Диссертация (1148275), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Сюда охотники несли потроха убитой дичи, рыбаки жертвовалипечень щук и сомов, крестьяне приносили снопы колосьев или складывалиневысокие пирамиды из яблок и гроздьев винограда. Болото всегдамилостиво принимало эти дары и поглощало их. В прежние годы, говорят,сам Патера часто приходил сюда...Как я узнал, он приносил жертвы «материболоту» во имя народа грез и сочетался с ним в таинствах, в которых особоезначение имели кровь и половой орган» (241). Образ матери-болота, вероятно,был почерпнут Кубиным из работы «Материнское право»255(1861)швейцарского антрополога Иоганна Якоба Бахофена (1815-1887)256. Наряду сэпохами матриархата и следующего за ним патриархата Бахофен в«Материнском праве» выделяет эпоху гетер, которая является самой древнейступенью в истории человечества.
Великая праматерь, мать-болото,уподобляясь природе в своем стремлении к соитию и размножению, не знаетинституциональных ограничений и брачных уз и находится под защитой255См.: Bachofen J. Das Mutterrecht. Eine Untersuchung über die Gynaikokratie der alten Welt nach ihrerreligiösen und rechtlichen Natur. Basel, 1897.256В письме от 8.2.1910 Кубин рекомендует произведения Бахофена своему другу Херцмановски-Орландо.Cм.: Herzmanovsky-Orlando F. von. Briefwechsel. S.4679древнегреческой богини Афродиты.
Основная черта великой праматерисвязана с присущей ей, наряду с силой рождения, силой смерти, котораяроднит ее с царством дикой природы, с животным и растительным миром.Это родство обусловливает и многообразие синтетических образов влитературе и искусстве, в которых женщине придаются анималистические ивегетативные свойства.Отголоски древних представлений о матери-болоте звучат во многихпроизведениях на рубеже веков. Так, в рассказе «Андрогин» («Androgyne»,1906) Станислава Пшибышевского герой выстраивает ассоциативнуюмистическую связь между образом женщины, таинственной дарительницыбукета, и райскими видениями родной земли257. К образу древней праматерии посвященному ей храмовому празднеству обращается Рихард Беер-Хофман(1866-1945) в своем романе «Смерть Георга»258 («Der Tod Georgs», 1900).Гротескныевариациинатемуматери-земли,подчеркивающиедвойственность женской природы, появляются уже в ранней графике Кубина,в частности, в работе «Наша общая мать-земля» («Unser aller Mutter Erde»,ок.1901/02), где «великая праматерь» возглавляет бесконечную процессию измужских голов и черепов, направляя ее движение в сторону бездны, или вработе «Плодородие» («Die Fruchtbarkeit», ок.1902/02), где распростертая надне женская фигура «выпускает» в водную толщу человеческие эмбрионы259.ВотличиеотуказанныхграфическихработКубина,антропоморфизация болота в романе достаточно условна.
Этот образ лишенвнешниххарактеристикженщины,аегофункциональнуюнагрузкухудожник-рассказчик сводит к осуществлению естественного круговоротарождения и смерти: «Бесчисленные твари, которые заполонили Перле,опустошая сады и пугая людей, - все они происходили из болота,простиравшегося на много миль от города в туманную мглу.
Но болото нетолько давало, но и отнимало жизнь. Великое множество жителей города,257Pzybyszewsky S. Androgyne. Berlin, 1982. S.107.Beer-Hoffmann R. Der Tod Georgs. Paderborn,1994. S.31-32.259См.: Alfred Kubin. Das zeichnerische Frühwerk bis 1904. Texte von Ch. Brockhaus. Baden-Baden, 1977. S.188,180.25880крестьян, рыбаков заснуло вечным сном в его топкой трясине» (240). В томже ключе природной процессуальности этот образ решен и в другомфрагменте текста: «земля курилась паром, как будто собиралась извергнутьиз себя новых тварей» (188), в то время как плавающие в каналах трупымедленно втягивались обратно, в недра земли (256). Одной из «жертв»кровожадного болота становится и жена художника, отправленная докторомв целительную поездку в горы, но оказавшаяся в местности, пользовавшейся«дурной славой» (112), с погруженными в пузырящуюся тинистую водунадгробиями, гнилыми, удушливыми испарениями, затрудняющей дыханиесыростью и шевелящимися болотными демонами (115).
«Мою жену знобило,она вся прижалась ко мне. Когда мы въехали в город, было два часа ночи.Теперь я знал, что привез домой смертельно больную» (115), - констатируетрассказчик.В литературе XIX века мотив болота как некой фантастической силы,поглощающей все живое, возникает в контексте с образом большого города,выступая аналогом его губящей, разрушительной сущности. Уже в романе«Парижские тайны» («Les Mystères de Paris», 1842-43) Эжена Сю (1804-1857)сон беглого каторжника и убийцы по имени Грамотей содержит в себекартины Парижа как кровавого болота, зловонной, кишащей червями реки260.В сочинении Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» («Also sprachZarathustra», 1883-1885) герой проходит мимо большого города, сравниваяего с болотом, а живущего в нем шута – с болотными тварями: «Зачем такдолго жил ты в болоте, что сам должен был сделаться лягушкой и жабою? Нетечет ли теперь у тебя самого в жилах гнилая, пенистая болотная кровь...»261.Наконец, в работе «Вырождение» («Entartung», 1892) Макс Нордау (18491923)отождествляет«вырождающихся»жителейгородаслюдьми,живущими в заболоченных местностях, источающих малярийные испарения:«Житель столицы, даже самый богатый, окруженный всевозможною260Сю Э.
Парижские тайны. В 2-х тт. М., 1993. Т. I. С. 263.Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Полное собрание сочинений в 13 тт. М., 2007. Т. 4. С. 182183.26181роскошью,неизменноподвергаетсянеблагоприятнымусловиям,истощающим его жизненную силу. Он дышит зараженным воздухом,питается несвежей, загрязненной, фальсифицированной провизией, вечнонаходится в состоянии нервного возбуждения, и его с полным основаниемможно сопоставить по условиям жизни с обитателем болотистой местности.Влияние больших городов на человеческий организм очень напоминаетвлияние маремм, и жители их столь же обречены на вырождение и гибель,как и жертвы малярии» 262 .
В романе Кубина происходит своеобразнаяреализацияметафорическогосравненияНордау:вечнозадымленныйВокзальный квартал был некогда разбит на болоте (51), болото простирается«на много миль от города, в туманную мглу» (240), густые облачныеобразования над городом, не пропускающие солнца, связываются местнымпрофессором с «обширными болотами и лесами» (50), в городе было «душнокак в печке», «из неглубоких ям сочился теплый туман с кисловатымзапахом» (188). Фокусировка на непосредственной взаимосвязи города сболотом, из которого этот город по сути и берет свое начало, указывает напредзаданность, изначальную катастрофичность любого урбанистическогоначинания.Одновременно болото в романе символизирует состояние общейстагнации жизни, связанной с отказом от любых нововведений и тотальнымотрицанием прогресса.
Эта коннотация образа города-болота зафиксированавхарактеристикежителейПерле,сформулированнойамериканцемГеркулесом Беллом: они напоминают ему людей, которые «вязнут в болоте»(168). Частным случаем общей стагнации жизни является и ситуациястагнации в искусстве. В этом смысле семантика болота в «Другой стороне»,уходя в сторону от городской проблематики, выстраивает аллюзии на романАнре Жида «Топи» («Paludes», 1895), вышедший в 1905 году по-немецки263.Как и в романе Жида, для которого болото является сатирическим символом262263Нордау М. Вырождение.
М., 1995. С. 44.Gide A. Paludes (Die Sümpfe). Minden, 1905.82хорошо знакомого ему парижского литературного общества264, образ болотав романе Кубина преодолевает сюжетные рамки книги, отсылая к «болоту»декадентского искусства, попытка «расчета» с которым, на наш взгляд,осуществляется в «Другой стороне» и на уровне отдельных тем, и на уровневсегоромана,принимающегоформылитературно-художественногоэксперимента. Если автор экспериментирует в книге с повествовательнойстратегией,прерываяканвувербальногонарративавключениемиллюстраций, рассказывающих порой альтернативную историю 265 , то еголитературный герой, во многом повторяющий творческие искания Кубинахудожника, ищет новые изобразительные возможности. Эти поискиоказываются синхронны и отчасти фиксируют те устремления, которыеотличают складывающееся в этот период искусство абстрактной живописи.Первая «проба пера» неискушенного писателя Кубина, привлекшаявнимание современников, отметивших его необычность и новизну, получаетдалеко не лестные рецензии, в которых текст признается запутанным,алогичным, сложным для понимания.
Писатель Карл Айнштайн подвергаетроман жестокой критике: «Кубин в своем романе нагромождает слишкоммногое и не достигает clair voyance. Книга – только сновидение, но не имеетформы. <...> Кажется, Кубин писал слишком пассивно и бессознательно освоем предмете, находясь в состоянии аморфных мечтаний».266 В черновом,неопубликованномвариантероманназванивовсе«литературноневозможным и беспомощным, может быть, намеренно»267.Лишь почти столетие спустя эти особенности романа получают новуюинтерпретациюунемецкихлитературоведов,средикоторыхГ.Брандштеттер, К. Брунн, А.