Диссертация (1145204), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Взаимность –этим озабочена уже справедливость, которая появляется позже, вместе собщественной структурой» 375. В работе «О Боге, который приходит в мышление»«справедливость» употребляется в ином значении: как то, что берет начало по тусторону бытия, в Бесконечном. С этой позиции – подобным образом понятойсправедливости – автор, с его собственных слов, осуществляет критикуфилософии в ее институционализированной форме и западного мышления вцелом. «Необходимо мыслить сознание исходя из...
эмфазы присутствия», –пишет он и комментирует свое высказывание: «Необходимость, требуемаясправедливостью, которая, между тем, требуется бодрствованием и, такимобразом, Бесконечным во мне, идеей Бесконечного»376 (Курсив мой. – Ю. В.).Там же. С. 212.Это значение «справедливости» в философии Э.
Левинаса актуализирует К. Харт:«То, что Левинас называет этикой, не более чем отношения между мной и другим человеком.Как только вмешивается третья сторона, что всегда случается, должен быть поставлен вопрос осправедливости. Я не могу все отдать все незнакомцу, если еще и вдова взывает ко мне опомощи» (Харт К. Постмодернизм / пер. с англ. К. Ткаченко. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2006.
С. 122.).375Забота о добре (Беседа с Э. Левинасом) // Эмманюэль Левинас: Путь к Другому. С.180.376Левинас Э. Бог и философия. С. 206.373374195Не представленное на уровне содержания сознания, не видимое «обычным»зрениемпроявляетсяЛевинасомвтекстепосредствомпривлечениямифологических образов. Аллюзия к античной мифологии, образу бога Эротавозникает при описании встречи сознания с идеей Бесконечного: «ИдеяБесконечного проявляет себя даже не как любовь, пробуждающаяся на кончикепоражающей стрелы...» 377 Философ часто обращается к религиозной мифологии,библейскимобразам.Так,сущностьрационального,конвенциональногоотношения к «другому» раскрывается им через следующую персонификацию:«Биологическое единство людей – мыслимое с простой бесчувственностью Каина– не является достаточной причиной, чтобы я был ответственен за отделенноебытие; простая бесчувственность Каина заключается в том, чтобы мыслитьответственность, исходя из свободы или согласно договору» 378.
В контекстеизбранной стратегии мысли обращение Левинаса к Ветхому завету неслучайно:коллективный опыт, запечатленный в сюжетах Библии, размыкает ограниченноесознание рационального субъекта. В отличие от языка, обслуживающегорациональное мышление, мифопоэтическое, сакральное сказывание предполагаетсо-размышление, со-участие. В подобном соразмышлении в текстах Левинасаосуществляется актуализация «ан-архаического» прошлого, где в событиивстречи с Бесконечным зарождаются мышление, знание и само «человеческое».Таким отразом, у Э. Левинаса этика «бытия-для-другого» или, точнее, этика«бытия-для-Бога» замещает собой этику, основанную на само-стоятельном бытииЯ.
«Другому» предоставляется шанс не быть экспроприированным Я и предстатьв своей сущностной инаковости благодаря актуализации чувственного, телесногоопыта встречи, опыта, в то же самое время пронизанного отнесенностью к Богу. Ичувственность,телесность,исакральнаямистичностьсовпадаютвонтологической очевидности, фундируя предлагаемую Э. Левинасом этическуюстратегию.377378Там же.
С. 214.Там же. С. 221.196Ж. Деррида, вслед за Э. Левинасом, предлагает свою версию этического.Этической проблематике посвящены, по преимуществу, работы позднего периодатворчества Деррида. В частности, именно «этика» в терминах левинасовской«ответственности» перед «другим» представлена в тексте «Призраки Маркса.Государство долга, работа скорби и новый интернационал» (2002)379. Очевидно,чтообращениеДерридакмарксистскомунаследиюмотивируеттакойфундаментальный принцип марксизма как «справедливость».Деррида уверяет, что первая же фраза «Манифеста коммунистическойпартии» – «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма» – обнаруживаетсходство этого произведения с «Гамлетом» Шекспира – драмой, где принцудатскому является призрак умершего отца. Со слов философа, Маркс зачастуювдохновлялся «некой сыновней памятью о Шекспире»; позже их потомкомстановится Поль Валери и некоторые другие.
Шекспир, вслед за ним Маркс, затемВалери – эти авторы принадлежат к одной «родословной, сцепляемой ночнымишорохами, ропотом призраков, прикованных к призракам», 380 – «призракам»,которые знаменуют собой неизбежность пришествия справедливости.Деррида, читая Шекспира, Валери приходит к ряду выводов относительноприроды и логики функционирования «призрачного». Прежде всего, призрак –это «ни душа, ни тело, и то, и другое»: он «представляет собой некоепарадоксальное воплощение, становление-телом, некую феноменальную иплотскую форму духа… Ибо плоть и феноменальность – вот что позволяет духуРазмышляя об этике Ж. Деррида, Б. В.
Марков пишет: «В молодые годы он был нетолько “пламенным революционером”, но и довольно рано написал, не без влияния Э.Левинаса, трактат по этике. При чтении последних работ Деррида трудно отделаться от мысли,что этика постепенно становится главной мерой его мышления» (Марков Б. В. Знаки бытия.СПб.: Наука, 2001. С.
376.). О переходе в начале 1990-х гг. творчества Деррида от отрицаниягосподствующей традиции мысли, «нигилистического пафоса» к «пафосу утвердительному»,этической и политической проблематике см., например, реплику А. Магуна: Наш Деррида?(Анализ рецепции и стратегии перечтения) «Круглый стол» в редакции «НЛО» 22 ноября 2004г.
// URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2005/72/d4.html (дата обращения: 10.11.2013).380Деррида Ж. Призраки Маркса. Государство долга, работа скорби и новыйинтернационал / пер. с фр. Б. Скуратова; под общ. ред. Д. Новикова. М.: Logos-altera, Eccehomo, 2006. C. 17.379197явиться…»381. Призрак находится в особых отношениях со временем: егопоявление не поддается обычной датировке. Место призрака там, гдеразлаживается последовательная смена дней друг другом («The time is out ofjoint»). И «справедливость» манифестируется, являет свой лик тогда, когда«рвется» время, проступая именно в этом разрыве.Поэтому-то «призрак» – не просто некий фантазм, а нечто, выступающеекак власть: он смотрит на нас, когда мы его не видим (этот эффект Дерриданазывает «эффектом забрала»).
У «призрака» есть голос, он вещает и дает заветы.Иначе говоря, «призрак-вещь» «работает независимо от того, выступает она вроли, преобразующей или преобразуемой, несет ли она созидание илираспад…»382, – это всегда нечто действенное и действующее, нечто, требующееопределенных способов реагирования на свою явленность.И всегда есть желание вызвать и воскресить призрака, что порождаетчувство его предвосхищения, – чувство, в котором смешиваются «нетерпение,тревога и зачарованность» 383. Вместе с тем, столь же неизбежно и неизбывночувство невыносимости от присутствия «призрачного» в нашем «мире».
Оно ипорождает стремление особым образом изгнать «фантом», вписав его впредзаданную схему восприятия мира и «онтологизировав» останки. Вновоевропейском«мире»принимаетсялишьто,чтоостаетсяпослеидентификации и локализации на основе законов этого «мира». Поэтому«необходимо знать. Это необходимо знать. Но ведь знать означает знать, кто игде, знать, кому именно принадлежит тело и где надлежащее ему место – так каконо должно пребывать на своем месте. В безопасном месте» 384, – пишет Деррида.Деррида символически именует «призрака» «вещью», тем самым погружаяэто «явление» в мир, в действительность и отклоняя его исключительнометафизическоеистолкование.Подобноеотношениек«призрачному»превращается в критерий различения познавательных парадигм. Так, «вещь» какТам же.
С. 18.Там же. С. 23.383Там же. С. 16.384Там же. С. 22.381382198сложное и неоднородное по своей природе образование не может быть описана врамках классической науки, которая вписывает действительность в модельрепрезентации и использует в качестве инструмента ее описания бинарныеоппозиции. Читатель, ученый, эксперт, профессор, переводчик, «просто зритель»– в принципе не способны увидеть призрака и предоставить ему право голоса.«Традиционный scholar не верит ни в призраков – ни во все то, что можно былобы назвать виртуальным пространством призрачности. Никогда не существовалоscholar’a, который – будучи ученым – не верил бы в непреодолимую границу,отделяющую реальное от нереального, действительное от недействительного,живое от неживого, бытие от не-бытия (to be or not to be, понятое традиционнымобразом), не верил бы в оппозицию присутствия и не-присутствия, лежащую, кпримеру, в основании понятия объективности.
Все, что превосходит этуоппозицию, представляет собой с точки зрения scholar’a всего лишь школьныегипотезы, театральный вымысел, литературу и умозрение» 385, – пишет Деррида.Сущностно другой «scholar» может «помыслить возможность призрака»,«превзойдя оппозицию присутствия и не-присутствия, действительности и недействительности, жизни и не-жизни», – другой, который является «человекомвполне безумным»386.Призрак становится у Деррида понятием, по сути своей темпоральным, чтообнаруживаетсяваналитикефилософомфеноменанаследования.Интеллектуальное наследие как прошлое довлеет над настоящим, определяяевропейскую идентичность и соответствующий способ восприятия мира.