Диссертация (1145201), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Действительно, «сегодня жилище ценится не за его удобство и уют, а за его информативность, насыщенность изобретениями, контролируемость, постоянную открытость для сообщений, вносимых вещами; ценность сместилась в сторону синтагматическойисчислимости, которая, собственно, и лежит в основе современного “жилищного” дискурса»137. Цивилизованный дом как очаг человеческой жизни прекращает свое локальное существование. Хозяйственная жизнь человека про-136Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. – Киев: Ника-Центр, 2003.– С. 247.137Бодрийяр Ж. Система вещей. – М.: Рудомино, 2001. – С.
30.229текает на фабриках и заводах, в корпорациях и фирмах. Образование и воспитание переходит в просторные школы и университеты. Досуг тоже перекочевывает из домашнего уюта в клубы и кинотеатры, на стадионы и выставки.Даже ежедневное пропитание, не говоря уже о торжественных застольях, современный человек предпочитает осуществлять в барах, кафе и ресторанах.Вообще говоря, не только бытийственная, но и смысловая конструкция домараздвигается в соответствии с нарастающими значениями социодинамикисовременной человекомерности.Не последнюю роль в такой трансформации дома играют те возможности, которые изначально скрыты в таинственных социальных функциях дороги.
Пространство дороги выражает не только явление дискретной переходности путника из одного присутственного места в другое по формуле, постулирующей дистанцию между «здесь» и «там». Оно выражает и непрерывный,протяженный путь, который является одной, целостной, неделимой и самостоятельной сущностью социального становления самого путешественника138. Кроме того, дорога может быть не только ведущей, но и ведомой, нетолько роковой судьбой, но и творческим устремлением.
Куда, кого и как ведет дорога: в нечто или в ничто, - к вершинам успеха или на дно жизни, - кхраму прославления или на кладбище забвения? Эти возможности не тольконеисчерпаемы, но и необозримы в своем богатстве и многообразии.Под влиянием своего синтеза с дорогой, дом получает предельно широкий смысл социума. Иначе говоря, домом становится весь социальный мир(социальный «макро-косм»), а в узком смысле значение дома нивелируетсядо спального места (социальный «микро-косм»). Кварталы цивилизованногодомостроения, возникающие в условиях варварства, создают в обществепримерно такую же форму прочности социального бытия, как кристаллическая решетка делает прочным неорганическое бытие минералов.
Таким обра-138См.: Лехциер В. Л. Феноменология «пере»: введение в экзистенциальную аналитику переходности. – Самара: Самарский университет, 2007. – С. 4; Пермяков Ю. Е. Метафизика дороги // Mixtura verborum' 2007:сила простых вещей: Сб. ст. / Под общ. ред. С.А.Лишаева. – Самара: Самар. гуманит. акад., 2007. – С. 27.230зом, на примере развития дома видно, что социальная роль варварства в историческом процессе отчетливо выражается в том, чтобы сделать возможнойстыкуемость дискретных и непрерывных форм развития человека.О противоречиях и проблемах познания этих форм на примере классического образа средневекового варварства красноречиво пишет А.Герцен:«Если мы забудем блестящий образ средних веков, как нам втеснила его романтическая школа, мы увидим в них противоречия самые страшные, примиренные формально и свирепо раздирающие друг друга на деле»139.
Это можно объяснить тем, что цивилизованные элементы, дискретно возникающие всредневековой культуре, возвышают и примиряют варварское общество, авымирающие пережитки локализованной дикости свирепо раздирают его начасти. Непрерывность социального бытия, сформировавшаяся в условиях дикости, уступает свое место и время цивилизованным генерализациям социальной непрерывности. В связи с этим, ясно, что Герцен конкретизирует поляризацию средневекового образа человечности и отмечает, что люди, «веряв божественное искупление, в то же время принимали, что современный мири человек под непосредственным гневом божьим.
Приписывая своей личности права бесконечной свободы, отнимали все человеческие условия бытия уцелых сословий; их самоотвержение было эгоизмом, их молитва была корыстная просьба, их воины были монахи, их архиереи были военачальники;обоготворяемые ими женщины содержались как узники, - воздержанность отнаслаждений невинных и преданность буйному разврату, слепая покорностьи беспредельное своеволие»140. Это воистину испытание человечности набезграничную гибкость в самодетерминации варварской жизни общества.Здесь следует уточнить целый ряд важных обстоятельств. Варварство особый этап культурного развития, в котором человечество уже освоило реализацию своей первичной формы отношения к миру и активно используетполученные возможности этого отношения в виде культурных способов и139140Герцен А.
И. Дилетантизм в науке // Соч. В 2 т. Т.1. – М.: Мысль, 1985. – С. 105.Там же.231образцов социо-системного существования, в отличие от био-системного,стадного единства, постепенно вытесняемого и теряющего решающее значение в социальной организации жизни. Хотя «варвары со стихийной дикостьюубивали тело культуры, но сами, зачав, породили из себя богатейшую и глубочайшую культуру средних веков»141. На парадоксальную противоречивостьсредневекового варварства особое внимание обращал и Н.
Бердяев, полагавший, что, если средневековые ужасы дикости и бесчеловечности миновалибезвозвратно, уступив свое место современным ужасам, то «средневековаякрасота», «средневековая культурность», «средневековая напряженностьдуховного томления» привлекают и манят нас до сих пор142.Варварство как пылкое, неуравновешенное, мечтательное состояниечеловечества выражается и в соответствующем способе их бытия, которыйсостоит в том, что люди в своей жизнедеятельности с необходимостью обречены активно «балансировать» между стихийными силами природы и социально-культурными силами. Иногда под варварством и дикостью метафорически, и не без основания, подразумевают внутренние несуразности и недостатки, проявляющиеся в самой цивилизации.
Поэтому можно сказать, чтодикость и варварство могут в абстрактном тождестве представляться и какособые «квази-культурные» состояния, связывающие человечество с естественным законосообразным бытием, переливающимся всеми красками жизни в самой природе.Однако все формы проявления варварства качественно отличаются отдикости, и прежде всего - своей особой внутренней эстетичностью и утонченной сбалансированностью между дикими силами натуры и цивилизованными силами культуры по всему спектру форм человеческой жизни.
Эта сбалансированность часто вызывает у людей витально-эстетическое восхищениеособым способом самоорганизации всего уклада варварской жизни. Это вос141142Эрн В. Ф. Борьба за логос // Соч. – М.: «Правда» 1991. – С. 126.См. Бердяев Н. А. Философия свободы. – М.: «Правда», 1989.232хищение в диком человеке пока еще не проступает, а в цивилизованном человеке его уже хватает с негативной «избыточностью». Смысл варварскойжизни ясен и понятен только самому варвару. Поэтому ни дикарь, ни цивилизованный человек не могут достоверно понять того, что делает и думаетварвар.
Это обстоятельство проясняет вопрос о том, почему варвар для дикаря и для цивилизованного человека часто выглядит одинаково непостижимым.Это особое варварское влечение человека к своей сокровенной сущности одинаково непостижимо как снизу, так и сверху, - как с мрачных глубинчеловеческой культуры, так и с ее сияющих вершин. Именно в этом обстоятельстве заключено «донкихотское», рыцарское бытие варварства, стольблизкое для натуры современного цивилизованного подростка, пребывающего в кругу своих сверстников и ситуационно раскручиваемого между романтической эстетичностью духа и всеобъемлющей героичностью жизненногоуклада.Тем не менее, исторический взгляд на варварство больше обнаруживает негативные примеры, чем позитивные образцы. Поэтому, характеризуяварварство средневековой эпохи с позиций Нового времени, французскийпросветитель и гуманист Ж.Кондорсе метафорически сравнивает разные исторические образы человечности и приходит к выводу, что «Европа, зажатаямежду тиранией духовенства и военным деспотизмом, ждет в крови и в слезах того часа, когда воссияет новый свет, который возродит ее для свободычеловечности и добродетелей»143.
Для каждой эпохи характерным являетсясвой основной генотип человечной натуры и адекватной ему социальнокультурной формы бытия человечности. Поэтому варварская человечностьвсегда находит свое место в нашей жизни, хотя до конца она так и не постижима как для дикаря, так и для цивилизованного человека.143См.: Блок М. Апология истории, или Ремесло историка.