т.3. М.: Издательство академии наук СССР, 1954. С.245160Декарт. Рассуждение о методе. С. 263,264-265.161Декарт. Рассуждение о методе. С. 258.162Декарт. Первоначала философии. С. 316.163Герцен А.И. Герцен А.И. Письма об изучении природы. Письмо шестое. Декарт и Бекон. С.250.15815970возможность и способность воздержания от веры в то, что не представляется достоверным:«…наша воля стремится к какой-нибудь цели или избегает ее в зависимости от того, представляет ли ее наш разум хорошей или дурной. А потому достаточно правильно судить, чтобы правильно поступать, и достаточно самого правильного рассуждения, чтобы и поступать наилучшим образом, т.е. чтобы приобретать все добродетели и вместе с ними все доступные блага»164.Таким образом, воля волит правильно, если она согласована с суждением разума.Известный исследователь христианства Этьен Жильсон, сравнивая трактовки воли уФомы Аквинского и Декарта, следует логике сближения философских позиций: «Если для св.Фомы действие разума на волю совершенно достоверно, то для Декарта, можно сказать, это неменее достоверно…Если воля естественно тяготеет к благу, отсюда необходимо следует, чтоуже по самой своей природе она тесно связана с разумом.
Действительно, Декарт утверждает,что наша воля не может определяться чем-то, что наш разум и не познает никаким образом.Следовательно, воля необходимо подчиняется разуму; каким бы неясным и смутным ни былонаше познание вещей, оно тем не менее необходимо, чтобы наша воля определилась к вынесению какого-то суждения»165. Высказывание Жильсона верно и справедливо, и эта справедливость имеет место в философии самого Декарта, который говорит о достоверном знании и суждении разума, который определяет волю, освобождаясь от заблуждений: «Различие между св.Фомой и Декартом в отношении к заблуждению показывает, насколько различны их требованияотносительно достоверности знания.
Св. Фома никогда не думал, будто люди могут обладатьнаукой, все части которой были бы абсолютно и окончательно достоверными…Декарт же,напротив, считает, что такая наука возможна, более того, что наука в собственном смысле словаи не может быть другой и что, наконец, если Бог дал ему жизнь, то такую науку создаст онсам…Чтобы такая наука оказалась возможной, мало, чтобы заблуждение перестало быть естественным уделом человека; нужно, чтобы человек по праву был непогрешимым. И, согласноДекарту, человек таков»166.
Рассмотрение ошибки и заблуждения, к которому склонна воля,также осуществляется Жильсоном в сопоставлении с понятием греха в христианстве, в частности, у того же Фомы Аквинского.Человек, по словам Жильсона о Декарте, непогрешим, если обладает достоверным знанием, если стоит на участке или плацдарме, именуемым когито (я мыслю). Но решена ли темсамым проблема ошибки или заблуждения воли, пока не ясно.
Отношение воли к разуму в схоластике глубоко отлично от аналогичного отношения у Декарта: для схоластов воля стоит вышеразума; Декартом воля понимается шире разума. Это широта связана с тем, к чему направляетсяДекарт. Рассуждения о методе. С. 266.Жильсон Э. Избранное: христианская философия / Пер с фр. и англ. М.: «Российская политическаяэнциклопедия». 2004. С. 170166Там же, с.
181.16416571воля: к тому, что даже еще не постигнуто отчетливо и ясно разумом, так что человек осознанноили нет, но оказывается стоящим между знанием и заблуждением, которое он должен преодолеть: «Даже учение Декарта о срединном положении человека между миром бытия и небытия,из которого Декарт пытался объяснить возможность заблуждения, заключало в себе, несмотряна идеалистическую суть, глубокие и плодотворные мысли… Уже философы итальянскогоВозрождения подчеркивали в этой мысли не отвлеченную метафизику идей, но заложенное вней представление о способности человека к совершенствованию… Не менее плодотворныемысли заключались и в учении Декарта о воле и о более широком объеме воли сравнительно сразумом. Смысл этого учения состоял в том, что условием истинного, т.е. свободного от заблуждений, разума должно быть соответствие разума и воли, иными словами — подчинениенеразумной, слепой, сбивающей с истинного пути воли ясному, сознающему свои задачи и основания своих действий разуму»167.
Основания для таких позиций Декарта обнаруживаютсяуже в философии эпохи Возрождения, постановившей принцип безграничности познания, движение от незнания к знанию.Объем приведенных рассуждений вкупе с тезисами Декарта нуждается в упорядочивании, вопросы — в разрешении. Волю проявляется, но ошибается вследствие незнания, отсутствия ясного видения разумной перспективы. Для Декарта в сомнении, что останавливает заблуждающуюся волю, ставится под вопрос истинность знания и возможность обладанием собственным разумом.
Ошибочность выбора воли и сознание этой ошибочности - сомнение, открывает ситуацию поисков решений, которые замкнуты на принципиальном отсутствии решения, то есть достоверного знания. Именно открытие когито, сознания, означает для Декарта самоопределение через мышление, открытие Я, которое мыслит.
Решимость здесь раскрываетсяв следствии существования (Я мыслю, следовательно, я существую). Эту процедуру теперь сознание должно воспроизводить, чтобы обладать достоверным разумным знанием и воздерживаться от всякой неясности. Теперь воля поистине разумна, так как определена сама истина: сознание, Я. Многие исследователи начинают рассуждение о воле у Декарта именно с феноменадостоверного разумного знания, приписывая необходимость освобождения от заблуждений иошибок. Однако Декарт подчеркивает ситуацию незнания, нерешительности в суждениях, которую разум должен преодолеть решительностью в действиях, как бы договорившись с авторитетными мнениями и законами. Но ситуация нерешительности остается: Декарт открытиемкогито не завоевал всей территории нерешительности, что случается с человеком, отвоевав унее лишь участок достоверного знания, того, что можно знать с точностью и истинностью.167Асмус В.Ф.
Декарт. М.: Гос. изд-во политической литературы, 1956. С. 193, 194.722.6. Эстетизм фаустовской волиЕсли сомнение останавливает заблуждение воли и является началом для действий разума, существующего сначала в режиме нерешительности в суждениях, то состояние сомнениядуши в степени своей глубины можно назвать трагическим состоянием.
Уместно задаться вопросом о разрешении этого состояния, о катарсисе. Только это теперь катарсис не античнойдуши, но фаустовской, по словам Шпенглера, составляющий эстезис фаустофской воли: «Античная «душа» — это чистое присутствие, чистое σώμα, неподвижное точечное бытие. Самоеужасное, что может случиться — видеть как это бытие оказывается поставленным под сомнение вследствие зависти богов, слепого рока, который подобно молнии без разбора может разразиться над каждым.
Это сотрясает самые основы античного существования, между тем как фаустовского, отваживающегося на все человека это-то как раз и оживляет… Потребовались всеэстетические усилия и произвол барокко и классицизма… чтобы убедить нас в необходимостиэтого душевного основания (катарсического равновесия) также и для нашей трагедии, и это притом, что ее действие строго противоположно античной, что она избавляет не от пассивных переживаний, но вызывает на свет, возбуждает и доводит до предела активные динамические переживания, что она пробуждает пра-чувства энергичного человеческого существования: свирепость, радость от напряжения, опасности, насилия, победы, преступления, ощущения счастьяпобедителя и искоренителя — чувства, которые спали в глубине всякой нордической души сэпохи викингов, деяний Гогенштауфенов и Крестовых походов»168.Итак, освобождение от заблуждений, иллюзий, ошибок, невежества и незнания, начинающееся с глубокого состояния сомнения разума, рождает волю к сопротивлению и преодолению все тех обстоятельств, что действуют против истины: «Преодоление сопротивления — этоскорее типичное побуждение западной души.
Имеется спрос на деятельность, решимость, самоутверждение; борьба против уютного переднего плана жизни, против сиюминутных впечатлений, против близкого, осязаемого, легкого, осуществление того, чему свойственны всеобщность и длительность, что в душевном плане соединяет прошлое и будущее — вот содержаниевсех фаустовских императивов начиная с самых ранних дней готики и до Канта с Фихте, а после них — к этосу колоссальных силовых и волевых проявлений наших городов, экономических институций и нашей техники. Carpediem [пользуйся моментом (лат.)], ублаготворенноебытие античной точки зрения представляет собой полную противоположность тому, что восШпенглер О.
Закат Западного мира; Очерки морфологии мировой истории. Полное издание в одномтоме / Пер. с нем. М.: «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2014. С. 351.16873принимали в качестве единственно ценного Гете, Кант, Паскаль, что виделось таковым какцеркви, так и вольнодумству — а именно деятельному, борющемуся, преодолевающему бытию»169. Таким образом, Шпенглер говорит о катарсическом эффекте фаустовской воли: ощущении счастья победителя.Шпенглер в представлении произведений искусства от архитектуры до литературы, через проблемы философии и научные открытия раскрывает образ фаустовской воли и западнойдуши: «То, что фаустовская культура является культурой воли, есть лишь иное выражение преимущественно исторической предрасположенности ее души»170. Классические философскиесистемы как воплощение культуры воли имеют еще одну отличительную черту: непременнуюсвязь с эстетикой: «Классическая философия включала в себя эстетику как необходимую рефлексивную позицию, объединяющую необходимость и свободу в философии Канта, представляющую полноту бытия в понимании универсума как произведения в философии Шеллинга,философию конкретного этапа становления абсолютной идеи в философии Гегеля»171.