Диссертация (1148275), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Wien, 2002. S.106.389См: Freund W. Literarische Phantastik. Die phantastische Novelle von Tieck bis Storm. Stuttgart, 1990. S.128.129Августа Фридриха Эрнста Лангбайна (1757-1835), вышедшей в 1818 году390.Рассказ Готхельфа предлагает один из вариантов генезиса столь популярногов европейской литературе мотива антропоморфного насекомого. Гигантскийчерный паук в рассказе Готхельфа является результатом метаморфозы,постигшей героиню рассказа Кристину, вступившую в сделку с дьяволом.Если в начале бесчисленные черные паучки появляются на свет из того места,в которое дьявол целует женщину, то затем сама Кристина, под воздействиемкапель святой воды уменьшается до размеров "черного, раздутого, жуткогопаука на ее лице, сливается с ним"391.У Готхельфа природа паука формируется из сочетания разнородныханималистических элементов - внешних признаков насекомого (длинныетонкие лапки, ядовитое жало) и повадок кошки, которая традиционноотождествляется с женщиной.
Паук у Готхельфа то «словно кошка готовитсяк прыжку на лицо своего лютого врага»392, то «мурлычет словно кошка»393,при этом одно соприкосновение с ним оказывается смертельным для людей иживотных. При всех своих неправдоподобно больших для паука размерах оннеуловим и вездесущ: «Люди не могли избежать встреч с ним, он был нигдеи везде, днем у них не было от него защиты, и во сне они пребывали в той жеопасности»394.В рассказе Готхельфа уже намечен особый вектор исходящей от паукасмертельной угрозы, направленный на героев мужского пола.
От контакта с"преображенной" Кристиной погибает деревенский священник, она не щадитсобственного мужа, труп которого был обнаружен "жутко изувеченным, какниакой другой. На него она выпустила весь свой ужасный гнев395.Значение образа женщины-паука в литературном тексте очень скоротрансформируется из предвестника страшных бед, несчастий, зла, ведущих к390Подробнее о развитии возникающего у Лангбайна мотива паука, который в рассказе Готхельфаобнаруживает "тесную связь с женским началом" (161), см.: Freund W. Deutsche Phantastik. S.
161-164.391Gotthelf J. Die schwarze Spinne. Paderborn, 1983. S. 70.392Ibid. S. 72.393Ibid., S. 83.394Ibid., S. 74.395Ibid., S. 78.130гибели человека396, в символ «сексуального каннибализма»397. Мотив паука вромане «Путь Северина во тьму» («Severins Gang in die Finsternis», 1914)пражского писателя Пауля Леппина переходит на уровень иносказания,будучи лишь опосредованно связан с женской героиней текста: «Паук» – этоназвание кафе, где Северин оказывается опутан зловещими «сетями» певицыМилады. Аналогичные признаки метагротеска отличают и образ Мелитты уКубина, и образ роковой красавицы из рассказа «Паук» (1908)398 Эверса,анималистическая природа которых касается лишь образа действий, а нетелесной трансформации, как это было в литературе романтизма399.Лишь движения рук героини Эверса напоминают «какое-то насекомоес длинными лапками»400, в остальном же фигуры женщины и животногопредставлены в тексте как автономные персонажи.
Отважившийся наэксперимент врач, желая разгадать тайну трех загадочных смертей,превращается в рассказе Эверса в четвертую жертву: его находят в комнатемертвым, рядом с его трупом ползает паук-крестоносец. С этим эпизодом израссказа Эверса перекликается иллюстрация из романа Кубина, на которойотражены ключевые детали текста – фрагмент окна и гигантский паук,подавляющий своими размерами небольшой, сдвинутый в угол изображения,скелет человека (35, 259), который соотносится и с последующейиллюстрацией, изображающей еще одного мертвеца (36, 263).В романе «Другая сторона» мотив женщины-паука метафоричен илишь указывает на присущую женщине кровожадную природу, в то времякак сама кровожадность выступает аналогом физической страсти ибезудержной сексуальности, формируя излюбленный на рубеже веков образдемонической или роковой женщины, женщины-вамп, ярко представленный396В народных преданиях паук, как и черный жук, издревле ассоциировался с эпидемией чумы: Gotthelf J.Die schwarze Spinne.
S. 106.397Praz M. Liebe, Tod und Teufel. München, 1970. S.183, 202.398Эверс Г.Г. Паук. СПб., 2000. С. 557-605.399Одним из претекстов "Паука" Эверса Зондергельд называет рассказ французского писателя ЭркманШатриана "Невидимый глаз или Пристанище повешенных". Zondergeld R.A. Lexikon der phantastischenLiteratur. Frankfurt am Main 1983. S.91. См.: Erckmann-Chatrian. Das unsichtbare Auge oder die Herberge derGehenkten // Kirde K. (Hg.).
Das unsichtbare Auge. Eine Sammlung von Phantomen und anderen unheimlichenErscheinungen. Dt. von R.A. Zondergeld. Frankfurt a. Main, 1979. S.7-24.400Эверс Г.Г. Паук. 576.131в фантастике эпохи, в частности, в рассказах Штробля «Склеп на Пер-Лашез»(1917) и «Злая монашка» (1911) 401 , в рассказе Эверса «Конец ДжонаГамильтона Ллевелина» (1908)402 или в его романе «Альрауне». Почти всепоклонники Мелитты становятся ее жертвами, обнаруживая признакинасильственной смерти403, а их количество, как и в рассказе Эверса, равночетырем: студент, тайный обожатель Мелитты, заколот на дуэли, ее мужзажарен на костре, любовника Бренделя преследует собака и он умирает отслучайного выстрела полицейских. Лишь художник-рассказчик остается жив,но вынужден по возвращении из Царства грез провести долгое время влечебнице.Однако губительная сила связывается в романе не только с фигуройсамой Мелитты, но и с другими персонажами из ее ближайшего окружения.Супруг Мелитты, доктор Лампенбоген, носит имя Одоакр, отсылающее кистории падения Рима.
Именно Одоакром звали германского полководца,положившего конец многовековому существованию Западной Римскойимперии, заставив последнего римского императора Ромула Августаотказаться от престола. Будучи супружеской парой и действуя сообща,доктор и «смерть» отсылают читателя к иконографии средневековой «пляскисмерти».Форма внутренней связи между Мелиттой и ее «подопечными»обусловлена как узами родства, так и пространственно: фрау Гольдшлегер, кобразукотороймыобратимсяниже,проживаетвподваледома,принадлежащего чете Лампенбоген.Фаланга смерти401См.
сборники рассказов, соотв.: Strobl K.H. Die knöcherne Hand und Anderes. München, 1911. Strobl K.H.Lemuria. Seltsame Geschichten. München, 1917.402Эверс Г.Г. Конец Джона Гамильтона Ллевелина // Эверс Г.Г. Паук. СПб., 2000. С. 106-146.403Ср. вариация темы губительной силы женщины в графике Кубина, в частности, в работе «Глупцы» («DieBlöden», 1901/02), где полуобнаженная красавица шагает над толпой мужчин разных возрастов с закрытымиглазами и карикатурными лицами, а также в работе «Ведьма» («Die Hexe», 1900), где сидящая на вершинедрева жизни женщина торжествует над развешенными на его ветвях мертвецами. См.
Peters H.A. AlfredKubin. Das zeichnerische Frühwerk bis 1904. S.164, 162.132В третьей главе третьей части («Ад») рассказчик образно характеризуетразрушительные процессы в Царстве грез как результат действия некоговоенного строя, сметающего все на своем пути. «Фаланга смертибезостановочно двигалась вперед» (251) 404 , – констатирует он. Однакоиспользуемый в романе мотив военной фаланги связан с повторяющимсямотивом фаланги пальца, отсутствующего у всех рожденных в государствеПатеры детей.
Объединяющим элементом между этими образами становитсявечно беременная фрау Гольдшлегер, способная дать жизнь самой смерти.Отто Вайнингер (1880-1903) в своей работе «Пол и характер»(«Geschlecht und Charakter», 1903) утверждал: «Все, что родится у женщины,должно умереть. Зачатие, рождение и смерть находятся в неразрывнойсвязи.»405. На эту «неразрывную» связь живого и мертвого, скрытую в образебеременной женщины, которая носит в себе сразу два плода – и ребенка, исмерть, указывает Рильке в своем романе «Записки Мальте ЛауридсаБригге» 406 .
Фрау Гольдшлегер в романе Кубина также иллюстрирует«превращающую» способность женщины, способной дать новую жизньсамой смерти, символом которой в романе является ногтевая фалангабольшого пальца левой руки, которая, по мнению Д. Фишера, «являетсявыражением слабости и подверженности смерти», в то время как леваясторона, по Бахофену, считается принадлежностью женского начала407.Мотив девяти отсутствующих в семье Гольдшлегер ногтевых фаланг(111), соответствующий числу рожденных детей, получает в романесвоеобразное логическое завершение: десятый и последний рожденныйребенок уже не просто несет на себе смертельную «метку», но оказывается404Ср. нем.: « ...so schob sich die Phalanx des Untergangs unaufhaltsam vorwärts». Kubin A.