Диссертация (1145183), страница 48
Текст из файла (страница 48)
И все же полностью проблема не снимается, точно также, каксохраняется и вопрос о том, «является ли Эйн-Соф личным Богом, Богом Израиля, ислужат ли все парцуфим только Его проявлениями в различных аспектах или Эйн-Соф –безличная сущность, deus absconditus, становящийся личностью только в парцуфим? Наэто можно было легко дать ответ, пока вопрос ограничивался теологическимистолкованием доктрины Зогара, предполагающей непосредственное отношение междуЭйн-Соф и сфирот, но это становится трудной проблемой при рассмотрении оченьсложных процессов цимцума и швиры и длинной цепи событий, ведущих к развитиюЗеира анпина. Чем более драматичным становится процесс в Боге, тем неотвратимеевопрос: какое место во всей этой драме занимает Бог?»412.Параграф 2.Сопротивление тела: перспективы преодоленияВ постмодернистском дискурсе можно увидеть возрастание заретушированнойтенденции к отождествлению классической оппозиции материи и Единого, стираниюмежду ними принципиального различия.
Если невозможно помыслить Единое, какневозможно схватить материю, то почему бы, действительно, не объявить об ихобщности (как это, правда под другим углом зрения, следует из утверждений, например,«наивных» физикалистов, почти что отождествляющих мозг и сознание)? К тому же,при всех сделанных практических усилиях, количество эмпирических подтвержденийнеулавливаемости материи и ее фиксирования в том виде, в каком этого хотелось быэкспериментатору, только увеличивается, что лишний раз подкрепляет выдвигаемыеумозрительные тезисы о невозможности этого сделать. Материя упрямо и раздражающе410Аристотель.
Метафизика VIII, 6, 1045b17 // Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 1. С. 233.Соловьев В. С. Философские начала цельного знания // Соловьев В. С. Соч. в 2-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 234.412Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. М.: Мосты культуры; Иерусалим: Гешарим, 2004. С. 337.411189не поддается человеческому произволу, порою доводя человека до неистовства иотчаяния.Нечто похожее мы замечаем и в случае описаний и характеристик состояниясовременной западной культуры, которые стали привычными интеллектуальнымиэкзерсисами. Как результат – неисчислимое количество исследовательской литературы,в которой рефлексия на этот счет сводится в основном к сопоставлению двух эпох –модерна и постмодерна, – которые, с одной стороны, в историческом срезе мыслятся каксменяющиеся, в силу чего обнаруживается принципиальное различие между ними, а сдругой – объявляются в качестве логического продолжения одной другою.Нам бы хотелось очертить имеющиеся основания для совмещения таких оценок всвете теоретических положений, касающихся развития западноевропейской живописи итехники.
Безусловно, анализ данных феноменов предпринимался в самых различныхфилософских концепциях и критических исследованиях. Однако мы предлагаемвзглянуть на данные эпохи без того, чтобы полагать принципиальный разрыв междуними, как это выходило у мыслителей эпохи постмодерна, хотя оснований для этого,действительно, существует предостаточно.Более того, многие положения постмодернистских философов в отношенииискусства заложены в теориях интеллектуалов и творцов эпохи Возрождения, давшейотсчет эпохе Нового времени, в которой, по мнению А. Тойнби, рождается культурамодерна.
Смена культурно-исторических условий привела либо к трансформацииисходных принципов, а не их радикальной отмене, либо к их приемлемомусоприсутствиювновыхобстоятельствах.Рассмотрениеразвитиянекоторыхосновополагающих принципов живописи может позволить увидеть современнуюситуацию как стадию сосуществования двух культурных матриц, в определенныхточках между собой вполне органично пересекающихся и взаимоподкрепляющихся.Фундаментальным,нанашвзгляд,дляпониманияподобнойситуацииоказывается уяснение типа и способа отношения к реальности, ее осознания иосмысления возможностей ее воспроизводства. Искусство, и в частности живопись, вполной мере запечатлевает собою характер происходящих изменений в восприятииреальности.
Традиционные для новоевропейского типа культуры оппозиции –природное/культурное,физическое/биологическое,материальное/ментальное,телесное/духовное, естественное/искусственное, внешнее/внутреннее, – посредством190которых мыслилось признание чего бы то ни было реальным, в постклассическую эпохуперестают исполнять роль основоположения. Во многом снятие данных оппозицийстало возможным благодаря переосмыслению и реабилитации тела для индивидуальнойчеловеческой жизни и его роли в социокультурном измерении.
И именно этот процесснаходит достаточно яркое отражение в рамках западноевропейской живописнойтрадиции от эпохи модерна до эпохи постмодерна.Культивированиеперспективы),отдельныхиспользуемыхвтехническихживописнойсредствпрактике,(например,позволилопрямойвыявитьсясопротивлению тела, которое с помощью разрабатываемых приемов стремились«опрозрачить» и приручить. Тело, как ресурс бытия, действительно, с одной стороны,всегда выступало препятствием и помехой для идеальных порывов человеческого духа,обретению им целостности реальности (полноты бытия). Однако, с другой стороны,именно оно манифестирует эту целостность простым фактом своего существования (оноуже здесь как «свершившаяся» целостность, хотя еще пребывает в развитии ипостоянно ускользает)413, чем и побуждает способность воображения продуцироватьэтот «недостижимый» идеал.Тело в новоевропейской культуре нередко оказывалось неким средством,запущенным в оборот для реализации определенной, рационально оформленнойстратегииобретенияидеала(длякоторойивырабатывалсяизощренныйинструментарий), но в результате, в этом обороте оно стало превращаться всодержание.
Аналитика возникновения и становления такой стратегии, начатой с эпохиВозрождения, в ходе истории живописи позволяет прийти к неожиданной иллюстрацииточности положения М. Маклюэна о том, что средство и есть сообщение.Интеллектуально подкрепленное включение в живопись прямой перспективы – этопредложение нового эффективного средства, позволяющего добиваться в творческомпроцессепоставленныхсверхзадач.Историясовершенствованиямысли,пронизывающей это средство, приводит его к тому, что оно мыслится в качестве413«…Если картина является подлинным художественным произведением, она представляет собой нечто большее,чем прочное неорганическое тело; это упорядоченное тело, целостная система элементов и внутренних связей,подчиняющаяся собственным законам.
С этой точки зрения картины – несводимые друг к другу сущие, каждое изкоторых следует понимать и судить с точки зрения его собственной структуры. …Наиболее действеннаяхудожественная критика прибегает к картинам, а не словам. На выставке хорошее полотно убиваетсоседствующие с ним неудачные произведения.
Сущее являет и себя, и небытие» (Жильсон Э. Живопись иреальность. М.: РОССПЭН, 2004. С. 142, 160).191содержания (сообщения), которое должно сделать прозрачной ранее замутненнуюпредрассудками реальность.2.1.Ускользание реальности: от метафизической мечты к ее художественномувоплощениюНа вскидку, может показаться, что не очень-то много общего можно найти междуромантической настроенностью, граничащей с квиетизмом, научным прагматизмом,пробивающем себе путь в сердцевину самой реальности, запечатлевая его в искусстве итехнике, и массовой культурой, эксплуатирующей не только удовольствие отреальности, но и борьбу за ее правду и утверждение в ней справедливости.
Вместе с темвсе они между собой замысловато переплетены, что здесь будет вкратце обрисовано.Мы постараемся показать связность между собой идеи обретения ясности,прозрачности и единства происходящего, идеи понимающей прорисовки перспектив,открывающих нам действительность, и идеи абсолютной правдивости в отраженииреальности, которые все вместе и должны были бы приближать воплощение идеальногоцелостного существования.
Не секрет, куда ведут подобные благие намерения. Вместе стем примечательно, что эти и все похожие на них пожелания в той или иной форме, нообязательно реализуются, вдохновляя людей своим духом изменений, надежд иожиданий, однако при более близком рассмотрении они оборачиваются всего лишьразоблачениями и рушатся как карточный домик, так и оставаясь неуловимой мечтой.При сравнении различных критических оценок того или иного периода в историифилософии вдруг становится понятно, что человек, в самом деле, всегда остаетсясуществом романтическим, сколь бы далекими от романтических представлений небылиегомысли.Стремлениечеловека достичь идеаланеискоренимо.Этотромантический дух на разные лады выражает себя в неизбывной тоске по некоемуутраченному Единству, целостности, гармонии, совершенству. Философия XX в.нисколько не ушла и не избавилась от такого ведущего мотива всякого умонастроения.Пути проявления его были самыми разными, но так или иначе оно дает о себе знать.Будь это претензии материализма или идеализма, но в них всегда оно присутствует.Заслуга философии этого периода заключается именно в том, что призрачнуючерту, пролегающую между материализмом и идеализмом, она стремится безжалостностереть, выявляя таким жестом как раз сам этот дух.
Так или иначе, всегда192обнаруживает себя тоска по целостности, тоска по тому, чтобы быть повсюду дома, чтохарактеризует всякий романтический дух, лаконично определенный Новалисом. Но этотдух и есть плоть от плоти сам человек.Принципиальное отличие философствования XX в. от философствованияклассических романтиков XIX в. заключается в том, что первые в отличие от вторыхищут эту целостность не в чем-то духовном, вплоть до ухода в своего рода квиетизм, неисключительно в творческом разуме, а через принципиальное включение в этот процесстелесной компоненты, через поиск возможности инкорпорировать тело в мысль(вотелесить тело в мысль).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
