Диссертация (1148808), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Нарратив фигуративной сексуальности проявляетприсущую ему потаенность (подразумеваются формы, которые может принять сексуальность, и чувства, переживаемые субъектом) в интриге, неотделимой ни от одного рассказа. «Интрига – это интеллигибельное единство, которое создает композицию обстоятельств, целей и средств, инициатив и невольных следствий»2. В фигуративной сексуальности воплощена способность субъекта самостоятельно проецировать все многообразие сюжетов развития, преломляя их в контексте чувственности. Вне зависимости от модусов(реальности или воображения, позитивности или негативности) выражениявозможного содержания сексуальных отношений с Другим, схватывается онов единстве трансцендентальной чувственности, в которую включено все разнообразие возможных сюжетов развития.
Сексуальная чувственность индивида принимает всю поливариантность возможного развития, не исключая ниодно из построений как излишнее или несущественное, поскольку сконструированный сюжет вызывает реакцию в качестве чувственных переживаний. Отвечая, чувственность раскрывает сексуальность.Конструирование интриги детерминировано вовсе не жаждой воплощения фантазии в действительно осуществленное событие, но желаниемпрояснить основания своей сексуальности через ответную реакцию телеснос1Sweeney R.D.
(Translator) Arts, language and hermeneutical aesthetics: Interview with Paul Ricoeur (1913 –2005) // Philosophy & Social Criticism. 2010. 36. P. 945.2Рикер П. Что меня занимает последние 30 лет // Рикер П. Герменевтика, этика, политика. Московские лекции и интервью. М., 1995. С. 63.112ти на возможную перспективу развития чувственности. «Построение интриги(emplotment), в отличие от рассказанной истории (story), сохраняет объяснительный эффект, в том смысле, что оно определяет не события рассказаннойистории, а саму эту историю»1.
История, которая рассказана, всегда завершена, а переживания человека соотносимы с ней очень условно, так как онавсегда дана как опыт прошлого. Субъект по отношению к ней выступает какметасубъект. Ю. Кристева считает, что «конституирование метасубъектанаррации совпадает с конституированием нарративного прошедшего времени. Этот субъект как бы держится в стороне от своего дискурса (и от всякогодискурса вообще); он возвышается и доминирует над ним, объемлет его вовсей его целостности»2. Прошлое, полностью отделенное от настоящего времени, позиционируемое так же, как и вещные феномены, расходится с нарративным характером фигуративной сексуальности, так как чувственные переживания всегда имеют статус актуальных.
Оно продолжает конституироватьсуществующую сексуальность – чувства, которые пережил индивид, невозможно изъять из единства эмпирического опыта, поскольку они часть человека, того, кем он является.Интрига, сопровождающая развитие сексуальности, отличается поглощением опыта обоих субъектов. Ориентированность на единый опыт подкреплена стремлением «удостовериться» в подлинности субъективных переживаний, сексуальная чувственность становится глубже, получая отклик отДругого. Природа фигуративной сексуальности диалогична, находясь внепредзаданности и абсолютной завершенности.
Более того, сексуальность, питаемая интригой, помимо актуализации в реальности вымыслов и фантазийпроизводит собственную реальность близости.Интимность, сопровождающая разворачивание новой реальности, поддерживает свободу от защитных механизмов, которые, как правило, неотъемлемы от социальной коммуникации. Если социальная коммуникация пред12Рикер П. Время и рассказ.
Т. 1. Интрига и исторический рассказ. М., СПб., 1998. С. 190.Кристева Ю. Текст романа // Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М., 2004. С. 566.113полагает закрытость самости с целью реализации непроблематичного взаимодействия, то пространство близости основывается на открытии самостиДругому. «Признать, что вымысел обладает референцией, означает уйти отузкого понимания референции, которое оставило бы вымыслу только эмоциональную роль. Так или иначе, любая система символов приводит к конфигурации реальности. В частности, изобретаемые нами интриги помогаютконфигурации нашего смутного, неоформленного и, в конечном счете, немого временнóго опыта»1. В фигуративной сексуальности, которая стремится кобновлению через нарративные интриги, реальными становятся феномены,изначально таким статусом не обладающие.
Конструирование будущего, порожденного сексуальной чувственностью, неизменно интериоризируется вопыте переживаний, укрепляя влечение индивида и обнажая его желания.Фигуративная сексуальность в ситуативном нарративе, сохраняя интригу в качестве необходимого свойства всякой нарративности, утверждаетотсутствие цели как точки, в которой сексуальность завершается.
Завершенность сексуальности в данном контексте означает абсолютную конечность,низводя трансцендентальную чувственность до простого воспоминания, факта прошлого, обращение к которому бессмысленно.Примером развития сексуальности, существующей без всякой интригиможно назвать такое явление, как история сексуальных побед.
Конечная цельтакого восприятия сексуальности – секс, в котором индивид видит воплощение всех своих желаний. «Секс, свободный от репродуктивных последствийи надоедливых длительных любовных прелюдий, может быть надежно заключен в рамки эпизода: он не оставит глубоких отпечатков на постояннообновляемом лице, которое, таким образом, застраховано от ограниченийсвободы дальнейших экспериментов»2. Секс, будучи самоцелью сексуальности, становится не больше, чем повседневным событием, носящим случайный характер относительно чувственности человека. В обладании сексуаль1Рикер П.
Что меня занимает последние 30 лет // Рикер П. Герменевтика, этика, политика. Московские лекции и интервью. М., 1995. С. 67 – 68.2Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2005. С. 291.114ным объектом проявляется не только потребительское отношение к миру иего феноменам, возникновение которого продиктовано современной консьюмеристской культурой, а также поверхностность чувственных переживанийсамого индивида.В таком случае сексуальная чувственность будет восприниматься каквторичная, лишенная субстанциального значения.
Поддерживается она нерефлексивным отношением как к себе, так и к Другому, опускаясь на уровеньпервичных потребностей. Редуцированная до физиологического проявлениясексуальность ограничивается лишь желанием моментального удовлетворения.Из-за отсутствия реализации первичной потребности в любви индивидпостоянно стремится к ее восполнению, но он обречен на неудачу, посколькуинфантилизм для него непреодолим в своей привычности. Он сливается сидентичностью человека, превращаясь в определенный фрейм восприятияреальности.
Сексуальность направляется исключительно на достижение наслаждения, которое обесценивает более глубокое переживание чувственнойблизости.Кроме того, интимность в качестве основания подлинного существования разрушается в момент перемещения из сферы приватного в область публичной социальности. Смысл и ценность «история сексуальных побед» обретает только после того, как она оказывается рассказанной. И это всего лишьрассказ (story), вовсе не нарратив, так как рассказ, будучи простой историей,развивается, не выходя за пределы четко очерченной схемы, меняясь в незначительных деталях.
Предыдущий опыт предопределяет дальнейшее развитиев ходе бесконечного копирования, повторения логики развития различныхситуаций, существенно не обновляясь даже при наличии отличающегосяконтекста.Референция рассказа, направленная случаем на постороннего человека,оставляет его безучастным к содержанию повествования в отличие от нарративов фигуративной сексуальности, включаясь в которые, невольный наблю-115датель захвачен чужим опытом переживаний, обращается к собственной сексуальности и находит путь к себе. Нарративность фигуративной сексуальности, вовлекая внешних по отношению к ней индивидуумов, остается приэтом в пространстве интимности субъектов, которые инициировали ее создание.Социальная значимость у потребительской сексуальности появляется вмомент осуществления попытки оправдания ее существования, поскольку вэто время она теряет свою самостоятельную значимость, индивид все дальшеотстраняется от понимания собственной природы.
«История сексуальных побед» как одна из форм проявления сексуальности не только разрушает возможность подлинной связи с Другим, но и нивелирует ценность собственного существования. Секс в качестве самоцели сексуальных отношений не выдерживает временнóго давления, поскольку «с годами он становится хуже, ктому же к нему привыкаешь, и невозможно повторить ощущения, которыеиспытал, когда попробовал впервые»1.
Словно наркотический трип, получаемое наслаждение со временем тускнеет, ослабляя и оставляя в прошлом когда-то идеальный образ.Стремление к поддержанию определенного уровня испытываемых удовольствий продиктовано непрерывным желанием наращивания интенсивности переживаний. Удовлетворяя данную потребность, индивид обречен напостоянную смену сексуальных партнеров, пытаясь сохранить свежесть впечатлений, но, по сути, лишь убегая от себя самого. В таком случае сексуальность воспринимается на уровне повседневной практики, своего рода «привычного дела», осуществлять которое отнюдь не затруднительно для индивида. Она становится символическим капиталом, который более соблазнителен для людей молодых, не достигших зрелости.
Такой символический капитал может повысить значимость человека, как для других людей, так и длясебя, наделяя субъекта особым типом власти. «Символическая власть естьвласть конструировать реальность, устанавливая гносеологический порядок:1Коллин М., Годфри Дж. Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры. М., 2004. С. 48.116непосредственное мироощущение (и в особенности – чувство социальногомира) предполагает то, что Дюркгейм называл логическим конформизмом,т.е. “гомогенным восприятием времени, пространства, числа, причины, чтоделает возможным согласие между умами”»1.
Влияние «логического конформизма» простирается на всю жизнь человека, делая невозможным индивидуальное существование как попытку стать автором своего бытия. Таквозникает желание отказаться от ответственности за собственную жизнь. Всенеудачи (в данном контексте – сексуальные неудачи) интерпретируются, исходя из внешних событий и обстоятельств.
Строго говоря, сексуальность человека остается пассивной в силу того, что субъективные желания и влечения, выражающие глубину трансцендентальной чувственности, становятсяничтожными, будучи сведенными до минимального влияния на сексуальныеотношения.Такая сексуальность преодолевается лишь через трансформацию отношения к миру. Обновление опыта субъективной жизни характеризуется как«не-алиби в бытии», если использовать понятия М.М. Бахтина: «В даннойединственной точке, в которой я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве единственного бытия не находился.