Диссертация (1148275), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Вуказанномэпизодепроисходитматериализацияметафорытайноуправляющей государством «сильной руки» (61), которая приводится в«действие» с помощью портрета властелина «из рук вон скверного», зато«в натуральную величину» (244). Патера, который «дружелюбноулыбался со стены» (245) рабочей сторожки пограничника, вероятно, ипослужил механизмом для фантастического оживления павшего служаки,рука которого приобрела недюжинную силу.Оживлениемертвогоавстро-венгерскуюавгустейшейособыпограничникареалиюввременимпериисатирическиобыгрываетмонархии:всеприсутствиеГабсбурговобеспечивалосьмногочисленными портретами императора Франца Иосифа, которыеразвешивались в стране повсеместно, причем не только в классныхкомнатах или канцеляриях, но и дома 322 . В Перле портреты Патерыраспространялись специальными учреждениями» (244). Как будущийгражданин Царства грез, художник получает портрет повелителя, правдав виде миниатюры, еще до отправления в путь.
Тогда герой впервыеобращает внимание на особое свойство глаз повелителя: «Внезапно мнестало не по себе: как холодно смотрело на меня это красивое лицо! В егоглазахбылочто-токошачье.Моянедавняявеселость вмиг улетучилась, на душе стало смутно и неуютно» (16).Наряду с мотивом портрета, тема всеприсутствия власти заявляет осебе в связи с мотивом магического глаза. Образ человеческого глаза какисточника силы, подчиняющей себе человека, возникает, например, в322Джонстон У.М. Австрийский Ренессанс. М., 2004. С.
45.102рассказах Майринка «Растения доктора Синдереллы» (1904/05) 323 илиПауля Эрнста «Странный город» (1900), где «наряженная как восковаякукла, со стеклянными глазами»324, девочка из заброшенного древнегогорода, одним своим взглядом повелевает герою по имени Ричардсонопустить нацеленное на нее ружье и уйти прочь. В романе Кубинасвязанные с мертвым миром глаза Патеры, напоминающие герою тометаллические кружки, то маленькие Луны (120), то стеклянные шарики(11, 106, 111, 142, 144), также выступают источником смертоноснойэнергии, которая тиражируется в глазах его подданных. Глаза фонарщика,повстречавшегося жене художника на улицах Перле, излучают тот же«тусклый блеск» (91), что и глаза Патеры, повергая ее в нервный шок ивыступая катализатором болезни и скорой гибели.В то же время две светящиеся точки, которые чудятся художнику вотьме театральной ложи с надписью «Патера» во время представления вместном театре, являются очевидной аллюзией на факт всеприсутствиягабсбургского монарха, закрепленный в упоминаемой Германом Брохом325вечно пустующей императорской ложе, которая, по замечанию К.-М.
Гаусcа,выступает в Австро-Венгрии символом всесильной и вездесущей власти:«Тайным местом бытования власти была ложа, в которой никто не сидел. Навсех просторах монархии со всеми ее провинциями ˂...˃ в каждом театресуществовала такая императорская ложа, зарезервированная на случайпосещения императора, который мог прийти в любой момент и не приходилникогда.
Таким образом, ложа всегда оставалась пустой. Она оставаласьпустой, но она была видна, и было видно, что она пуста. Владыка былвсеприсущ, но отсутствовал; он нес свою службу, оставаясь недостижимым,но бдящим»326. Как и австрийский император, Патера у Кубина всегда занят,так что невозможно добиться его аудиенции. Одновременно его присутствиеощущается не только в театре, но повсюду в Царств грез, где жизнь323Meyrink G. Die Pflanzen des Doktor Cinderella // Simplizissimus.
1904/05 Jg. 9, H. 43, S. 422.Ernst P. Sechs Geschichten. Leipzig, 1900. S.124.325Magris С. Der Habsburgische Mythos in der österreichischen Literatur. Salzburg 1988. S. 10326Gauss K.-M. Die Wiederkehr des Monarchen // NZZ (25/26.03.2000).S.49.324103протекает под неустанным надзором сообщающего «свои импульсы дажерастительному и животному мирам» (145) «всевидящего ока» (61), подкоторым подразумевается властный надзор повелителя.Семантиканеограниченнойвластизаложенаивпопулярномфантастическом мотиве вампира, который уже не ассоциируется с существом,высасывающим кровь у своих беззащитных жертв327, а отождествляется снекой аморфной субстанцией, обитающей в городских подземельях,открывшихся взору художника после гибели царства: «во всех этих ходахобитал тысячерукий полип; его отростки, эластичные как резина, тянулисьпод домами, проникали во все квартиры, присасывались к каждой постели,щекоча спящих своими волосками и наростами, уходили на многие мили запределы города, сворачивались в сгустки» (261).
Вампир в романе Кубинавыступает метафорой государственной системы, лишающей людей основныхпризнаков субъектности – свободной воли, живых эмоций, индивидуальногосознания, способствуя их превращению в «живых мертвецов», принимающихв романе различные образы суррогатных людей: марионеток, кукол,деревянных божков, множащихся клонов или человекообразных насекомых.Такимобразом,врассмотренныхфантастическихмотивахзашифрованы типичные реалии эпохи правления австрийского императораФранца Иосифа; его фантастический «двойник» Патера выступает в романетой движущей силой, благодаря которой осуществляются гротескнофантастические трансформации пространства, перенос на город характерныхчерт замкового топоса.Образ архива в романе Кубина представляет при этом интерес нетолько как символическое воплощение идеи синтетичного города, но и васпекте его гротескно-фантастической рефункционализации, цель которой –подвергнуть критике царство бюрократии империи Габсбургов.
Эта темаактивно разрабатывается в австрийской литературе и представлена в327Подробнее о мотиве вампира в его традиционном прочтении см.: Vetter I. Das Erbe der „schwarzenRomantik“ in der deutschen Décadence. S. 9-19.104творчестве Кафки, Майринка, Херцмановски-Орландо 328 .
«Бесконечноестранствие» художника у Кубина «по безлюдным коридорам, канцеляриям,по пустынным залам и кабинетам, заваленным до потолка папками иподшивками» (66) в надежде получить право на аудиенцию с высшейвластью предвосхищает блуждания героя по судебным инстанциям в романеКафки «Процесс» (1914/15), безуспешные попытки землемера получитьправо на пребывание в деревне в «Замке».Общим претекстом этих романов могла послужить новелла ГенрихафонКлейста(1777-1811)«МихаэльКольхаас»(«MichaelKohlhaаs»,1808/10), в центре которой – тема столкновения героя синстанцией власти, его борьба за свои права и тщетность этой борьбы,ведущей к гибели.
«Михаэль Кольхаас» был одним из любимых текстовКафки. Эта новелла Клейста имелась и в цвикледтской библиотекеКубина, в издании 1916 года. В романе «Другая сторона» инстанциявласти ассоциируется с пространственным образом архива как местапребывания безликой, но мощной силы, подавляющей человека.Несмотря на отсутствие в новелле Клейста образа архива как такового(эпицентромвластиуКлейставыступаютразличныесудебныеинстанции), целый ряд мотивных параллелей между этим текстом ироманом Кубина указывают на то, что он был, вероятно, известен авторуеще до написания им «Другой стороны».
В текстах совпадает сюжетнаялиния, связанная со смертью супруги героя, которая в обоих текстахстановится невинной жертвой столкновения с новым миропорядком. Вновелле Клейста жена коноторговца Лисбет погибает от удара копьем припопытке искать справедливости в высших инстанциях. Лишь однаждыстолкнувшись на улицах Царства грез с фонарщиком, похожим на Патеру,медленно угасает и в итоге умирает в душной, гнетущей атмосфереЦарства Патеры жена художника. Как и Кольхаас, художник не хочетоставаться в стране, где его ущемляют в правах.
Он стремится покинуть328Lachinger J. Österreichische Phantastik. Trauma und Traumstadt. S.129.105Перле, в котором его преследуют сплошные неприятности: исчезновениеденег, болезнь жены, враги и глумление (105), однако «специальноеразрешение» на отъезд может выдать только Патера, встречу с которыморганизуют служащие архивных канцелярий. Попытка вырваться иззамкнутого круга, в который попадают герои при столкновении синстанцией власти, терпит поражение. «В душе я не унес особогопочтения к архиву ˂...˃ На этом пути было невозможно достичь ничегоположительного ˂...˃ Единственное чего здесь можно было добиться состопроцентной гарантией, это срыва всех планов» (67), - отмечаетхудожник.Сатирическая перспектива при изображении архива достигается нетолько с помощью девальвации его основной функции, но и в результатенаделения его новыми функциями, противоречащими назначению этогоучреждения.
В дальнейшем эти функции оказываются присущи и всемугородскому пространству. Одна из них, «креационистская», связана с тем,что в архиве появляется на свет новая раса бюрократов. В третьей главеромана, после безрезультатного посещения архива, художник заключает, чтоего пропитанная бумажной пылью атмосфера «служила для выведенияособого подвида Homo sapiens, вносившего свою лепту в пестроту целого»(67).Уже в следующей, четвертой главе тот же архив представляетсязоологом Корнтойром как источник различных зоологических «диковин»,например, нового вида книжной вoши (нем. Staublaus) по имени Acarinafelicitas.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
