Диссертация (1145183), страница 65
Текст из файла (страница 65)
В. История современной философии (единство философской мысли). СПб.: «Владимир Даль», 2014.С. 35.600Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. С. 264.598255достижению самосознания только при условии, что в его производство априорно как бывстроено сознание другого человека.
Тем самым вскрывается социокультурная(множественная при единстве распределенность, что и будет общностью культуры)природа не просто самосознания, но самого ума. Предмет становится человеческимлишь тогда, когда он является общественным предметом, а в этом случае и сам человек«становится для себя общественным существом, а общество становится для негосущностью в данном предмете»601 (сущностью этого предмета).Предмет, вовлеченный в общественный обмен, по существу, и есть сам человек, апроизводственные отношения, в результате которых рождается очеловеченный предмет,репрезентируют родовую сущность, открывающую человека как человека: «…По меретого как предметная действительность повсюду в обществе становится для человекадействительностью человеческих сущностных сил, человеческой действительностью и,следовательно, действительностью его собственных сущностных сил, все предметыстановится для него опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением егоиндивидуальности, его предметами, а это значит, что предмет становится им самим»602 –человеком, и чувственное сознание в этой связи понимается как природа, ставшаячеловеком.Также это объяснение возвращает нас к пониманию первой аристотелевскойсущности, которая, понятая в качестве самостоятельной собственности себя, включала всостав этого «себя» не только внешне данное тело, но и все то, что приобреталось этимосознающим себя телом, осваивающимся в пространстве и продолжающимся в немпосредством приобретенного.
Все, что может собой продлить данное мне тело, можетстать моей собственностью, собственностью тела, оказывающегося фундаментомсуществования отдельно взятого существа – человека, настаивающего на признаниисвоего существования другими и выставляющегося со всей своей собственностьюнапоказ ради общественного признания (чем может быть объяснена и древняя традицияпотлача): «…Определенность этого отношения (предмет-человек. – И.
К.) создаетособый, действительный способ утверждения»603.Таким образом, у Маркса мы находим категориально иную, но схематическисхожую с гуссерлевской триаду, описывающую осознание единства, – родовая сущность601Там же.Там же.603Там же.602256(мысль), человек («я»), предмет (телесность). В этой триаде драматургия выстраиваетсяв большей мере вокруг предмета (телесности), что и подчеркивает Маркс – «не только вмышлении, но и всеми чувствами человек утверждает себя в предметном мире»604. ВотличиеотДекарта,человекуМарксаподверженсоблазнусклонитьсяксосредоточению и идентификации не с родовой сущностью, а, в конечном итоге, вущерб самому себе с предметностью, которая представляется полнотой самореализации.Но предательство, забвение родовой сущности в процессе отчуждения себя в предметприводит человека к экзистенциальному кризису, в скрытую потерю самого себя.
И каку Декарта, в целях научного изучения животного, в последнем без достоверных данныхоб обратном не следует предполагать ничего скрытого (как то – чувство, душа, дух,мысль или разум), т. е. оно в этом случае является только вещью-протяженной, точнотакже и капиталист, ради извлечения экономической выгоды из труда, не должен видетьв этом труде ничего человеческого.Чувство подвержено иллюзиям, одной из которых может быть уверенность в том,что питающим началом труда является потребление, необходимый рост трат. В такомслучае капитал запускается в промышленное производство уже не в целях получениянаслаждений его владельцем, а на производство наслаждений как таковых, сулящемприбыль и успокаивающем рабочего, который может извлечь из этого оборота капиталаему причитающуюся порцию наслаждений. На этом иллюзорном фундаментедостигаетсяполнаяпобедачастнойсобственности,котораяуженеперсонифицированно, а в виде промышленного капитала устанавливает своѐ, вроде бы,безупречное господство и над капиталистом, и над рабочим.Тем самым подобная форма частной собственности активирует страсти такимобразом, что они, хотя и усиливают отчуждение человека от родовой сущности,позволяют преумножать капитал.
Согласно Марксу, в рамках капиталистическихотношений примирение раба и господина реализуется не умозрительно в АбсолютномДухе, как считал Гегель, а во владении деньгами, которые и оказываются «АбсолютнымДухом». Заботой человека становится превращение себя в максимально эффективнуюмашину по выработке денег, почти совершенно лишающейся памяти о своей родовойсущности. Руководящим постулатом такой заботы является – «имеешь деньги,604Там же. С. 265.257следовательно, существуешь», тогда как то, что в нем предано забвению гласит – «кольбескорыстно общаешься с другим, следовательно, существуешь».Можно допустить, что в этой логике забвения продолжают существовать исовременные экономические отношения, в которых капиталист разделяет владениесобственностью между акционерами (которыми свободно могут быть и рабочие).
Еслиэто так, то данный факт распределения не указывает на начавшийся процесс реализациимарксистской теории о добровольном отказе капиталиста от собственности на средствапроизводства ради восстановления утраченного единства с родовой сущностью. Внеспешном продвижении по этому пути, по мысли «доманифестного» Маркса, долженслучиться переход к социализму (что, казалось бы, и демонстрирует нам сегодня,например, шведская модель капитализма).Но не исключено, что на современном этапе по-прежнему продолжаетсяописанныйМарксомпроцессуглубляющегосяотчуждения,таккаквмодифицированной капиталистической системе пока и капиталист, и рабочийподчиняются безличной, анонимной и универсальной силе, получающей своевыражение в деньгах, с помощью которых эффективно производятся, возгоняются испекулируются человеческие наслаждения.
Однако в логике Маркса человеческоенаслаждение, став экономическим наслаждением, не может эксплуатироваться добесконечности в силу того, что ставка на это противоречит человеческой сущности, иситуация, доведенная до предела, неизбежно качнет маятник в сторону возвращения ксвоему родовому началу. С этим и связывается идея преодоления капиталистическойфазы развития человечества и ее перерастания в коммунистическую, т. е. осуществлениезакона отрицания отрицания (отчуждения человеческой сущности) в живой, жизненнозначимой практике, а не только в акте осознания605.С подобным мы сталкиваемся в повседневном общении, когда проявляем интересне столько к своему собеседнику, сколько к самим себе, имея в виду под этим то, как мысмотримся, какую выгоду можно получить из этого общения и т.п. В такой ситуации насмало интересуют конкретные люди во всем их своеобразии.
В лучшем случае мы можемувлечься составлением отвлеченного, идеального образа человека, комбинируемого извсего множества конкретностей, опуская то, что такой идеальный тип образованблагодаря совокупности неповторимых индивидуальностей. У этого психологического605См.: там же. С. 282-285.258феномена имеется и свое трансцендентальное основание: «Когда я представляю себядругим, я воображаю только себя, но не других»606.Однако в экзистенциально-этическом отношении подобное желание прояснениясебя через моделирование идеального типа человека приводит не то, чтобы кудовлетворению, а наоборот, к недовольству другими, в которых этот тип никогда ненаходится.
Рождающаяся здесь агрессия в отношении других становится очереднымпроявлением смущения от нас самих. Поступки ради своего самоутверждения, действияв угоду самих себя оказываются ваянием своих кривых зеркал в других, в которых ни счем, кроме как с самими собой, невозможно встретиться. Тогда и для другого ястановлюсь лишь средством, отталкивание которого было бы желательно увидеть какотталкивание самого себя, своих безобразных отражений в других. Чаще всего мыблизоруки к этой порождаемой нами самими проблеме, и в простоте душевной на делепредпочитаем избавиться от этих других, ничего не решая. Но здесь есть и другаясторона дела, показывающая, что миг встречи отвергает застывание взглядов друг надруге, не связывает их насильно, а направляет к таинству новой встречи, к множествудругих, которыми могут стать, например, наши будущие дети.
В родившемся откликеесть продление далее, за пределы нашей ограниченности.Сохраняющееся чувствование (а не понятийная рефлексия) родовой сущностипостепенно выводит человека из влечения к обладанию как таковой предметностью, инаправляет к существованию в гармонии со своей сущностью, т. е., в конечном итоге, кполноценному общению и любви: «…Не только пять внешних чувств, но и такназываемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т.д.), – однимсловом, человеческое чувство, человечность чувств, – возникает лишь благодаряналичию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе.
…Дляизголодавшегося человека не существует человеческой формы пищи, а существуеттолько ее абстрактное бытие как пищи»607. Для человека же, как не животного,очеловеченная пища будет означать уже нечто большее ее самой, как и известноеизречение Л. Фейербаха «человек есть то, что он ест» следует понимать в контекстеисходной парацельсовской фразы, означавшей «поглощение человеческого тела606607Гуссерль Э.
Картезианские размышления. С. 156-157.Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года. С. 265.259божественной плотью причастия»608, точно также, как у Фейербаха «в провалах моегопонимания невидимо присутствует другой (другая), в конечном счете – всѐчеловечество, не как идея, а как реальное множество мне подобных существ, какими яне стал»609.В этой же связи стоит еще раз обратить внимание на любопытное заявлениеМаркса о том, что «чувственность должна быть основой всей науки»610. Это положениене является простым подведением к необходимости признания приоритетностиэмпирическогофактора.Этотэмпирическиймоментсамполучаетсвоефундаментальное основание в экзистенциальном факте социокультурного признания напочве предметной деятельности, так как социальная «история является действительнойчастью истории природы, становления природы человеком»611.
Идея природы,становящейся человеком, вполне гегелевская, что лишний раз подчѐркивает, в какойпериод творчества Марксом высказывались подобные соображения. Однако в отличиеот гегелевской системы Маркс как бы останавливается на чувственности, делая ее, а нечистое понятие (рационализм), основанием обретения единства человеческой жизни каксвободной и чувственно-одухотворенной сущности: «…Непосредственной чувственнойприродой для человека непосредственно является человеческая чувственность…,непосредственно как другой чувственно воспринимаемый им человек; ибо егособственнаячувственностьсуществуетдлянегосамого,какчеловеческаячувственность, только через другого человека. А природа есть непосредственныйпредмет науки о человеке»612.Когда Маркс пишет, что человек живет «целиком милостью другого, …он –источник моей жизни; а моя жизнь непременно имеет такую причину вне себя, если онане есть мое собственное творение»613, то этот тезис следует понимать более широко, несводя другого лишь к другому человеку.
Ведь для Маркса чувственное сознание –природа, ставшая человеком, в чем ему видится убедительное свидетельствонеобходимости отказа от поиска первопричины порождения всего. Поэтому здесьзаключен не столько буквальный смысл, побуждающий к отказу от всяких доводов608Бибихин В. В.