Диссертация (1145183), страница 70
Текст из файла (страница 70)
И далее мы продолжим философскую линию.Для Нанси история мыслится в пространстве настоящего, причем именнопространство, а не время, оказывается той категорией, которая и позволяет по-новомуописать существо истории и события: «…История – это не становление, а пришествие.Она не принадлежит не настоящему времени, ни временам присутствия… Не638Бадью А. Обстоятельства, 3: Направленность слова «еврей». СПб.: Академия исследования культуры, 2008. С.44-45.639См.: Нора П.
Между памятью и историей. Проблематика мест памяти // Франция-память. СПб.: Изд-во СПбГУ,1999. С. 17-50.277принадлежит она и памяти. Память – это (ре)презентация прошлого. Это – живоепрошлое. История начинается там, где прерывается память и репрезентация»640.Если предшествующая традиция представляла историю как историю идеи, тоновый поворот в осмыслении истории заключается в том, чтобы помыслитьтемпоральность как пространство, а это будет тем пустым местом алетейи, о которомписал Хайдеггер: «Именно вопрос пространства, опространствливания времени и/илиопространствленного времени дает ―нам‖ возможность сказать ―мы‖ – то естьвозможность быть сообща и представлять или репрезентировать себя как сообщество –сообщество, разделяющее одно и то же временное пространство, ибо само сообщество ипредставляет собой это пространство»641.
Жить своей жизнью, самому по себе – этобыть вне истории, что невозможно. Быть в истории – это быть в сообществе, т. е.коммутационным, а не субстанциальным образом выходить за самого себя в бытие другс другом: «Сообщество – это не собрание индивидов, следующее за развитиеминдивидуальности, поскольку индивидуальность как таковая может появиться только вподобном собрании. …Отныне сообщество не представляет собой сущности индивидов,им предшествующую. Ибо сообщество есть коммуникация отдельных ―сущих‖,существующих как таковые только благодаря этой коммуникации.
Сообщество… неподразумевает общего бытия, а подразумевает бытие сообща, бытие друг с другом, иливместе»642.В описываемом Нанси сообществе мы видим общие черты с предложенным здесьпониманием родобытия, или рода как трансцендентности, без чего невозможна ниистория,нисуществованиесубъекта:«…Существовать,значитрасцениватьсобственную ―самость‖ как ―другость‖, так как никакая сущность, никакой субъект,никакая локализация не могут презентировать эту другость в самой себе – какподлинную самость другого, как ―великого Другого‖ или общее бытие (жизнь илисубстанцию).
Другость экзистенции случается только как ―совместность‖ [togetherness].…Сообщество есть всегда сообщество других; что вовсе не значит, что множествоиндивидов обладают, несмотря на их различия, некоей общей природой, – скорее, ониразделяют только их другость»643.640Нанси Ж.-Л. Непроизводимое сообщество. М.: Водолей, 2011. С. 192.Там же. С. 180.642Там же. С. 183.643Там же. С.
184.641278Тем не менее с аспектом несубстанциальности возникает определенноезатруднение. Если сравнивать философский концепт другости (или сообщества) странсцендентным внашемконтексте,томыдолжныбудемсогласитьсяспринципиальным моментом, а именно, что трансцендентное необходимо мыслитьнесубстанциально, в качестве всегда открытой возможности и случайности, необеспеченных устойчивостью и гарантированностью своего статуса в бытии.В аналитике политического А. Бадью приводится достаточно убедительноеобоснование необходимости такого рода признания. Несубстанциальное пониманиелишаетгосударствовозможностизаполучитьфилософскийфундаментдлямонополизации права держать речь за всех от имени некоего универсального начала,которое оно самозвано и диктаторско-террористически присваивает и беретсяпредставлять: «…Точка, откуда можно помыслить политику, точка, позволяющаяуловить – пусть даже задним числом – политическую истину, есть точка зрениядействователей, а не наблюдателей.
…Сущность политики – предписание возможностичерез разрыв с тем, что наличествует. …По существу, если политическое предписаниене выражено эксплицитно, мнения и дискуссии неизбежно попадают под невидимоеярмо предписания имплицированного и замаскированного. Но ведь мы знаем, на чтоопираются все замаскированные предписания: на государство и на проводимую имполитику»644.Безусловно, родобытие (трансцендентное) не является тем, что может быть такбанально экспроприировано. Однако проблема, на наш взгляд, не до конца снимается:не остается ли по-прежнему субстанцией, хотя незримой и неопределимой, описываемаясообщенность (со-общество) другостей, которая возникает словно зеркало лишьблагодаря коммуникации сингулярностей (другостей) друг с другом, но которыепарадоксально только в нем (зеркале) себя впервые открывают (отражаясь друг в друге,и только в этой взаимоотраженности, они схватывают как собственную другость, так исамих себя)? Или, почему все же не может претендовать на субстанциальностьреабилитированная А.
Бадью тема истины, хотя бы мы и признали в качествесправедливой оговорку о том, что «истина, возможно, единственная вещь, которая не644Бадью А. Краткий трактат по метаполитике // Бадью А. Мета/Политика: Можно ли мыслить политику? Краткийтрактат по метаполитике. М.: Логос, 2005. С. 115-116.279―принуждает‖ вообще ни к чему…»645? Или, констатация трансцендеталии различий,выражением которой становится фраза: «Есть только один мир», хотя бы «этот мир – всамом своем единстве – представляет собой совокупность идентичностей иразличий»646?Но к пониманию несубстанциального характера родобытия (трансцендентного)можно подойти с другой стороны. Конденсацию родовых свойств в качестве цельностии органичного единства будет некорректно отождествлять с типом «памяти»,представляемым как набор инстинктивно связанных реакций, образующих слаженныймеханизм (субстанцию) существования вида, благодаря которому поведение обретаетустойчивость и предсказуемость647.Памятьчеловека(историческаяпамять)демонстрируетустойчивость,складывающуюся на основании многообразия, вариативности поведения частныхпроявлений, которые в совокупности будут всегда отсылать к их различию, т.
е. когданельзя будет сказать, что то поведение, которое наблюдалось в начале, обнаружит себяточно таким же и в конце, без малейшего изменения, без индивидуальных особенностей– что мы будем видеть каждый раз одно и то же. Именно такая повторяющаясяинвариантность делает инстинкт тем, что он есть, наделяя его абсолютнойпредсказуемостью. Нейрофизиологические исследования, согласно которым мысль итело предстают как нераздельное целое, вроде бы, создают основания дляформулирования дополнительных аргументов к интерпретации человеческих действийпо аналогии с работающей машиной инстинкта. Однако, на самом деле, этот фактдемонстрирует нам окончательную бесперспективность осмысления человеческойтелесности в механистичной терминологии, так как в нее оказывается вплетенноймысль, природу которой науке так и не удается объяснить.645Там же. С.
107. К этому, как представляется, должно подводить и такое заключение: «Человеческий индивид –животное, которое, прикармливая товаром, выдрессировали блюсти только свои непосредственные интересы, –делает себя составной частью корпуса истины и тем самым преодолевает собственную субъективность» (Бадью А.Обстоятельства. 4: Что именует имя Саркози? СПб.: Академия исследования культуры, 2008. С. 23). Но Ж.-Л.Нанси настаивает, что то общее (это общее и может быть понято как процедура истины у А. Бадью), о которомведется речь в его дискурсе, «не дано как субстанция или субъект, …а происходит, свершается как ―историческое‖.…Конечная история… не обладает своей собственной сущностью ни в себе, ни вне себя (ибо нет никакогоопределенного ―вне себя‖). Она ―сущностно‖ раскрыта, бесконечно раскрыта своему собственному конечномусобытию как таковому» (Нанси Ж.-Л.
Непроизводимое сообщество. С. 187).646Бадью А. Обстоятельства. 4: Что именует имя Саркози? С. 80.647Именно об этом типе памяти, на наш взгляд, критически высказывается Т. Фукс, см.: Фукс Т. Тождестволичности и телесное существование // Мысль. 2015, Выпуск 18. С. 47-70.280В этой связи становится объяснимым и то, что тело, которое перестанетвосприниматься в единстве с мыслью (духом), хоть и останется квазицелостностью,будет считаться частностью, способной к паразитированию на всеобщем, будетпревращаться в материю, т. е. лишь в материал для реализации амбиций отчужденногодуха, в отрыве от тела также выпадающего в частное.
В этом процессе и духуподобляется так образованной материи, становится бесприютным и потерянным,одиноким, формируя состояние нехватки. Поэтому и эгоизм находит себе прибежище вобособленном и отвергнутом теле, которое становится для «я» непререкаемойценностью, не подвергаемой сомнению и стоящей выше всего.В философском понимании природа мысли уже издревле определялась черезотношение с Единым, в которое вовлечено все человеческое существо, а не только однаиз его сторон.
Точно также и к свойствам человеческой памяти принадлежитспособностьпоказыватьЕдиноечерезмногообразие.Памятьпредстаеткакколлективное единство, как имманентное трансцендентного, когда в отдельно взятомсуществе уникальным образом прорастает универсальное начало, общая причастность кимманентно (индивидуально) обнаруживаемой идее бессмертного, к тому, чтопорождалось обществом в целом, о чем свидетельствовало многообразие символическихтипов. Направляющая ориентация общества состоит не только в том, чтобыподдерживать и сохранять подобные типы, но и в том, чтобы выявлять новые,содержащие исходно-органическую привязку к целому.
Однако если целое теряет своюценность, то обесценивается значимость исторической памяти, отсюда и оскудениесамого пространства символического, о котором все больше приходится говорить впрошедшем времени. Во многом задача состоит в том, чтобы определять такиеорганические типы, как это, например, сделал А. Бадью, показав фигуры воина исолдата как имеющие космически-трансцендентный смысл: «Его (фигуры солдата.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
