Диссертация (1148275), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Она нашла отражение в его работе «О духовном в искусстве»:«Борьба звуков, потерянное равновесие, разрушающиеся «принципы»,неожиданнаябарабаннаядробь,глобальныевопросы,кажущиесябессмысленными устремления, как будто разнонаправленные порывы ижелания, разбитые оковы и цепи, превращающие множество в единство,противоположности и противоречия – вот наша гармония» 285 . На этомпринципе «авангардистской гармонии» во многом строится и исследуемыйроман, в котором представление об истине складывается из бесконечнойчереды утверждений и отрицаний, противоречащих друг другу смыслов,графических контрастов, противоположных оценок и альтернативныхвозможностей. Как одну из реализаций идеи альтернативности можнотрактовать и само государство Патеры, которое, с, одной стороны, мыслитсякак «вторичный продукт», отражение и копия старой, доиндустриальнойЕвропы, с другой, обнаруживает в себе приметы различных инновативныхконцепций рубежа XIX-XX веков, связанных с поиском альтернативныхспособов жизнеустройства.2.2.
Элементы утопии и их разрушениеВозрождение интереса к утопической проблематике симптоматичнодля европейской культуры 1900-х гг. Одним из его проявлений становитсяустройство многочисленных «колониальных» общин, среди которых колонияна холме Матильды под Дармштадтом, общины художников в Ворпсведе,Дахау, Мурнау в Германии, в Понт-Авене и Лепульдю во Франции, в деревнеНадьбанья в Венгрии, в Абрамцево и Талашкино в России. Преследуемаяприверженцами колониального общежития цель, связанная с поиском новых285Kandinsky W. Über das Geistige in der Kunst.
S. 109.88форм и способов устройства человеческой жизни, находит воплощение и влитературных текстах эпохи, в частности, в эссе Германа Бара «СтолицаЕвропы. Фантазия о Зальцбурге» (1900) 286 , предвосхищающем отдельныепараметры утопического мира в «Другой стороне».В Зальцбурге Бара, который провозглашается европейской столицей,обретет свою новую родину весь интеллектуальный цвет планеты; основноймыслью совместного общежития станут «новые духовные принципы»287, длячего будет организован специальный клуб «нового духа» и даже арендованажелезная дорога – элемент, повторяющийся и в «Другой стороне». Как и Бар,именно духовной, внутренней жизни человека Кубин отводит центральноезначение при устройстве своего вымышленного мира: «Все у нас устроенотаким образом, чтобы жизнь была как можно более одухотворенной.
<…>вся внешняя жизнь <…> служит лишь исходным материалом <…> Но приэтом мечтатель верит только в грезу – в свою грезу» (10-11). Важныммоментом сходства нам представляется и перенятая Кубином у Барафокусировка на городском пространстве (что продолжает классическуютрадицию утопии Платона, Т. Мора, Т. Кампанеллыпротивовеспасторальнымидиллиямбольшинства288), которое, вколониальныхобразований Европы, мыслится как место «нового общежития» мировойэлиты.В романе Кубина город превращается в экспериментальный плацдарм,на котором проходят испытание и терпят фиаско не один, а целый рядразличных альтернативных способов жизнеустройства289, в основе которыхантропологический(поиск«новогочеловека»),мифологический(«габсбургский миф») и эстетический (музеализация города) аспекты.286Bahr H.
Die Hauptstadt von Europa. Eine Phantasie in Salzburg // Bahr H. Essays. Leipzig, 1912. S. 235-242.Ibid., S. 238.288Cм., например: Glaser H. Utopische Inseln: Beiträge zu ihrer Geschichte und Theorie. Frankfurt a. M., 1996.289О «Другой стороне» как романе-утопии, см., например.: Berners J. Der Untergang des Traumreiches. S. 1032. - Яблоковска указывает на нарративные элементы утопии в главах «Творение Патеры» и «Будни». См.:Jablkowska J. Literatur ohne Hoffnung. S.129. - Мюллер обнаруживает сюжетные и мотивные параллели«Другой стороны» с одним из популярнейших романов-утопий XVIII века «Остров Фельзенбург» («InselFelsenburg», 1731, 32, 36, 43) немецкого писателя И. Г.
Шнабеля (1692 – между 1744 и 1748). См.: Müller G.S. Gegenwelten. Die Utopie in der deutschen Literatur. Stuttgart, 1989. S. 177-178.28789Одновременно в романе разрушаются и формальные признаки литературнойутопии.Разрушение формальных признаков утопииГ. Мюллер справедливо отмечает, что Кубин в своем романе«травестирует традиционные параметры утопии, заменяя утопическоесовершенство на иррациональное несовершенство»290: финансовая системаявляется здесь чисто «символической», к религии никто не относится всерьез,торговля строится на обмане и надувательстве. В продолжение начатогоМюллером травестийного ряда можно добавить и образ правителя, и самогосударство, и его жителей, и даже рассказчика, которые не отвечаютпредъявляемым к ним жанром требованиям совершенства, при том что самнарратив следует его основным свойствам, сохраняя и скрупулезностьописания, и подробный интерес к организации жизни, системе власти,способам обеспечения материального благополучия.Принцип разрушения структурных элементов утопии устанавливаетпараллели между «Другой стороной» и повестью Оскара Паницы «Луннаяистория» (1890).
Отказываясь от образа Луны как места расположения иного,лучшего мира291, Паница возвращает читателя на землю, к нищете, серости иубожеству ее беднейших жителей. Из наблюдений студента Лейденскогоуниверситета, который взбирается на Луну по веревочной лестнице, мыузнаем о быте и нравах лунных жителей, сводимых исключительно кбанальным процессам приема пищи, отправления нужды, крепкого сна илирелигиозных обрядов: «Мучительно было наблюдать, как люди глубокойночью поднимались из кроватей и принимались за скудную пищу; при этомвспоминалась семья рабочих, которая встает до рассвета и молча, деловито290Müller G.
Gegenwelten. S. 182.Ср. напр. «Необыкновенные приключения некоего Ганса Пфааля» (1835) Эдгара По или роман «Первыелюди на Луне» (1901) Г. Уэллса. См.: Dichter reisen zum Mond. Utopische Reiseberichte aus zwei Jahrtausenden.Frankfurt a. M., 1969.29190завтракает, для того чтобы затем так же поспешно отправиться на работу. Вэтом ощущалось ужасающее однообразие»292.Тот же натурализм отличает описание отдельных сцен из жизни Перле,население которого едва ли занято поиском «непостижимой основы сущего»(10), поставленным во главу угла повелителем. «В доме Лампенбогенов состороны двора была подвальная квартира.
Там голодала семья с девятьюдетьми.... Отец семейства был непутевым горлопаном и лоботрясом, жившимна иждивении у своей изможденной, вечно беременной половины» (110), повествует рассказчик, в другом месте текста называя подвальную квартиру«крольчатником», где царил «на редкость мерзкий запах» (116).Попытка рассказчика в повести Паницы представить лунного человекакак главу и полновластного хозяина этого мира сводится к мыслям о«больном боге», «душевное состояние которого в высшей степенисомнительно»293.Тривиализованнымоказываетсяиобразсамогорассказчика: это уже не отважный путешественник, а ищущий забвениястудент-неудачник, ведущий наблюдение за лунной жизнью из-под кровати.То же снижение образов как властелина утопии, так и самого повествователяобнаруживается в романе Кубина.
Пытаясь объяснить себе загадочнуюприроду Патеры, художник предполагает, что он страдает «каким-тонедугом, возможно, эпилепсией» (146), в то время как сам герой,возвратившись из путешествия в Царство грез на родину, вынужден провестине один год в психиатрической лечебнице.Не только образ ущербного правителя, но и специфика обеспеченияматериальных нужд устанавливают параллели между псевдоутопическимимирами Кубина и Паницы. Лунный человек, занятый переносом в Лунныйдом различного скарба с помоек Земли, выступает предтечей собирателястаринных вещей Патеры, который, оправдываясь своим эстетическим кредо,292293Panizza O.
Eine Mondgeschichte. Paderborn, 2011. S. 54.Ibid., S.68.91свозит в Царство как ценные старые вещи, так и откровенную рухлядь извсех уголков планеты.Сходным оказывается и то впечатление, которое производит на героеврассказчиков «новый» мир, противоречащее их первоначальным ожиданиям:Луна у Паницы напоминает «старый, покрытый копотью и дегтемдеревянный барак» 294 , в то время как таинственное государство дляизбранных с романтическим названием Царство грез у Кубина оказываетсяна деле провинциальным гнездом, захолустьем, где хронически экономят наосвещении улиц.Вместо ожидаемой социальной гармонии читатель сталкивается сбытовым и нравственным убожеством и лунных граждан, и людей грез.Обращаясь к жизни низших социальных слоев, Паница лишь травестируеттем самым образ Луны и утопического мира как такового, в то время какКубин, подхватывая одно из устремлений утопической мысли начала XXвека, акцентирует свое внимание на проблеме поиска «нового человека»,который в его эксперименте, равно как и в антропологической «программе»немецкого кабаретиста, поэта и писателя Эриха Мюзама (1878-1934), а затеми ранних экспрессионистов, в частности, Людвига Рубинера (1882—1920) иИоганнеса Бехера (1891-1958)295, должен выйти из низов общества.Антропологическая утопия: город-бордельТочки пересечения между эссе «Аскона» («Ascona», 1904) Мюзама ироманом «Другая сторона» основаны на заимствованиях Кубином основныхпринципов организации совместного общежития реально существовавшей впериод с 1900 по 1941 годы колонии Монте-Верита296, где в разные периодыпроживали К.Г.
Юнг, Г. Гессе, Э.М. Ремарк, Эль Лисицкий, друзья и коллегиКубина, среди которых М. Веревкина, П. Клее, А. Явленский, а также сам294Ibid., S.35.Fähnders W. Anarchismus und Literatur. Stuttgart, 1987. S. 180.296На параллели между Перле и Асконой указывает, в частности, Брунн. Ср.: Brunn С. Der Ausweg insUnwirkliche.
S. 19029592автор.КакивАсконе,которуюнаселяютпреимущественно«среднестатистические немцы» 297 , в Перле селятся в основном бывшиежители Германии: «на их языке можно было объясняться как в городе, так исреди крестьян» (56). Как и в Аскону, окрещенную Мюзамом «немецкойколониейоригиналы»чудаков»,298,кудастекаются«которые«исключительныевследствиеихличнойличностииврожденнойпредрасположенности не способны когда-либо стать полезными членамикапиталистического общества»299, Перле населяет пестрая толпа «странныхсубъектов» и «специфических типов людей» (53).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
