Диссертация (1145183), страница 77
Текст из файла (страница 77)
С условной философской точкизрения698 выводы точны и, похоже, очевидны каждому. Кто же будет на категориальномуровне признавать, что зло – это хорошо? Наоборот, хорошо бы, чтобы всегда вотношении зла делались категорические утверждения – что оно является именно злом,без всяческих оговорок, смягчений или даже оправданий. Поэтому справедливостьфилософских комментариев в отношении деяний данных исторических лиц не вызываетвозражений.
Тем не менее, это оказывается не так.Понятно, что отказ признавать эту очевидность вызывает недоумение у Х.Арендт. В XXI в. на отдалении от катастрофических для сущности самого человекасобытий середины XX в. это недоумение, как ни странно, может быть только усилено. Спомощью самых разнообразных медийных средств нам все чаще предлагается смотретьна такого рода события проще и с разных точек зрения, через которые можноуравнивать все, что угодно. Мы обнаруживаем это в самых незатейливых историях, вкачественно написанных художественных произведениях, в театральных постановкахили развлекательных фильмах, таких, например, как «Леон», «Никита» или «Малавита»Л. Бюссона.Кратко сошлемся лишь на последний из них, в котором главный герой, один избывших лидеров итальянской мафии, решает покончить со своим прошлым исоглашается на сотрудничество с ФБР.
В обмен на информацию о лидерах мафии попрограмме защиты свидетелей для него и его семьи предоставляется убежище. И вот входе повествования перед нами неспешно раскрываются черты героя. Мы видим, чтоэто цельный, волевой и талантливый человек, иногда трогательно беспомощный илизабавный, который искренне любит и проявляет заботу о своих жене и детях,считающих, конечно, его лучшим человеком в мире. Действительно, такой милыйстаричок, к которому почти что невозможно не проникнуться уважением.
Ноодновременно, это полное чудовище – садистически жестокий, хладнокровный убийца,698Т. е. безотносительно к деталям исторических перипетий, без учета конкретики обстоятельств, мотивирующихте или иные действия, а посему в определенном смысле с абстрактной, отвлеченно-наблюдательной точки зрения,когда решающую роль в объяснении явления играют категории, а не сложные и запутанные человеческие ситуациии позиции.304с легкостью, как с тараканами, расправляющийся с людьми, видимо, полагая, что самажизнь предоставила ему такие права распоряжаться жизнями других, хотя порой и намкажется, что эти другие заслуживают такой участи.Однако все это смягчается жалостливой сценой, в которой герой со слезами наглазах объясняет, что сама судьба распорядилась стать ему таковым. В результатепережитых постоянных побоев со стороны родителей в нем с раннего детствавзращивались злоба и пренебрежение к страданию.
И все же ему не было чуждопроявление чувства благородства и справедливости, что еще в большей степениподталкивает нас к тому, чтобы быть расположенным к нему. Но что же, в конечномитоге, предлагается нам создателями фильма – испытать симпатию к своимпотенциальным палачам? Нас подкупает ироничная логика изложения и грамотносрежиссированная апология героя, нередко весьма убедительными выглядят егорассуждения, мы пленимся его силой и умом, выигрышно выставленными напоказ, и врезультате, мы, именно мы, так как сам герой все же раскаивается и готов подписатьсяпод самым суровым себе приговором, мы не решаемся вынести о нем какое-тооднозначное отрицательное суждение, или более того, поддаемся «стокгольмскомусиндрому», находя оправдание его действиям.Как можно объяснить это вдруг появляющееся «сочувствие»? Хитростью разума,обслуживающего инстинкт самосохранения, оцепенением души, подавляющим страх,«вселенской отзывчивостью», когда в последнем подлеце хочется найти что-точеловеческое… Вероятно, все эти моменты, как и возможные другие объяснения,присутствуют в таких случаях, но все их мы обобщим и назовем данный феномен«слепымпятном»мышления.Этоестьспецифическаяисконденсированнаяабсолютизация частного.Подобный ракурс вполне можно выбрать и для жизнеописаний Гитлера и егопособников, к анализу чего и обратилась Х.
Арендт в «Истоках тоталитаризма», и после– к судебному процессу над нацистским преступником А. Эйхманом. Сталкиваясь снедопониманием своей позиции по данному делу, за которым последовали обвинения втом, что она пытается оправдать злодеяния гестаповца, ее поражало это устойчивоенежелание выносить честные и правильные суждения о совершенных преступлениях,которыми оказывалось в том числе не вникающее в суть дела исполнительство, а когдана такие суждения и их обоснование все же кто-то решается, то они «обычно305обвиняются в слепом морализме»699, в силу того, что не учитывают недоступности длякаждого «такой интеллектуальной, или теоретической, подготовки в вопросахморали…»700, благодаря которой такие суждения и выносятся.Однако проблема вдвойне усложняется, заставляя все же не сбрасывать со счетовупрек, адресованный Арендт, потому что не может не вызывать удивление проявленнаяею поразительная моральная близорукость в общей оценке личности (а значит, и егодействий) У.
Черчилля: «Дело обстоит так, словно на какой-то короткий поисторическим меркам миг в смене веков промелькнула некая непреходящая высотачеловеческого духа, показав: то, из чего складывается величие – благородство,стойкость, чувство собственного достоинства и своего смех бесстрашия…»701. Все этосказано о человеке, который, не смущаясь, придерживался расистских взглядов, а впериод Второй Мировой войны по существу санкционировал голод и вымирание до 3млн. человек в одной из колоний Британской империи – Бенгалии, и также можносчитать, что на нем лежит доля ответственности за организацию британского ГУЛАГа вКении. Собственно, это было вполне логично, если иметь в виду его расистскиеубеждения702. Можно было бы попробовать воспринять это сдержанно, приняв вовнимание, что расологические теории были вполне органичны для английской мысли сXIX в.703 Но почему такой дотошный исследователь, как Х.
Арендт, разрабатывая своюморально-политическую философию, умудряется не заметить столь вопиющих фактов ине дать им столь же суровую оценку, какую она дает представителям националсоциализма и советского коммунизма704? Этот и подобного рода феномены699Аренд Х. Личная ответственность при диктатуре // Арендт Х. Ответственность и суждение. М.: Изд. ИнститутаГайдара, 2015. С. 68.700Там же. С. 56.
Под этой подготовкой имеется в виду, конечно, способность определить зло с формальной точкизрения, а не с его содержательной стороны, вокруг чего традиционно возникали и до сих пор продолжаютсяспоры, проблемность которых связана с тем, что зло или добро может пониматься по-разному в зависимости от техили иных исторических и культурных обстоятельств. Арендт, конечно, сориентирована на данное Кантомформальное отрицательное определение зла как неспособности следовать моральному закону, в основе котороголежит понимание безусловной ценности человека (личности) и всего человечества.
Кто не в состояниипроникнуться уважением к идее морального законодательства, тот не является личностью, становясь источником ипроводником зла.701Аренд Х. Некоторые вопросы моральной философии // Арендт Х. Ответственность и суждение. С. 83.702См.: Mukerjee, Madhusree. Churchill's Secret War: The British Empire and the Ravaging of India during World War II.N.Y.: Basic Books, 2010. – 368 p.; Elkins, Caroline. Imperial Reckoning: The Untold Story of Britain's Gulag in Kenya.New York: Henry Holt and Company, 2005. – 475 p.703См.: Hayes, Paul.
Contributions of British intellectuals to Fascism // British Fascism: Essays on the Radical Right inInter-War Britain. Eds. by К. Lun and R. Thurlaw. London: Palgrave Macmillan, 1980. – 234 p.704Можно предположить, что Х. Арендт на тот момент не знала данные факты. Однако трудно представить, что ейбыли неизвестны расистские изречения Черчилля. Тем не менее можно было бы сказать, что наличие такихвзглядов, не подкрепленных конкретными действиями, как это случилось в нацистской Германии, действительно,является недостаточным основанием, чтобы поставить Черчилля в один ряд с Гитлером или Сталиным. Но ведь и306объясняются, как уже было отмечено, «слепым пятном» мышления, незамысловатовступающим в игру жизни.
Как зверь, напавший на след жертвы, теряет бдительность,так и «слепое пятно» не позволяет включиться мышлению в ином месте, где оновозможно. Или по-иному и более резко, по Канту, причина этого – отсутствие (здесь вконкретно взятом случае) способности суждения, т. е. глупость.Но столь суровый вердикт – «глупость» – будет оправдан только в том случае,если высшим мерилом человека мы выставим исключительно рациональность сприоритетностью способности к теоретическому суждению. Хотя Кант отказываетрефлективной способности суждения в рассудочности, его описание глупости черезотсутствие способности суждения подразумевает именно рассудочную деятельность (скоторой мы бы связали определяющую способность суждения), с высоты которой истановится возможной подобная характеристика.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
