Диссертация (1145183), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Этовдвойне справедливо в отношении философских трактатов, в которых автор стараетсясоблюсти строгость и последовательность в использовании слов, которые заимствованыим из естественного языка, но возведены в ранг терминов, чтобы на протяжении всейработы сохранять и не подменять их близкими, но все же иными по значениюсинонимами. Безусловно, такого рода самоограничение на вольное использование языкане всегда достигается (достаточно вспомнить кантовскую путаницу с трансцендентными трансцендентальным), однако приверженность этим жанровым рамкам присущавсякому философу, если он не желает числиться только по литературному ведомству.Перефразируя М.
К. Мамардашвили, можно сказать, что дьявол играет нами, когда мыне точно используем слово.В «Бытии и ничто» Сартр выступает именно как философ, и перевод этого труда,сделанный В. И. Колядко, в целом, является неплохим. Однако бросается в глаза некаяопрометчивость, допущенная издателем и переводчиком, в отношении указанной ужетрудности, связанной с переводом семантически разных, хотя формально и схожих слов– «néant»и «rien».
Если бы мы имели дело с художественным произведением, то натакую деталь можно было бы и не обращать внимания, однако у Сартра слово «néant»является важнейшим термином, поэтому в переводе некоторых фрагментов текстанеобходимо было проявить большую щепетильность. Ниже мы рассмотрим только дватаких места, где слово «rien» переведено как «ничего», в то время как его следовало быперевести, к примеру, – «несущее». Простое следование за словарной статьей в переводеданного слова резко затрудняет понимание смысла того, что хотел сказать Сартр. Нопрежде чем проиллюстрировать такого рода затруднение, мы обратимся к истолкованиюлексического значения слова «ничто» в русском языке.При этимологическом разборе французских слов «ничто» (néant) и «ничего» (rien)нельзя обойтись без анализа происхождения русских слов «нечто» и «ничто», так как позамечанию С.
Н. Булгакова, греческое μὴ ὂν, нередко приравниваемое к ничто, более86точно следовало бы понимать, а возможно и переводить139, как «нечто», что позволяетему заключить и относительно гегелевского Божественного Ничто (Nichts) как омеональном ничто, а «при таком понимании бог не есть еще то последнее, далее чегонельзя уже проникнуть, напротив, можно, а потому и должно прорваться за бога... …Вабсолютном Ничто появляется мир и бог. Если мир не сотворен, но диалектическивозникает в абсолютном и ему единосущен, то он, следовательно, вечен исубстанциален в своей основе; с другой же стороны, и бог здесь не абсолютен исамоосновен в своем бытии, но рождается и происходит в абсолютном Ничто-все. …Богесть также лишь положение или модус абсолютного Ничто…»140. Рассмотрение данногопарадокса открывает различные смыслы, которые могут проясняться через сравнениегреческих, латинских, английских и немецких значений.«Ничто» в русском языке отсылает к «что», которое отрицается с усилением. Чтоэто за «что», которое есть и в местоимении «нечто»? Мы можем выделить два –грамматическое и метафизическое – значения местоимения «что»:1)Нам представляется, что в грамматическом отношении существуютоснования соотнести вопросительно-относительное местоимение «что» с указательнымместоимением «то», или «этот», так как «что» состоит из «сочетания вопросительногоместоим.
*ч ь и указательной частицы *т о»141.По существу, указательное местоимение «то» («этот») обозначает определенноеотношение воспринимающего к некоему конкретному сущему, что позволяет говоритьоб одной из различительных черт «этой группы – идентификацию предмета указателемнаглядности, сопровождающим акт речи, в котором содержится указатель лица; этоесть объект, наглядно обозначаемый одновременно с протекающим актом речи,имплицитная же соотнесенность (например, лат. hic «этот (ближе ко мне)» впротивопоставлении с iste «этот (ближе к тебе)») будет ассоциировать данный предмет ся и ты»142.
В общеславянском языке различие этих указательных местоименийпередавалось через «сь» – этот, ближайший; и «тъ» – тот, поблизости143. Любопытно,139«Сбой русского языка: вместо не-что ни-что, – особенно озадачивал С. Булгакова» (Кувакин В. А. Личнаяметафизика надежды и удивления: Записки о неизвестности, человеческом и нечеловеческом, о вероятной иневероятной России. М.: «Коффи», 1993. С. 77).140Булгаков С.
Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1994. С. 137, 138.141Этимологический словарь современного русского языка / Сост. А. К. Шапашников: в 2 т. Т. 2. М.: Флинта,Наука, 2010. С. 529.142Бенвенист Э. Природа местоимений // Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: «Прогресс», 1974. С. 287.143См.: Будагов Р. А.
Введение в науку о языке. М.: Изд-во «Просвещение», 1965. С. 302.87что это праславянское сь все же сохраняется при своей трансформации посредствомгачека (диакритического знака ˇ) в čь, что в древнерусском языке будет представленокак «чь» («quid»)144.Крайняя значимость и необходимость таких указательных местоимений,имеющих «конкретно-референтный статус»145, состоит в том, что ими подчеркиваетсяпонятная (четкая) индивидуальность присутствующего. Слово to-дейксиса, казалось бы,«не привносит ничего живого, а лишь повторяет то, что уже передает жест.
Но именноэто и может оказаться заблуждением. Можно было бы сказать, что указательныйзвуковой знак соединяет пальцевой жест с именем Hut (рассматривается пример dér Hut‖эта шляпа‖. – И.К.) и тем самым делает целое правильным образованием. Можно былобы считать, что он способен играть роль посредника потому, что, с одной стороны, поматериалу принадлежит вместе с именем к звуковым знакам и, с другой стороны – пофункции вместе с жестом – к указательным знакам»146.Также следует учесть и то, что указательное местоимение «тот» выступает вкачестве относительного, что присуще местоимению «что», а это последнее в своюочередь в определенных контекстах оказывается синтагматическим дейксисом, илианафорой («что» вместо «который»: О ты, что в горести напрасно на Бога ропщешь,человек! – М.
Ломоносов). Эта черта характерна для индоевропейских языков в целом, вкоторых«вопросительноеместоимениеупотреблялоськакнеопределенное.Внекоторых из них, в том числе в латинском языке, это местоимение употреблялось и какотносительное»147. К нашему дальнейшему изложению будет иметь отношение и тотфакт, что основные формы вопросительных местоимений французского языка144К этому же можно отнести и другой взгляд на происхождение «этих местоимений: къ-(ко-) восходит косновному кuо-, а čь-(čе-) – к основному кuei-, кue-: слав. kъto – др.-инд.
káh („кто?"), женск. рода др.-инд. кā, лит.kàs, женск. р. лит. кà, лат. quae (из qua-i); слав. čъto (только средн. рода) – лат. quis, quid, хет. kuiš, kuit.В славянских группах доисторического времени произошло иное распределение этих основ сравнительнос судьбой их в других индоевропейских языках. У славян местоимения с основой ко- (kъto, kogo...) сталиотноситься к лицам, а с основой čе- (čъto, česo...) к вещам.Для именительного падежа местоимения в виде къ, čь были недостаточно полными: они получилираспространение посредством местоименного элемента -to: kъto, čъto. Но čь сохранялось в сочетании с žе и сотрицанием ni: ničьžе, ст.-сл. ничьже. По славянским группам удержалось čь и с отрицанием ni, без частицы žе:ničь.
Старочешский и словинский языки указывают на такое местоимение. Без распространения посредством -toэто местоимение могло быть в сочетании с предлогами: nа-čь, za-čь и др. Ср. в чешском, в польском za-č, pro-č, vni-ve-č – в ничто", в словацком na-č, ni-vо-č» (Селищев А. М. Старославянский язык. Часть 2. Тексты. Словарь.Очерки морфологии. М.: ГУПИ МП РСФСР, 1952. С. 121).145См.: Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (референциальные аспектысемантики местоимений). М.: Наука, 1985. С. 210.146Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М.: «Прогресс», 2001.
С. 82-83.147Сабанеева М. К., Щерба Г. М. Историческая грамматика французского языка. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. С. 91.88унаследованы из латыни, где сочинительная связь может быть организована«ретроспективной направленностью относительного местоимения на антецедент.Выступая как анафора, местоимение qui приближается здесь к указательномуместоимению текстовой ориентации»148 (курсив наш. – И. К.).Нашей реконструкции логики связи «чь» с «тъ» будет в большей мере созвучензамечательный лингвистический анализ Ф.
И. Буслаева. Во-первых, он отмечает, что «ч– смягченное к или т… Т сближается с к через ч, ц, в которые изменяются и т, и к»149.Это позволяет нам предположить, что мягкость «ч» является своеобразным «изъятием»твердости «т», привнесением сомнения в «то», сближая его с неопределенностью«нечто» и позволяя «тъ» («то») преобразоваться в вопросительную форму. Здесь фонема«т» оказывается диалектически раздвоенной, неся в себе как утвердительностьсобственной силы бытия, так и мягкость, зыбкость, неуверенность, способныеприводить к вопросу и к необходимости удостоверения в собственной твердости: «Хотят может быть произнесен с такою же силою, как и к, но он заключает в себе нечтотвердое и не вырывается из горла, как к, а твердо выговаривается: и потому он болееспособен к спокойному, положительному, указывающему ответу.