Диссертация (1145198), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Но даже это предельное отрицание (если егопринимают) не дает возможности сформулировать принцип, благодарякоторому само оно необходимо существует, т.е. принцип Тайны, о которойеще пойдет речь. Абсолютное выражение того, что Тайна непостижима,составляет идеал апофазиса. Безмолвие диалектики (Плотин, Enn. I.3.4), «viaeminentiae» (Экхарт), «docta ignoranta» (Н. Кузанский), трансцендентальнаявидимость и Ding an sich (И. Кант), λήθη την αλήθεια (М. Хайдеггер),«антиномический монодуализм» (С.Л. Франк) и, наконец, «Comment ne pasparler»(Ж.Деррида)–таковынаиболееизвестныеизначимыеконцептуализации апофатического идеала.
Каждому из этих концептовсоответствует то, к молчанию о чем они ведут (Благо, Gottheit, Неиное,Бытие, Непостижимое, Хора). Идеал апофазиса, таким образом, сугубоформален. Вся его формальность может быть заключена в одно, совершенноабстрактное, правило: «отрицай так, чтобы утвердить непостижимоесообразно символу своей веры». Ясно, что никаких частных правилотрицания для всех гипотез отсюда вывести нельзя. Поэтому вопрекивидимости апофатическое восхождение – дело совсем не простое.
Чтобыдобиться на этом пути ясности, требуется недюжинный ум и отчетливостьверы. Каждому, кто испытывал свою веру «глупыми вопросами»1, да ипростожитейскимиситуациями,известно,скольглубокоможнозаблуждаться по поводу ее отчетливости. Даже то, что до этого казалосьясным, может предстать совершенно непонятным.
Тем более «фигураумолчания», вопреки знаменитой максиме Л. Витгенштейна, не возникнетсама собой из того, о чем можно сказать ясно. Как справедливо заметил Ж.Л. Марион, молчание еще нужно заслужить, чтобы оно означало именно то, очем надлежит молчать2. И, добавим, чтобы оно стало способным излучатьясность, которую нельзя смутить «глупыми вопросами».1Замечательные примеры такого испытания см.: Карсавин Л.П. Основы средневековойрелигиозности в XII – XIII веках, преимущественно в Италии.
Пг.: Научное дело, 1915. С. 54.2Марион Ж.-Л. Идол и дистанция, с. 218.97Формальностьапофатическогоидеаласоставляетглавнуюегопроблему, общую для разумной способности вообще. Никогда нельзя бытьуверенным в том, что молчание достигнуто и что в нем подлинно обитает то,о чем повествует символ веры.
Не существует способности, которая извнеоценила бы полноту отрицаний и их взаимосоответствие. Этим мы не хотимповторитьобщеизвестнуюдиалектикуидеала,мысляеготолитрансцендентным для конечного духа, то ли моментом самого духа в егодвижении к абсолютной конкретности. Дело в другом. Идеал как таковойневозможен без того, чтобы утверждать себя в качестве цели, общей дляразума и природы. В конечном итоге он выражает надежду экзистенции наразрешение противоречия между ее временностью и вечностью илибесконечностью.
Ни идеал тождества, ни идеал различия не имеют никакихпреимуществ в горизонте этой надежды, хотя именно ее реализация являетсямотивом, а значит и сущностью разумной способности, поскольку в своейвысшей – апофатической – форме она достигает предела в познании законасобственного осуществления. В корреляции с двумя типами онтологий, окоторых говорилось выше, этот закон обеспечивает разуму роль либооснования мира, либо одного из его эффектов. Но во всех этих полаганияхразум не способен пойти дальше форм, из которых апофатическая являетсяпоследней.
Апофатический идеал составляет высшую формальность разума,достигнув которой он окончательно убеждается в том, что ему не даноизвести из себя реальность, чтобы через ее производность утвердитьполагаемую им для себя роль. Подчеркнем еще раз: это одинаково верно какдля рационализма, так и для эмпиризма, как для веры в Бога, так и дляневерия в Него, как для разума законодательствующего, так и для разума,объявляющего себя эффектом или иллюзией.И все же апофатический идеал не просто аккумулирует в себе судьбувсех идеалов. Он один из всех безусловно отдает царства рассудка, морали ивоображения во власть веры (если конечно эти царства доросли доапофатической юрисдикции, к чему они вовсе не обязаны).
В отличие от98тайны, которая требует позитивных утверждений, идеал только лишьформален и негативен. Поэтому в его сущности заключена критикаапофатического разума.§3. Дифференцирование негативного умозрения3.1. ТайновидениеВ изложенных выводах уже намечено различение апофазиса инегативной теологии, но чтобы подойти к нему вплотную следует несколькослов сказать о тайне, поскольку к ней отсылает и гипотетическая природаапофазиса, и теологическая речь о Боге.Сегодня нередко можно встретиться с тем, что вопрос об апофазисесдвигается в область «онтопсихологии». Выясняется, в частности, егоконнотация с ресентиментом, возникающим из отложенного потребленияжелаемого блага.
Подмечается, что зависть предполагает устранениеПервоначала от умов, взоров и рук – равным образом сильных и слабых, –помещаетеговнедосягаемость,чтобыоправдатьсоциальнуюобусловленность отложенного потребления, на службе которого состоитмораль или эстезис1. Пролиферация концептов и рост числа религийпонимается как выражение того, что желание (независимо от того,понимается оно вслед за Гегелем как присвоение или вслед за Левинасом какуважение вплоть до кьеркегоровского отказа от желанного) стремитсяисчезнуть из поля зрения философии вместе с неизбежной «задержкой»потребления/отстранения благ в порождаемых ею мирах и образах жизни.1О характерной для современного эстезиса «слабости» см.
нашу статью: Дробышев В.Н. «Слабая»современность // Вестник Академии Русского Балета им А.Я. Вагановой. 2016. № 1 (42). С. 123-130.Постсекулярное ослабление «сильного» христианского прошлого в современном художественномтворчестве по своей сущности повторяет превращение языческих богов в демонов.99Деррида, рассуждая об апокалиптическом тоне в философии1,высказался в том смысле, что сокрытие от взоров призвано изъять изфилософиивсякуюпророческуюинтонацию,котораянамереваетсяприкончить философию, поскольку истина, декларируемая самозваным иревнивым мистагогом, отменяет всякий будущий философский поиск, азаодно и веру. Подобный опыт не нов в истории философии. В частности, егоосуществил Гегель, тщательно скрыв при этом иррациональные предпосылкисвоего – отнюдь не мистического по видимости – синтеза2.
Деррида, однако,считает, что философия должна быть способна на ситуацию, когда ценностьее «нейтрального», отвлеченного от желаний тона ничем не гарантирована,так же как ничем не гарантированы критерии, которые избираются длядемистификации псевдо-пророчеств.Этой «онтопсихологии» можно адресовать вопрос на ее же поле: развене «отложено» для всех нас достижение смысла экзистенции? Возможно лиизбавить ее от желания вечного блаженства или небытия? Те ответы, а ихобилие можно предвидеть, которые станут обосновывать, что это возможно,прозвучат из области психологии или теологии.
Апофазис, который служитздесь водоразделом для того, что именуется философией, эту возможностьотрицает. Пока философия, пользуясь выражением Бадью, «подшивается» кпсихологии или теологии, она будет далека от своей сущности.Мы завели речь об этом сдвиге, чтобы яснее обозначить точку, вкоторой сходятся вера и апофазис. Это – тайна. Ничто не может отменитьапофазисиверу,потомучтоничтонеможетотменитьтайну.«Онтопсихология» выразила то весьма значимое для современного духаобстоятельство, что он устал от тайны.
Две тысячи лет ожидания сделалисвое дело. Недавняя поспешная канонизация Иоанна Павла II – одно изреальных подтверждений жажды чуда, которое в очередной раз избавило бы1Derrida J. Of an Apocalyptic Tone Newly Adopted in Philosophy / Derrida and Negative Theology, p. 25-2См.: Евлампиев И.И. Божественное и человеческое в философии Ивана Ильина. СПб.: Наука, 1998,71.Гл. 3. § 4.100от тяжести веры и апофатических блужданий разума. Однако тайна была иостается главным испытанием, на которое обречена экзистенция.Давно уже выяснено, что тайна не столько скрывает, сколько являет то,что может стать предметом созерцания и мышления. Таинственность особымобразом проясняет недосягаемое, а не просто размещает его средипротиворечащихдругдругусуждений.Поэтомуопределяющим(иединственно имеющим смысл) вопросом относительно тайны может бытьлишь вопрос о том, что представляет собой этот содержащийся в ней способпрояснения.
По этому поводу уже накопилось достаточное количествомудрых мыслей, но в основном они так или иначе отсылают к существуутаиваемого, а не к самому утаиванию. Исключение можно увидеть вразмышлениях Хайдеггера о «лете», которое утаивает бытие, вышедшее всвою несокрытость, в самой этой несокрытости1. Утаивание предстает у неготаким действием сущего, посредством которого оно «хранит истину» бытия,не постигаемую в понятиях. Деррида, напротив, считает утаиваниесокрытием того, что, будучи воспринятым, причиняет смерть2. ТакАпокалипсис Иоанна, будь он разгадан, означал бы смерть философии,поскольку в ней отпадала бы всякая нужда.