Диссертация (1145183), страница 82
Текст из файла (страница 82)
чтобы суждение продолжало оставатьсясоотнесенным с теоретическим разумом, который способен производить истинностныеоперации; во-вторых, с практической стороны, т. е. необходимостью не отнимать уверующего сознания способности суждения, как якобы не способного на что-товразумительное, а, следовательно, на повседневном уровне уравниваемого с глупостью.Впереинтерпретированнойклассификацииверанелишенаполностьюспособности суждения, так как она принадлежит к одной из сфер ее содержательногораскрытия.
Вместе с тем с сугубо теоретической точки зрения в отношении веры вполнеможно будет продолжать говорить, что ей недоступна такая способность, а значит, вератаки будет закамуфлированным свидетельством «глупости». С точки зрения системы вцелом такой вывод будет не вполне корректен, потому что будет результатом смешениядвух сфер и подчинения одной (сферы веры) другою (теоретической сферой).Установленные разграничения показывают, что вера лежит в иной плоскости, неподлежащей оценке теоретическим разумом.
Более того, можно отметить, что вера,действительно, вступает в оппозицию с теоретической сферой, претендующей наглавенство, потому что именно вера, как учреждающе-утверждающая способность,лежит в основании способности суждения как таковой. Ранее, у Сартра, к учреждающейспособности был отнесен взгляд, но в том случае она представляла собой опытное, а неаприорное, первооснование.Обнаружение данной априорной способности происходит в результате того, чтотеоретическая сторона способности суждения (как одна из содержательных сфер)сталкивается в факте антиномий со своей ограниченностью и отдает себе отчет в том,что руководящей силой, влекущей рассудок в бесконечность, оборачивающейся для него323пределом, являются утверждающие себя идеи разума. Вера как сила, благодаря которойпроисходитутверждениечегобытонибыло,онтологически,какнечтотрансцендентное и обладающее всеобщим характером, является исходным основаниемвсякой способности суждения.
Однако историческая последовательность появлениясфер способности суждения дана в другом порядке, поэтому может создаватьсявпечатление, что таков и онтологический порядок. В историческом измерении сначала вчистом виде даны как способность к утверждению, так и способность к суждению,посредством которых может задаваться вера как способность актуализировать ипредъявлять специфические идеи. Например, чтобы сформулировать веру в Бога, ужедолжны быть в наличии исходные чистые понятийные формы, позволяющие делатьподобное утверждение. Такая иллюзия возникает в силу того, что теоретическуюспособность Кант относит к форме, которая априорно предшествует содержанию, илишь тогда, когда оно оформляется, у нас появляется возможность говорить об опыте,здесь в частности, об опыте веры.Мы сочли возможным в самой форме мышления, репрезентированной у насспособностью суждения, выделить ее собственное содержание, к которому будетотноситься не только теоретический рассудок, но и вера, приобретающая тем самым нетолько прямое отношение к форме как ее детали, но и оказываясь детальюосновополагающей.
Деталью формы является и теоретическая сфера, из которойспособность суждения как форма черпает для себя понятия «общее» и «особенное».В таком контексте вера не будет нуждаться ни в своем теоретическомобосновании, ни в обеспечении себя аргументативной базой, так как функциональнобудет соотнесена с решением других задач, но при этом полноправно будетпретендовать на общезначимость, более того, создавая предпосылки к тому же самомудля морального или эстетического суждения: «…Понятие вкуса первоначально былоскорее моральным, нежели эстетическим.
…Вкус – это не частное своеобразие, так какон всегда стремится к тому, чтобы стать хорошим вкусом. Непререкаемость суждения,основанного на вкусе, включает в себя притязание на всеобщую действенность.Хороший вкус всегда уверен (курсив наш. – И.К.) в своем суждении…»725.Х.-Г. Гадамер в «Истине и методе» развивает кантовское понятие вкуса такимобразом, что оно во многом оказывается близким тому содержанию, которое нами725Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 77, 79.324дается здесь под именем «вера». Для Канта вера стоит ниже знания, знание возвышаетсянад ней, поэтому она выпадает из его системы как значимый элемент.
Тем не менее, посуществу, вера как культурный феномен им рационализируется, и выступает в этомкачестве как религизированная мораль, таким образом обнаруживая себя в сферепрактического разума. Однако вера все же является такой сферой, которая находится застрогими рамками эстетической и практической сфер, она не может быть приписана ник той, ни к другой. Но она оказывается областью промежуточной и их связующейименно потому, что в кантовской классификации не играет действенной роли ни впознании, ни в совершении поступка.
Нечто подобное мы видим и в случае со вкусом,хотя в отличие от вкуса помимо связующей функции в вере заложена утверждающаясила. Слабость позиции Канта в оценке значения вкуса, как справедливо пишет Гадамер,заключается в том, что у него «внутренняя определенность вкуса… выпадает из областиего трансцендентальной функции»726.
Разъяснение этой «внутренней определенности»,на наш взгляд, содержится в следующем пассаже: «…Конкретный случай проявленияспособности суждения – это не просто случай; он не исчерпывается тем, чтопредставляет обособление общего закона или понятия. …При оценке случая не простоприменяется масштаб того общего, согласно которому и производится эта оценка, носам этот масштаб переопределяется по этому случаю, дополняется и исправляется. Витоге из этого следует, что все нравственные решения требуют вкуса, и не потому, чтоэто самое индивидуальное побуждение к принятию решения является в немединственной определяющей, но потому, что оно представляет необходимый моментэтого решения.
…Вкус — это хотя и никоим образом не основа, но, пожалуй, высшеесовершенство нравственного суждения»727. Именно это указание на непосредственнуювовлеченность вкуса в жизнь человека, позволяет ему обретать определеннуюпознавательную и действенную функции.Следует заметить, что когда Х. Арендт анализирует способность суждения,распространяя ее действие на политические события, она очень близка к тому жерезультату, который получает Гадамер в своей критике Канта.
Однако ей не удается вполной мере выдержать эту критическую ноту (так как ее подводит именно «слепоепятно»), когда, например, в своем стремлении определить причину зла, совершаемого726727Там же. С. 87.Там же. С. 82-83.325нацистскими преступниками подобными Эйхману, она приходит к обвинению и жертвэтого зла. Бескомпромиссное настаивание на том, что зло питается банальнымсоглашательством не только исполнителей, но и самих пострадавших, их нежеланиемтеоретически рассуждать, объясняется господством сократического духа пониманияэтического через познание.
По существу верный этико-эпистемологический рецепт, новыписываемыйкакединственновозможныйдляосмыслениячеловеческого,оказывается неприменимым для раскрытия факта живого существования этогочеловеческого. Он вырывается из целостности человека, являющейся сложнымпорядком,иПредъявлениепревращаетсяеговвотвлеченно-ходульныйкачествеуниверсальногопринципобусловленодлясуждения.представлениемоприоритетности объективно познающего рассудка, гарантирующего достижение идеалавсеобщей истины, фундирующей жизнь. В отличие от теоретической позиции,приобщение к всеобщему практического разума или эстетической способности сужденияпребывает во власти объективно «необязательных» истин и зависит от ситуативныхрепрезентаций, которые в силу этого могут сразу же ставиться под сомнение.Такимобразом,еслимысориентируемсянабезусловныйприоритеттеоретической сферы (рассудка), то все, кто не сможет доказать свою причастность кней, будут объявлены глупцами.
Если же верующее сознание существует за пределамианалитических процедур, внося в суждение с точки зрения теоретического разуманелогичность и произвол, то его можно было бы смело квалифицировать как глупость.Но в таком случае мы получим парадокс: претендующий на господство теоретическийразум по своей природе сам «глуп», потому что в пределах своей сферы он не всостоянии будет определить причину скоропалительности своих заключений, а именно– вторгающиеся в его работу идеи разума. Своими средствами он не в силах установитьсобственных границ, поэтому не будет иметь и представления об их преодолении, т. е.не будет иметь никаких оснований для определения антиномий. Такая возможность данаиной способности, в существо которой входит преодоление себя как частного и выход ктрансцендентному.Вторжение в теоретический разум трансцендентного (идеи) останавливаетсклонность рассудка подвергать все (в том числе и трансцендентное) аналитическойвивисекции. Он переключается на то, чтобы сделать простое его утверждение.
Без этойпроцедуры никакая идея в рамках теоретического разума никогда не была бы326утверждена, а осталась бы на перепутье дорог никак неразрешимых антиномий. Ноопределѐнность появляется, дурная бесконечность прерывается, позволяя отказать висключительности теоретическому разуму. Идея разума внутри самой и для самойтеоретическойспособностисужденияоказываетсяпредпосылкойсхватываниятеоретическим разумом его не первичности и ограниченности, и обратно: втеоретическом разуме идея разума находит для себя средства самоактуализации науровне мышления.