Диссертация (1145201), страница 44
Текст из файла (страница 44)
Элиаде, который приводит примеры погребальных ритуалов. Так, в случаях смерти детей «гуроны хоронят детей под дорогой,чтобы они могли проникнуть в утробу проходящих по ней женщин и родиться снова. Жители Андаманских островов хоронят детей под очагом, прямо всвоих домах»130.Обособленное существование кочевой и оседлой жизни в раннем, архаическом варварстве не могло продолжаться долго в своем чистом виде. Ихэпизодическое столкновение всегда давало для развития культуры неожиданные и перспективные плоды, которые сполна стали пожинаться лишь вусловиях классического варварства.
Крестовые походы классического варварства неизбежно приводят кочевую и оседлую культуры к череде таких129130Элиаде М. Избр. соч. Очерки сравнительного религиоведения. – М.: Ладомир, 1999. – С. 224.Элиаде М. Избр. соч. Очерки сравнительного религиоведения. – М.: Ладомир, 1999. – С. 239.218столкновении, результат которых очень скоро дает о себе знать.
Эпизодические столкновения между элементами этих культур уступают место их намеренному чередованию и интенсивному структурному взаимодействию, в результате которого пространственная локализованность дома компенсируетсянеограниченными возможностями для времяпрепровождения, а временнаялокализованность дороги – неограниченными возможностями в протяженности места. Такой трансформирующий друг друга синтез дороги и дома ведетк зарождению мегаполиса, преобразующего традиционное пространство ивремя жизни. Профанное пространство и время человеческой жизни, естественным образом повторяющиеся из поколения в поколение, заменяется насакральное пространство и время. Теперь «человек считает для себя возможным жить только в сакральном пространстве, каким бы необычным, по сравнению с профанным, оно ни было.
И если не происходит иерофании, котораябы открыла священное пространство, человек сам создает его для себя по законам космологии и геомансии»131.В духовных структурах кочевой культуры постепенно формируетсяособая мифотворящаяся экзистенция стихийного романтизма. В домашнемуюте романтизма нет и быть не может. Поэтому недостаток и отсутствие романтизма в доме всегда возмещались разными символами, а в конечном счетеи символизмом самого дома как всеобщего присутствия человека в мире. Вэтом смысле можно предположить, что стихийный символизм возникалименно как духовная экзистенция оседлой культуры. В ходе культурноисторического развития романтизм и символизм постепенно становятся интеллектуально сформировавшимися явлениями духовной жизни на рубежеXVIII – XIX веков.
Именно зрелый романтизм окажется способным включатьв себя и включается сам в элементы зрелого символизма. Поэтому в условияхтакой зрелости «каждая реальная вещь, событие, общественная структураили исторический период стали трактоваться как символ бесконечного объ-131Там же. – С. 350.219ективного мира с вытекающей отсюда настоятельной склонностью к фантастике и к проповеди ухода в бесконечные дали абсолютно объективной действительности»132.Такой переворот пространства и времени жизни на основе романтизмаи символизма не только открывает перед человеком неисчерпаемые «ресурсыбытия», но ставит его перед угрозами и вызовами бесконечного мира. Этовыражается в том, что теперь человек живет вне витального потока времени,а также «лишен определенного места на земле, боится за себя, со всех сторонокружен неясными вопросами»133.
Дом как инструмент, механизм и машинапо освоению социального времени, а также дорога как инструмент, механизми машина по освоению социального пространства не растворяются в мегаполисе, но в условиях мегаполиса теряют свое традиционное самостоятельноезначение.В дальнейшем, забегая вперед, можно отметить, что с появлением цивилизованного мегаполиса создается такая организация социальной реальности, в которой становится все более востребованным слияние дороги и дома водно целое; внутри дома (небоскреба) может появляться множество разныхдорог, а внутри дороги появляются разные дома (мотели).
От каждого из этихдомов могут исходить свои дороги, которые как ручейки сливается в общиймегаполисный поток. (Если можно было бы дом уподобить нейрону, а дорогу– аксону, то мегаполис здесь метафорически уподобился бы нервной системе,управляющей работой всего организма, именуемого социумом.)Особо обращая внимание на вполне самостоятельную организацию домашней жизни, можно прямо сказать, что дом представляет собой исторически переходную форму человеческого существования – от дикой природы кцивилизованному мегаполису.
Привыкая к жизни в доме и на дороге, человекне всегда понимал их сокровенного смысла. Но он всегда видел в доме не132См.: Лосев А. Из бесед и воспоминаний // "Студенческий меридиан", 1988, №№ 8-12 (9). – С. 36-41.Эспиноза С. А. Кто есть человек ? Философская антропология // Это человек: Антология / Сост., вступ.ст.П. С. Гуревича. – М.: Высшая школа. 1995. – С. 75.133220просто укрытие, как и в дороге – не просто звериную тропу, протоптанную излеса к водопою, а особые инструменты, укореняющие его социальное бытиев мире, – особые механизмы человекомерного конституирования и освоениямирового пространства, – особые механизмы, открывающие новый горизонтдля бесконечных странствий. В этом смысле, идущая от «земного града»«дорога тяжела и опасна, потому что это на самом деле дорога от профанногок священному, от преходящего и иллюзорного к реальному и вечному, отсмерти к жизни и от человека к Богу»134.
Это значит, что человек открыл новые возможности одухотворяться домашним алтарем и горней дорогой.Если теоретически представить такого варвара, который бы навсегдалишился домашнего уюта и возможности путеводных странствий, то егосудьба оказалась бы перед необходимостью выбора: либо превратиться в дикаря-разбойника, либо вообще уйти из жизни. В отличие от варвара, оторванного от домашнего уюта и от придорожных странствий, дикарь, оторванный от благ природы, не имеет такого выбора и вообще не имеет никакого шанса выжить. В этом смысле метафорический образ «первочеловекаАдама», обитающего в «раю», характеризуется тем, что Адам не имеет нужды быть странником или домочадцем.
«Рай» – это и есть идеальное пристанище, предполагающее тождество всего сущего со своим существованием.Присутствие человека в раю не требует ни дома, ни дороги, ни, тем более,мегаполиса. Для человека «рай» полагается как возможность обретения всеполноты бытия, утраченной после «изгнания», являющейся абсолютной илишенной какого-либо становления. Дом и дорога олицетворяют раскол человеческого бытия, в котором и через который человек обречен, с «ностальгией по раю» прилагать усилия по сочленению сторон утраченного единстваи постигать себя через непрерывное становление своей человечности.Будучи заброшенным в мир, человек становится странником и обитателем бытия, никогда не способным реализовать богоподобное тождество134Элиаде М. Избр.
соч. Очерки сравнительного религиоведения. – М.: Ладомир, 1999. – С. 349-350.221себя со своим бытием. Дорога превращает человека в центробежное существо, претендующее в идеале на свою открытую бесконечность. Она всегдазовет человека к свершению новых и новых странствий, влечет его в горнийи дольний путь, открывающий перед ним возвышенные и широкие просторымира.
Дом же всегда придает человеку особую центростремительную силу,что и превращает человека в центростремительное существо.Доведенное до абсурда ценностное преувеличение центробежнойфункции дороги превращает человека из странника в скитальца (Марсель Г.О. «Человек-скиталец», 1945), а преувеличение центростремительной функции дома превращает человека из обитателя в узника (Агости Э.
П. «Человек-узник», 1938). Поэтому, свою роковую заброшенность в мир человеккомпенсирует и отчасти устраняет благодаря дому, который делает существование человека хоть в чем-то осуществленным, локальным, конечным,личностным и комфортным.Находясь в доме, человек стремится воплотить и в чем-то уже реальновоплощает тождество самому себе. Но, находясь в пути, будучи странником,он избегает всякого своего тождества с самим собой, - более того, - в своихблужданиях он жаждет «Иного» и обретает его в бегстве от себя.
В доме жечеловек не только отдыхает между странствиями, постигая покой и гармонию самотождественности, но также реализует и особую укорененность своего бытия, которую он в свое время утратил, оказавшись «изгнанным изутробы рая». Поэтому, как классический, так и современный человек-варварпредпочитает находиться либо дома (полагая дом как полноту бытия - хозяйство), либо в дороге (полагая дорогу как поиск иного бытия), в отличие отцивилизованного человека, предпочитающего сполна потреблять различныеблага всего мегаполиса, а не только собственного дома.Именно дом помогает человеку усмирить агонию странствий, устранить перспективу бесконечных блужданий и, в конечном счете, постичь своюпространственность, топонимичность.
Благодаря дому человек находит себя222и свое место в мире. Казалось бы, должно быть все наоборот, но, как это нистранно, дорога всегда учит человека постигать ценность свого социальноговремени («хронос»), которое разделяет одно занимаемое им место от другого,а дом учит его постигать ценность своего социального пространства («топос»), своего места, которое укореняет его бытие в мире. По своему телеологическому, целевому назначению и конечному смыслу, дом - это место,предназначенное для времяпрепровождения, ожидания и приготовления кпредстоящим свершениям .
Если человек оказывается в доме, то главнуюроль начинает играть время, в течении которого он там находится. Оказавшись вне дома, человек испытывает на себе ведущую роль пространства, которое он пытается организовать при помощи тех или иных дорог, тропинок,ориентиров и направлений.
Эти «интерференции» еще раз подтверждает, чтовозможности дома и дороги взаимно предполагают друг друга: ведь дорогаозначает перемену мест, а дом выражает смену времени.В отношении к миру природы дом всегда фиксирует пространственнуюзакрытость, замкнутость, отгороженность человека от окружающей натуралистичности. Поэтому в концепциях рационализма, техницизма, прагматизма, культурологизма дом представляется как особая часть пространства, извлеченная из естественного бытия и оформленная в автономную очеловеченную среду обитания, изъятую в некоторых отношениях из естественного круговорота природы и существующую как обособленный суверенный артефакт.Концепции же механицизма, натурализма, витализма и социобиологизмарассматривают дом всего лишь как место, наилучшим образом адаптированное к существованию человека и связанное с остальной природой. Эти отличия в понимании дома накладывают свой отпечаток и на функциональнуюмногомерность самого дом, который может быть как открытой, так и закрытой формой бытия.
Соответственно, и человек реализует свою многомерность в тех формах, которые он создает, находит, или выбирает в ходе испытаний своей судьбы.223Бездомный человек становится открытым и беззащитным перед силамиприроды (если он, как «бомж», не пользуется благами мегаполиса), ибонатуралистичность пронизывает человека не только изнутри, но и снаружи.Человек-варвар разжигает домашний очаг, позволяющий ему совместно сблизкими лучше питаться, согреваться, укрываться. Поэтому функция домасостоит не только в различении и разграничении внешних и внутреннихформ натуралистичности, но и в том, чтобы оказать особую поддержку внутренней, интимной, сокровенной натуралистичности человеческого существа.Дом всегда выражает очевидную, открытую, приставленную к месту укорененность, устойчивость культуры, транспортабельность ее достижений извнешней, социальной формы во внутреннюю, индивидуальную, эгоистическую, интимную реальность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
