Диссертация (1145183), страница 88
Текст из файла (страница 88)
Мир, превращаемый влабораторию для научных изысканий, ставился на службу реализации бесконечногопотенциала человеческого разума и его прогресса, в ходе которого будет обретатьсянезависимость от природы, все больше переводимой в ранг материала длясовершенствования общества.В таких обстоятельствах разделительная межа между разумным и телеснымразрастается до пропасти, преодоление которой достигается дозволением по мере755Авенариус Р.
Человеческое понятие о мире. СПб.: Издание П. П. Сойкина, 1901. С. 14.345появляющихся возможностей делать с телом все, что угодно. Тело растождествляется сразумным началом в объективирующей установке, а со временем между нимиутрачиваетсяонтологическаятеоретическихмоделейвобщность.европейскойБлагодарякультурепостроениюпринципиальнонесколькихзакрепляетсясубстанциальное различие между ними, вследствие чего становится методологическинеоправданным квалифицировать эксперименты, производимые над телом, какэксперименты над самим разумом.Брошенное, бесприютное тело, оставленное без формы и духа, его питающего иоживляющего, в своих скитаниях сопротивляется обрушившемуся на него одиночеству,заявляя об этом самыми различными способами – будь то взбунтовавшейся частнойсобственностью, служащей мамоне и методично пожирающей себя ненасытнойкорыстью, или в эстетическом навязывании себя манипуляцией и пользованием собой.И через все это – стать центром средоточия мыслей и страстей, разжигая тем самымвнутренний пожар, сжигающий плоть дотла, и, наконец, избавиться от этой тягостнойноши, от бремени самого себя, покинутого, и несчастного от того, что, оно,выставленное в качестве почти что основной ценности, продолжает влачить свое жалкоеинструментальное существование, гипертрофированное позиционированием его вкачестве подобной ценности.При таком восприятии теряется естественность того факта, что тело являетсянезавершенной, связующей нитью, открытым проводником к иному и другим.
А. Н.Мещеряков в исследовании «Тело японца» отмечает, что никогда, ни в одной культурене было такой ситуации, сложившейся в современной западноевропейской культуре, –тело замкнулось только на само себя, перестав быть ориентированным на другого:«Идея личной принадлежности тела («приватизированное тело») доводится в нынешнеевремя до крайней и даже абсурдной точки, и теперь получает широчайшеераспространение мнение о том, что человек волен поступать с телом по своему хотениюи без всякой оглядки на других…»756.Становление европейского идеализма привело к образованию такой его формы,которая демонстрирует свое отличие от идеалистических представлений, выработанныхв других культурах. Для него отмеченное единство души и тела (хотя бы вотрицательном смысле) перестало быть тем идеалом, позволяющим приближаться к756Мещеряков А.
Н. Стать японцем. М.: Эксмо, 2012. С. 411.346истинному описанию понимания существа мира. Мышление на подобных основанияхшаг за шагом вовлекалось в культивирование самого себя, но вопреки самому себеосуществлялось это при активном и позитивном содействии тела, что, в конечном итоге,превращало последнее в ключевое звено саморазвития человека. Тело начинаетвоспроизводиться в качестве производящей машины мышления, нуждающегося в ней.Оно оказывается производством «духовного», которое может нескончаемо возрастатьякобы только благодаря самому этому производству.В результате, постепенно стихают разговоры о необходимости поиска путейдостижения автономии духовного, так как центром его внимания стало телесное какединственноесредствоегоразвития.Идеальныйсубъектполучаетобратныйсформулированным им установкам эффект, потому что удостоверение в самом себемыслится возможным только через идентификацию с телом, хотя именно его он на духне переносит.
Ненавидя тело, дух стал «телом». В самопроизводстве себя через тело духперестал быть интересен самому себе, оставив для себя лишь тело, выродившееся вплоть как источник множащихся желаний, через которые отныне дух только и можетсебя выражать.Таким образом, отличие европейского идеализма от других его культурныхразновидностей состоит в том, что в продекларированном отказе от тела (шире –материального) произошла тотальная привязка к нему. Тело как плоть заслонило собой все, пофакту представая единственным свидетельством бытия.Полученный карт-бланш на подчинение природы объясняет, почему развитие науки неможетнетребоватьвнедренияновейшихтехнологий,способствующихулучшениюматериальной жизни человека.
И это вполне ожидаемо находит всяческую поддержку уобывателя.Черезставшиебиомедицинские,генные,повседневностьюинженерные,нейрофизиологическиеиинформационные,другиетехнологииполитизированная наука обещает осчастливить голодных, обездоленных, бедных,инвалидов, бездетных, дать вечную молодость, здоровье и бессмертие и пр., за что,конечно, потребуется заплатить некую отдаленную, неведомую и неопределенную цену,но все же, как кажется, несущественную в сравнении с приобретаемыми выгодами.Пожертвовать надо неорганической и органической материей, и в частности – телом, ктому же оправданность такого жертвоприношения уже подкреплена теоретическимидоводами. И настораживающим нас незнанием уплачиваемой цены, казалось бы, тоже347стоит пренебречь – ведь нам никто и никогда не даст всей полноты гарантий для нашихдействий.
Тем не менее уже и сейчас человек начинает замечать и чутко реагировать,что за всеми этими манипуляциями со своим телом, он незаметно для самого себя сталцеликом (а не частично в «лице» своего тела) объектом собственных манипуляций.Несмотрянаувеличивающеесяколичествоэмпирическихподтвержденийэволюционной теории, которые торжественно начертываются на знаменах позитивизма,весомого и окончательного развенчания всевозможных метафизических спекуляций,лишенных такой же доказательной базы, не происходит.
Похоже, что в поспешностибравурных реляций дает о себе знать недостаточное понимание того, что вонтометафизическом умозрении может приоткрываться та самая цена, которойпредлагается пренебречь в силу ясности на 95% общей картины. Но эта общая картина ибез имеющихся эмпирических данных современной науки концептуально была вовсе неменее доступна и понятна как великим метафизикам, так и великим культурам в целом.И в мнимо статической и «догматически-косной» метафизике прекрасно находят себеместо без детерминистских прямолинейных упрощений и физикалистских уплощений757и квантовый, и эволюционистский, и генетический, и исторический взгляды на мир иприроду, упреждающие по времени свое появление в строго научных обоснованиях.Продуктивное понимание разума как логического следования эволюции природыпреодолевает кантовскую дихотомию теоретического и практического разума. Но ведьэто показывает в своей критике Канта не только Гегель, но и сам Кант, например, в«Идеях всеобщей истории во всемирно-гражданском плане».
А это и было, по существу,ядро теории эволюционного становления к разумному состоянию животного существа.Точно также, например, и современные медицинские исследования, устанавливающиепсихосоматическуюприродуполовинывсехзаболеваний,подтверждаютметафизические теории, в которых, начиная с античности, умозрительно выводилосьсуществование неразрывной спайки мысли-тела. Подобные параллели можно толькоумножать.757«…С помощью философских понятий… обсуждаются или сопоставляются две вещи. С одной стороны, это сложностьлюбого мира (а мир всегда сложен, просто сложность эта бывает разная и по-разному узнаваемая), а с другой – способностьчеловека вместить эту сложность» (Мамардашвили М. К. Очерк современной европейской философии. М.: Прогресс-Традиция,Фонд Мераба Мамардашвили, 2010.
С. 35). Наивность (не всегда безобидная) науки проступает тогда, когда объяснения тогоили иного природного явления по инерции и автоматически хотят перенести на явления человеческого мира, который с ихпомощью иллюзорно надеются исчислить, отрегистрировать, сложить, просчитать и спрогнозировать, чтобы составить картунаглядно описанных фактов, с которыми будет связываться достигнутое понимание: «…Объективная наука построена так, чтоэтими же средствами построения она не может высказываться о том, кто эту картину строит, то есть о человеке…» (Там же. С.397).348Учитывая это, в исследовании на различных философских и социокультурныхпримерахпоказываласьнесостоятельностьпопытоксведенияметафизическогоповествования чуть ли не к мифологическим небылицам, кои иногда опрометчивооцениваются подобным образом, в то время как они, как и прежде, заслуживают болеесерьезного к себе отношения.
Именно в сочетании этих двух направлений –метафизического и мифологического – анализ телесного бытия находит канал длятрансляции себя в социально-политическое и культурное пространство, чтобы изнутринего увидеть то, чем оборачивается их игнорирование. Проблематика телесности,введенная в контекст человеческих взаимодействий и в осмысление социокультурнойжизни в целом, более наглядно проявляет их метафизические и мифологическиеоснования, без чего социально-философские и культурфилософские теории только ещебольше релятивизируются. Общность же самих оснований предъявляет себя в ихотношении к трансцендентному.В основании всякого дела и предприятия лежит понятие трансцендентного.Человеческое тело является живым символом, и уже в таком качестве именуется«телесностью», в предложенной аналитике оказывающейся родовым понятием для всехчастных форм существования тела или того, что прямо или косвенно к нему можетотноситься.
Такое тело, осмысляемое как частное множества, выступает темобъединяющим образом, с помощью которого мыслится возможность сохранения какединства в множественности, так и множественности в единстве. Телесность в своемметафизическом измерении полноправно претендует быть корневой частью бытия, и втаком иноизмерении стирается ее отличие от мышления. По существу, онипредставляют единство, принципиально различаясь между собой лишь в абстракции, безкоторой, тем не менее, невозможен человек, так как посредством нее сущностноопределяется как его индивидуальное, так и социокультурное существование (например,в случае полагания запретов, норм и правил, конституирующих культуру, приформулировании различий между добром и злом и т.п.).Мысль через телесность получает свою выразительность и высказанность.