Диссертация (1148187), страница 31

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 31)

Изъятие этого периода из повествования обозначает биографический разрыв ине присвоение части своего жизненного пути как ресурса идентификации. Мы можемпредположить, что опыт, пережитый биографантом в этот период, противоречит тому образу,который она стремится создать, современной я-концепции. По сути, за разрывом скрываютсяпредставления о традиционном семейном укладе: муж ― добытчик, тот, кто зарабатываетденьги; жена ― та, кто посвящает себя дому и детям. Она не работает, не получает профессию,можем предположить, имеет ограниченный круг общения, в основном, семья и одноклассники,о которых речь идёт в начале интервью.

Другой причиной исключения периода из рассказаможет быть пережитый эмоционально травматичный опыт.Итак, смысловой этап, который сменяет детство ― «на первом курсе». В 1990-м годуинформантка переезжает в Ленинград и поступает в Мухинское училище (ныне Художественопромышленная академия им. А.А.Штиглица). Этот этап открывается тематизацией первойвстречи с буддизмом. Друг информантки рассказывает ей о датском ламе Оле Нидале ибуддийской медитации.

Констатация этого факта и сама возможность посещения буддийскойобщины свидетельствуют о либерализации и плюрализации религиозной жизни России. Вместес другом она едет на частную квартиру, где встречается с Оле и Ханной Нидалами и ихроссийскими последователями. Об этой встрече она рассказывает следующее: «Я, когда ихувидела, я сразу поняла, что… Меня люди вокруг вообще не интересовали, нравятся они мне, не115нравятся. Ну, там были странные люди. Мне больше всего понравились Оле с Ханной. Онименя интересовали. Я попала к себе домой». Лара не уделяет какое-либо вниманиеобстоятельствам переезда, а сразу переходит к характеристике встречи с буддистами.

В даннойсеквенции очевиден смысловой сбой и противоречие. С одной стороны, она сообщает, чтолюди были ей не интересны. С другой стороны, даёт им характеристику «это были странныелюди». Информант не раскрывает значение этих слов, но мы знаем, что первой аудиториейНидала были советские хиппи и люди из артистической среды Ленинграда. Конечно, дляинформантки только что приехавшей из маленького провинциального города они казались«странными». Вместе с тем, подчеркнём, что она характеризует именно аудиторию Нидала, ане содержание лекции или первую медитацию, что свидетельствует о значимости именносоциального аспекта религиозного участия.

Данное предположение подтверждают и её слова орелигиозном лидере и его супруге: «понравились», «интересовали», «попала к себе домой», ―характеризующие эмоциональную оценку впечатления, произведенного Нидалами.Далее информант переходит к тематизации семьи, что необходимо для сохранениялогики дальнейшей событийности.

Только теперь она сообщает, что была замужем и имеларебёнка, т.е. в Ленинград она приехала с семьёй. Первое посещение буддийской группы онасовершила вместе с мужем. Супруга она характеризует как творческого человека, который вовсём ищет вдохновение. Однако в буддизме он «вдохновение не нашёл», поэтому второй раз онаедет к буддистам одна. Тематизацию второго посещения буддийской группы сопровождаетподробный рассказ о том, как она искала квартиру и нашла её «чудесным образом». В этой жесеквенции она замечает: «Я художник и у меня хорошая память». Эти свидетельства вступаютв противоречие: чудеса ― компонента конструирования религиозной идентичности буддиста,подразумевающаяпредопределённостьсвязисбуддизмом.Другоеобъяснениетопографической точности связано с её профессиональной идентичностью художника исоответствующей ей хорошей зрительной памятью.

П. Бергер пишет о множественностиидентичностей, которые современная социальная реальность предъявляет индивиду. Изассортимента таких идентичностей необходимо сделать выбор в пользу одной доминирующейидентичности или некого их сочетания, или вовсе отказаться от выбора, сохранив такимобразом свободу этого выбора [Бергер, 1996].

В данной секвенции мы видим, что дляинформантки её религиозная идентичность так же значима, как и профессиональная. Этагипотеза находит подтверждение, если обратиться к секвенциям начала интервью, в которыхона неоднократно отмечает, что посещала художественную школу и любила рисовать: «Я оченьлюбила рисовать, ходила в художественную школу». Можно предположить, что темахудожественного образования и буддийской религиозности для неё равнозначны в смыслереализациисвоегочеловеческогопотенциала,именноврелигиозной(позиция116путешествующего учителя) и творческой сферах (художник, дизайнер) она находит себя, а не вкачестве жены и матери.Описывая второе посещение буддийской группы, информантка сосредотачиваетсяглавным образом на новом знакомстве с понравившимся ей буддистом: «…первый кого яувидела, это был Л. и с тех пор мы с Л. вместе.

Мы очень хорошо понимаем друг друга. Вотсвязи на самом деле совершенно не зависят там, от каких-то культурных вещей, среды, вкоторой люди выросли, возраста. Он же старше меня намного, можно сказать, другоепоколение. Тем более он жил в Питере, а я из провинции». Таким образом, наша гипотеза означимости социальных аспектов религиозного участия подтверждается данной секвенцией.Значимость социальных отношений объективируется через понятие «связи между людьми».Примечательно, что в начале интервью художник акцентировала свою позитивнуювключённость в социальные общности различного уровня (семья, друзья и знакомые родителей,родственники, класс, комсомольская организация).

В приведённой секвенции речь имплицитноидёт о выпадении из этих общностей, размежевании людей по самым различным признакам:«возрасту», «культурной среде», «поколению» и др. Данный пассаж содержит в себе отсылку ксмещениям, происходящим в социальной и культурной сферах переходного общества,находящих своё выражение в распаде надгрупповых форм солидарности и неэффективностиинститутов, призванных обеспечивать социальную интеграцию, предотвращая отчуждениелюдей друг от друга. Одной из естественных и универсальных реакций человека на распадсоциальных связей и того ценностно-нормативного порядка, который регламентировалповседневные взаимодействия, по мысли отечественного исследователя Наумовой, являетсярациональный поиск понимания, надёжности, защиты, сходства взглядов, что в ситуациисоциального стресса является движущей силой идентификации [Наумова, 2006, с.

152.].Свидетельства этой реакции мы находим в оценке информантом взаимоотношений сбуддистом: «Мы очень хорошо понимаем друг друга». Характеризуя своего нового друга,информантка возвращается к теме поколения. Замечание о различии социокультурного опыта(«другое поколение»), с нашей точки зрения, скорее сопряжено с различием средысоциализации, провинция и культурная столица, чем собственно с событийностью. Эторазмежевание преодолевается за счёт новой религиозной формы идентификации, ориентациинаединыенормы иценностибуддийскойрелигиознойсистемы,представляющуюнадгрупповую форму солидарности, объединяющую людей поверх этнических, возрастных,территориальных границ.Следующая тематизация, к которой обращается Лара ― духовный поиск.

Темадуховного поиска носит нормативный характер для нарративов конвертитов, в то время каксамо смысловое наполнение темы может быть весьма различно. Лара сообщает, что у неё не117было духовного поиска, т.е. посещение буддийского центра не было результатом сознательногои целенаправленного поиска нового мировоззрения, религиозного поиска. Однако в силунормативности данной категории для нарративов буддистов-конвертитов она ретроспективноотносит к ней все моменты столкновения с религией: «Первое то, что я отказаласькреститься, когда бабушка сильно настаивала. Второе, я пару раз открыла Бхагавад Гиту ина первой же странице засыпала. Ни одно слово не было понятно. Это все как будто бы несвязано со мной, что-то очень отдаленное». Очевидно, что отказ креститься относится к её«благополучному» «счастливому» детству, когда она жила в семье с родителями и бабушкой,таккакправославиебылоединственноразрешённойформойрелигиозностивкоммунистическом государстве.

Чтение Бхагавад Гиты1, вероятно, соотносится с концом 1980х, когда началась относительная либерализация религиозной жизни, появились первыерелигиозные миссионеры, литература. Но это было «не связано с ней», «что-то отдалённое».Момент встречи с буддизмом она характеризует следующим образом: «…вот когда я услышалато, что Оле говорит, в меня сразу это проникло. Особенно, когда мы начали медитироватьпервый раз четыре мысли, что мы не можем помогать другим, пока сами запутаны истрадаем, для меня было откровение большое. И я подумала, что я хочу.

Вот эту мудрость японяла». Таким образом, речь идёт о взаимосвязи религии и её эмоционального опыта, онеобходимости нормативного определения векторов эмоциональной и деятельностнойактивности («не можем помогать другим… пока запутаны»). Вспомним секвенции началаинтервью, в которых художник рассказывала о том, что к ней приходили люди «старше» неё,чтобы она «посоветовала, что им делать», т.е.

помогала им. Это было время определенности веёжизни,ясностиценностныхустановокиповеденческихнорм.Постсоветскаясоциокультурная действительность характеризуется распадом прежних коллективистских норм,ценностей, образцов взаимодействия; социокультурная реальность становится неоднозначной,противоречивой и неопределенной. Поэтому художница реагирует на неё переживаниемкризиса, проявляет негативную эмоциональную реакцию на социальную ситуацию.Переезд всегда новая страница в биографии, а тем более переезд из провинции вкультурную столицу России Петербург, тогда ещё Ленинград. Однако по приведённойсеквенции становится очевидно, что общий эмоциональный фон этой новой страницы далёк отпозитивного. Данная секвенция подтверждает нашу гипотезу о пропущенном периоде жизни,замужестве и воспитании ребенка: образ мудрого, общительного и активного человека, которыйона создала на первом этапе своего повествования, вступает в противоречие с опытом семейнойжизни.

Характеристики

Список файлов диссертации