Диссертация (1148187), страница 36
Текст из файла (страница 36)
В биографии самого религиозного лидера данная категориярассматривается в контексте его включённости в контркультуру 1960-х годов. Категория«духовные искания» становится центральной символической категорией биографическогоповествования Геннадия. Субъективно она трактуется как интерес к альтернативным образцаммышления и поведения.Далее информант снова обращается к теме семьи, это возвращение к нормативномубиографическому повествованию, организованному вокруг типичных институтов советскогообщества.
«Но, правда, я рано достаточно женился. Сколько мне было? Девятнадцать,наверное. Тут же родился ребенок, и я стал семейным человеком. Нужно было зарабатывать132деньги, нужно было заботиться о семье, и я исполнял роль идеального мужа. Т.е. я сталзаниматься детским здоровьем, потому что дочка родилась очень болезненная. Сталзаниматься воспитанием, всякие там кружки и так далее. Это тоже тогда было оченьмодно.
Модно, нужно и интересно». Эта тема формирует отдельный смысловой этап биографииГеннадия, который мы назовем его же словами «идеальный муж» (1974-1984 гг.). В рассказеинформантанесколькоразповторяетсяслово«нужно»,котороеподчёркиваетпринудительность, обязательность следования предписаниям общества и в то же времяобезличенный характер этих предписаний, «нужно было», что говорит о невозможностиинформанта сопротивляться этому моральному императиву и подчиненности обстоятельствам.Следующая важная тематизация в рассказе информанта ― выбор специальности иработа. Несмотря на то, что в старших классах (с 8-го класса) информант сопротивляется«правильному» (плохо учится, вовлечен в компанию хулиганов), эта секвенция показывает, чтоон вновь ориентируется на ценности, транслируемые семьёй и советской системой. Получениевысшеготехническогообразованиярассматриваетсяимкакединственныйвариантдальнейшего развития жизненного пути.
Как альтернативный вариант возможно гуманитарноеобразование, но под влиянием юношеской депрессии, неуверенности в себе, страха непоступить в институт, он отказывается от него. Личность старшего брата, «уважаемогочеловека», профессора технологического института, выступает для него «мужским идеалом» ипримером нормативной социальной идентификации, следуя которому он поступает вТехнологический институт в Ленинграде. Выбранное образование, как мы можем узнать изследующей секвенции, не устраивало информанта, так как не соответствовало егопредставлениям о науке. «Ни химия, ни физика не устраивали меня как науки, потому что онине науки на самом деле.
Единственное, что подходит под название науки ― это математика,потому что это строго и логично».После окончания института информант остаётся работать на кафедре в качествеассистента, затем переходит в научно-исследовательский институт. Повествование о выбореспециальности и работы информант заключает фразой: «т.е. необычное начало для буддиста».За этим кратким пояснением скрывается еще одна дихотомичная категория оценки,выступающая смысловым фреймом в биографическом повествовании информанта ― наука ирелигия. Если сегодня ведутся дискуссии о точках пересечения буддийского мировоззрения исовременной физики, психологии,[e.g., Уланов, 2009] в советское время, как во многом исегодня, противопоставление науки и религии было аксиомой, непреложным фактом.
Поэтомув представлении Геннадия научная карьера представляется необычным началом для того, ктовпоследствии займёт руководящую позицию президента в структуре религиозной организации.133По советским меркам информант вполне успешен: он создал семью, получил высшеетехническое образование, устроился на престижную работу в НИИ. Однако последующиесеквенциисвидетельствуютоегонеудовлетворённостипростымсоответствиемпредставлениям о советском человеке. С учебой в институте связан ещё один смысловой этапбиографии информанта, который мы можем символически обозначить его словами «когда ябыл юн и свободен» (1972-1974 гг.).
Темпорально этот этап соотнесён с первыми двумя годамипребывания в институте, а в субъективном смысловом горизонте информанта ― с годами доженитьбы. Этот смысловой этап возвращает его к теме духовного поиска: «…я занимался йогой,которая только была доступна, а это была хатха-йога в основном. Ну и читал какие-токнижки, которые мне попадались. Когда ещё я был юн и свободен, а это был первый курс илипервые два курса, я занимался рок-музыкой и всем, что связано с танцами и дискотеками. Ну,хотя основное время, танцы и музыка занимали там 20%, а 80% занимало чтение книжек.Есть основное мое качество, которое буддизмом выкорчевывается, но не до конца еще, этолюбовь к чтению и пребывание во всяких вымышленных пространствах, интеллектуальныхвсяких». Йога и рок-музыка ― реальность альтернативная советской повседневности, этокультура советского андеграунда. Ленинград являлся одним из центров отечественного рокдвижения, и характерной чертой 1970-х было подпольное массовое распространениемагнитофонных записей с отечественной рок-музыкой, своеобразного музыкального самиздата.Рок воспринимался как противостояние официальной системе ценностей и поиск путейсамовыражения.
По сути, информант совершает шаги на грани дозволенного и запрещенного,что отчасти относится и к чтению книг, среди которых, как мы знаем из предшествующихсеквенций, есть эзотерический самиздат. С другой стороны, информантом отмечаетсяинтеллектуализм и любовь к чтению как одно из основных качеств характера, унаследованныхот отца, о чём свидетельствует большая домашняя библиотека (10 000 книг). Таким образом,«духовные искания» как поиск себя происходит в пространстве противостояния нормативного,официальной культуры, и запрещённого, подпольной культуры; научного и религиозного.Следующий смысловой этап биографии информанта мы обозначим словами из интервью«сильные изменения» (1984 г.). В повествовании президента этот этап представлен черездраматический рассказ, в котором пересекаются три значимые тематизации: семья, работа идуховные искания.
«Ну, у меня произошли такие сильные изменения. Это, наверное,предчувствие перестройки. Я работал. Потом я развелся, причем работа была как-то связанас духовными исканиями». Рассказ об изменениях открывается подробным описанием работы вНИИ: свободная атмосфера, неограниченные ресурсы, высокая заработная плата, гибкийграфик. Информанта приглашают в эзотерическую группу из-за его внешнего вида, так как унего были длинные волосы, борода, «был хиппи». «Я стал туда ходить, но не очень много,134потому что я был занят и на работе и дома. Все было на мне: и готовка, и уборка, и магазины,и уход за ребенком, и лечение ребенка. Но, тем не менее, я ходил иногда в этот кружок.
Ходил,ходил и потом со мной что–то такое произошло. И я подумал, что я как-то не так живу.Наверное, я очень-очень долго встраиваюсь во все эти социальные роли: я там был студент,потом был преподаватель, потом был муж, потом был научный работник, причем все это недоставляет мне никакого такого удовольствия, все эти занятия. Вот что мне интересно, этозаниматься развитием.
И я подумал, что развитие у меня прекратилось. Никуда я неразвиваюсь. Я пришел и сказал в семье: «Наверное, нам надо прекратить это все». Скандалбыл большой, потому что жена была с деспотичным характером, и она никак не моглапредположить, что…. Ну, потому что она привыкла к тому, что я абсолютно надежный,абсолютно покладистый и абсолютно положительный человек. А тут вот такое.…»Временнойконтекстпроисходящихсобытий―перваяполовина1980-хгг.Изпредшествующего нарратива информанта, очевидно, что, несмотря на альтернативные хобби(йога, рок-музыка, чтение эзотерического самиздата), он всё же ориентируется на ценности,транслируемые его семьёй и советской системой: заканчивает вуз, работает в НИИ, женится,заботится о ребёнке.
Именно эти нормативные векторы направляют его жизнь. О возможнойсоциальной идентификации, сопряжённой с альтернативными хобби, он вспоминает как быневзначай: «Да… и поскольку я был хиппи…». Возвращаясь к дискурсу родительской семьи, мыможем заключить, что он старается быть «правильным». Однако приведённые секвенциисвидетельствуют о том, что он устал быть правильным, «встраиваться» в социальные роли(«…я там был студент, потом был преподаватель, потом был муж, потом был научныйработник…»). За желанием заниматься развитием стоит интерес к развитию своегочеловеческого потенциала, поиску и раскрытию своей индивидуальности в противовесподавлению её советской системой, требованию служить государству. «Сильные изменения» вжизни информанта связаны с его отказом от того, чтобы быть правильным в терминахпредставлений о советском человеке, это его бунт, нежелание принадлежать государству.
Такоерешение, как мы видим, неизбежно влечёт за собой отречение от того, чтобы быть «идеальныммужем» и семейный скандал с привлечением «всех возможных структур» (КГБ, секретногоотдела НИИ и др.). «Жена пошла партком, потом в местком, ну а поскольку это былоособенное заведение (НИИ по разработке микробиологического оружия ― прим. И.В.), толучше всего её выслушали вот в этом самом секретном отделе. Ну, я тоже пошёл всекретный отдел, потому что я знал, что нужно бороться».Итак, изменения в понимании информанта это его попытка преодолеть моральный иидеологический императив советской системы. Однако дальнейший событийный ряд этогорассказа, сопровождаемый судебным процессом по эзотерической группе, свидетельствует о135том, что структуры социального контроля возвращают информанта в рамки предписанныхсоциальных ролей.
Он рассказывает об этом следующее: «Я не знал всех людей из этойэзотерической группы, она оказалась большая. …самые такие приверженцы… уехали в какуюто деревню в горах и стали там медитировать. Об этом стало известно, их арестовали исудили… Т.е. к этому времени я уже знал, что бывает, когда плохо себя ведут. …я долженвернуться в семью… Я действительно вернулся в семью». Далее мы узнаём, что через полторагода информант всё-таки расстался с женой. Он отмечает, что заявление, поданное супругой впартийные органы, было отозвано и никакой формальной опасности не представляло.Расставание с семьёй обозначает следующий смысловой этап биографическогоповествования, который можно обозначить словами из интервью «глоток свободы» (1986-1989гг.).
Информант отмечает, что «уже стало почти всё свободно, и можно было заниматься чемугодно». Это время соотносится с началом либерализации и плюрализации религиозной жизнистраны, приездом первых миссионеров, появлением литературы, различных сообществ (хотязакон о свободе совести еще не принят). «Ну и я почувствовал, что, наконец, началась жизнь,это как раз был ‘86-87-ой год. Уже стало почти все свободно, можно было заниматься чемугодно.