Диссертация (1145204), страница 39
Текст из файла (страница 39)
М.: Российская политическая энциклопедия,2004. С. 335.357189к бытию, исключительно как уже заданному в мышлении и мышлением, замыкаяграницы бытия его концептуальной артикуляцией. Так складывается вопределенной мере параноидальный круг: философская мысль оказываетсянаправленной на самую себя, ограничиваясь собственными идеальными иформальными понятия.В то же время устремленность бытия к явленности предполагаетразворачивание опыта, в котором бытие и высвечивается.
В философии этот опытвписывается в мыслительные и языковые форматы, подвергаясь «тематизации»,«из которой проистекают или к которой способны, стремясь или ожидая ее, всевозможности опыта. В заявлении темы дело бытия или истины исчерпывается» 358.Однако тематизация, задающая когитальные практики, оказывается иосновой развертывания идентичности субъекта, в которой комплексы «тем»конституируют его «историю», где настоящее становится «возвращением», таккакактуальнаяпредставления»,ситуациятоестьвоспринимается«охватывающемублагодарядвижению,«апперцепцииосуществляемомуединством, ядром которого является “я мыслю”, которое, будучи синопсией, естьнеобходимаяструктурадляреальностиактуальностинастоящего» 359.Инастоящие, актуальные представления являются основой концептуализациисубъектом прошлого, – «благодаря сознанию прошлое есть лишь разновидностьнастоящего. Ничто не может и не могло произойти, не явившись, пройтиконтрабандой без декларации, без самопроявления, без досмотра на предметистины.
Трансцендентальная субъективность является видом этого присутствия:никакое значение не предшествует тому, которое я даю» 360.Под влияние мышления о бытии подпадает и рациональная теология,которая помещает Бога внутрь бытия, или, иначе, – превращает его в темумышления: «... философский дискурс должен быть в состоянии объять Бога, оЛевинас Э. Бог и философия // Эмманюэль Левинас: Путь к Другому. Сборник статейи переводов, посвященный 100-летию со дня рождения Э. Левинаса.
СПб.: Изд-во СПбГУ,2006. С. 204.359Там же. С. 206.360Там же. С. 207.358190котором говорит Библия, если только этот Бог имеет смысл» 361. Не менее, чемрациональная теология, под властью онтологии пребывает «дискурс мнения иверы» постольку, поскольку (хотя и апофатически) говорит на «языке бытия».Левинас развивает собственное понимание знания и мышления: познание неможет проистекать из сознания как «cogito», а, напротив, завершается в нем,приобретает застывшую форму. В подлинном смысле мышление разворачиваетсяза пределами круга самоповторения субъекта, по ту сторону рациональности,связанной с «я мыслю».
Однако сам процесс познания настолько отличен отследования рассудком по проторенной дороге мысли, насколько различны «сон»и «бессонница». При этом «сон» и «бессонница» не находятся в состоянииоппозиции, отношения между ними ассиметричны: «бессонница» определяетсяЛевинасом как некое «до-»: до-логическое, до-антропологическое: «Бессонница –бдение или бодрствование, – не определяемая через простое отрицаниеестественного феномена сна, принадлежит к категориям, предшествующимантропологическим категориям внимания и оцепенения» 362.
Со слов философа,«бессонница» есть «мета-категория». Она порождается обеспокоенностью Иным,внедряющимся в самое сердце Тождественного: «Бессонница (т.е. бодрствованиепробуждения) в самом сердце своего формального или категориального равенстваобеспокоена Иным, который вынимает из нее все, что в ней есть, и вкладываетсебя в сущность Тождественного, в идентичность, в отдых, в присутствие, в сон;Иным, который разрывает этот отдых, разрывает его изнутри состояния, вкотором собирается установить равенство» 363.В частности (или в качестве исключения), круг самоповторения субъектаразрывает своей не-мыслимостью идея Бога, или Бесконечного. Она не умещаетсяв какие-либо форматы, не позволяет себя интегрировать. В этом смысле«тематизация Бога в религиозном опыте избежала крайне затруднительногоположения, разрывающего единство “я мыслю”» 364.
Травмирующий опытТам же. С. 202.Там же. С. 204.363Там же. С. 205.364Там же. С. 210.361362191«разрыва сознания» при столкновении с Бесконечным, опыт «отрезвления» и«пробуждения» за пределами бытия оставил след даже в рационалистическойфилософии Декарта, его размышлениях о божественном бытии.Итак, познание начинается в разрыве обыденного порядка вещей, с немотыи оцепенения. Идея Бесконечного, погруженная в мышление, деструктурируетего, но и раскрывает для него новую перспективу – вне логики исистемосозидания: «Бесконечное одновременно и воздействует на мышление,опустошая его, и призывает его: ставя его на место, оно создает его.
Оно егопробуждает»365. Рациональный «субъект» познания уступает место «живой»телесной «субъективности», поэтому-то и специфика субъективного отношения –в «страсти», «желании», но желании – без желания обладания, без цели. Вотличие от субъекта, которому присуща интенциональность, субъективностьпассивна, однако это пассивность страcти, passio.Именно в «пассивной субъективности» происходит обнаружение мысли,смысла по ту сторону бытия, вне рационалистических установок и языковыхформатов.
Акцент на телесности, афицируемости для Левинаса – гарантвосприятия «иного»: «“Материальная”, живая телесность Я (ранимость) делаетсубъект открытым для Другого на принципиально нетеоретическом уровне: науровне наслаждения или страдания» 366, – пишет об этом А.В. Ямпольская.Субъективность проявляется в «страстном» отношении к «другому»,«ближнему». Так, в предисловии к «Тотальности и Бесконечному» Левинаспишет: «Эта книга выступает в защиту субъективности … Субъективность в этойкниге предстанет как приемлющая Другого, как гостеприимство» 367.
При этомотчетливое ощущение «другого», которое предстает как «симпатия», «sympathos»,«со-чуствие»,«со-страдание»,снеобходимостьюведеткответственности; в том числе, – к ответственности за свободу «другого». И этаТам же. С. 214.Ямпольская А. В. Творческая эволюция Эмманюэля Левинаса // Эмманюэль Левинас:Путь к Другому. С. 20.367Левинас, Э. Тотальность и бесконечное. / Пер. с фр. И. С.Вдовиной.
// Левинас Э.Избранное. Тотальность и Бесконечное. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. C. 70-71.365366192ответственностьзадругого,какподлинноэтическоеотношение,внеконвенциональна: она берет начало в анахроническом прошлом – дорелигиозного опыта и до закона.
Переживание другого предшествует любымусловностям, представлениям и даже – чувствам и голосу. Философ описываетего следующим образом: «Я не могу скрыться от лица другого в его безнадежнойнаготе: в его наготе покинутого, которая просвечивает сквозь щели, бороздящиеего маску, или сквозь морщинистую кожу, в его “безнадежности”, которуюследует понимать как уже выкрикнутый крик к Богу, без голоса и тематизации.Звук тишины – Geläut des Stille – безусловно, звучит здесь»368.Ответственность за «другого» приходит не извне, а изнутри свободысубъективности.Итакоесостояниетрагичноиопасно:втягиваясьвответственность перед «другим» рациональный субъект исчерпывает себя,превращаясь в прах, – Я изымается из идентичности. Но Левинас настаивает натом, что целостность и завершенность рационального и все рационализирующегосубъектанеимеетникакогопозитивногозначениядлячеловеческогосуществования. «Прах» идентичности уже не сможет стать «ядром одногочеловека в себе и для себя».
Это «пепелище», однако, становится местом, изкоторого возрождается новая индивидуальность: новое Я как единственное иуникальное в абсолютной полноте свободы и ответственности.Вопросом, связанным с тем, можно ли мыслить больше чем то, чтоукладывается в систему рационализированных представлений, для Левинасаявляется вопрос, можно ли высказать что-либо, кроме того, что дано в мышлениии бытии.
Подобное сказывание, речь являет себя в жертвовании собой во имядругого,когдапредшествующегоЯподаетсмысла:«другому»знак,знак,значеньезакоторымкотороговнетнемникакогосамомкакобращенности к «другому»: «Речь подает знак другому, но означает в этом знакедар самого знака» 369. В пределе речь, в которой субъективность проявляет себя368369Левинас Э. Бог и философия. С. 222.Там же. С. 225.193перед ближним, – речь без слов и до слов.
Она может звучать как тишина, а можетявлять себя в «междометиях и криках».Левинас демонстрирует познание, осуществляемое по ту сторону бытия.Распознав в философском мышлении логику самоповторения, он обращается кглубоко субъективному, телесному опыту встречи с инаковым. В артикуляцииэтого опыта не находится места «субстанциальному языку», запечатлевшему ужепомысленное.
Субъективность проговаривает себя особым образом.Как уже было замечено, сущность сознания и мышления определяетсяфилософом как «бессонница» («бдение или бодрствование»). При этомизначальный смысл, заложенный в этой метафоре, только указывает направлениеразмышленийавтора.переосмысливается:Содержаниеметафорытрансформируетсяим,бессонница – не противоположность сна, а то, что сонопределяет и ему предшествует: «Оставаясь на грани пробуждения, сон всегдасоединяется с бодрствованием: пытаясь избежать его, он прислушивается вповиновении бодрствованию, которое ему угрожает и его зовет, бодрствованию,которое требует» 370.
Смысл глагола «бдеть», синонимичного «пребывать всостоянии бессонницы», также представляется Левинасу неочевидным: слишкомшироким для точной передачи состояния. Он уточняет, что «бдеть [бодрствовать]не значит бдить [бодрствование для чего-то] – где уже обнаруживаетсяидентичное, отдых и сон» 371. Так в процессе «сказывания» обнаруживает себя«нередуцируемыйкатегориальныйхарактербессонницы»:«ИнойвТождественном» 372. Другой пример: состояние сознания, вызванное идеейБесконечного, определяется философом как «пассивность», но пассивностьособого рода: не рецепция (которая предполагает интериоризацию внешнего), а«замирание при получении идеи»:«Разрыв актуальности мышления в “идееБога” является пассивностью более пассивной, чем какая бы то ни былоТам же.
С. 204-205.Там же. С. 205.372Там же.370371194пассивность; как пассивность от полученной травмы, в результате которой идеяБога была помещена в нас» 373.Может сложиться впечатление, что Левинас знанят просто игрой слов,однако за этим стоит особая языковая стратегия: с одной стороны, движениемысли философа не пред-задано языковыми форматами, а, с другой, – понятия,используемые им, получают содержательную определенность из контекста и непереводятся в ранг категорий. Например, понятие «этики», суть которой – в «неза-интересованном», внеконвенциональном отношении к другому, дополняетсяЛевинасом понятием «справедливости» как «закона» и «права»: вопрос о нейдолжен быть поставлен, когда, кроме «меня» и «другого», появляется «третий» 374.Именно о такой справедливости философ говорит в одном из интервью: «Вызнаете слова Достоевского: “Все за все и перед всеми виноваты, и я больше, чемдругие”,которыеяиспользовал,чтобыподчеркнуть...бескорыстный,незаинтересованный, изначальный характер отношения к другому.