Диссертация (1144862), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Как показываютвышеприведенные рассуждения, различные элементы исследовательской модели, пригодной для изучения университетской истории, возникают в разноевремя. Если на рубеже XVIII–XIX вв. в ней присутствуют только два основных актора — Государство и Университетская корпорация, — то впоследствии ситуация меняется. Начиная с николаевской эпохи свою особую позицию в «университетском вопросе» занимает русская интеллигенция.
В период зарождения «гражданского общества» во второй половине XIX–XX в.свой интерес в университетском вопросе имеют различные социальные институты (научные и общественные организации, политические партии, общественное самоуправление и т. п.). Таким образом, историк российскихуниверситетов имеет дело со все более усложняющимся исследовательскимландшафтом.
В этом контексте заметным упрощением исторической реальности является не только утверждение о том, что в России автономия не являлась принципом организации университетского сообщества51, но и, казалось бы, аргументированное суждение о том, что в России «сложился колебательный ритм преобразований: автономная модель высшего образованияАндреев А.Ю. Лекции по истории Московского университета. М., 2001. С. 211.Ср.: Валк С.Н.
Историческая наука в Ленинградском университете за 125 лет // Валк С.Н. Избранные труды по историографии и источниковедению. СПб., 2000. С. 15–16; Жуковская Т.Н. «Тайные общества», студенческие «буйства» и запрещенные лекции: политика в дореформенном университете // Уроки истории – уроки историка. Сборник статей к 80-летию Ю.Д. Марголиса (1930-1996) / сост. Т.Н. Жуковская,отв. ред. А.Ю. Дворниченко. СПб.: Нестор-История, 2012.
С. 258-278.50См., напр.: Сладкевич Н.Г. Общественное движение в России в начале 60-х гг. XIX в. И Петербургский университет // Труды юбилейной научной сессии ЛГУ. Секция исторических наук. Л., 1948. С. 109–120; Brower D. Training the Nihilists: Education and Radicalism in Tsarist Russia. Ithaca; London, 1975.51См.: Комарова О.И. Упрочнение модели классического университета: социально-философский анализ. Автореф. дисс.… канд. филос.
наук. М., 2005. С. 5.484915регулярно сменялась авторитарной, и при столь монотонной цикличностивесьма проблематичным представляется фактор прогресса системы высшегообразования»52.Сравнительные исследования истории европейских университетов выводят нас с неизбежностью на тему об особой роли в общественной жизнирубежа XIX–XX вв. европейской и российской интеллектуальной элиты, которая получила название «мандаринов».
Понятие «мандарины» по отношению к интеллектуальной элите в современную историографию (со ссылкойна Макса Вебера) ввел немецкий ученый Фриц Рингер в своей знаменитойкниге «Закат немецких мандаринов» (1969)53; сам термин, по его мнению,должен был напоминать о китайской элите образованных чиновников. «Мандарины» Ф. Рингера — социально-культурная элита, которая обладает властью и высоким статусом в обществе благодаря образованию и знаниям, а непо праву происхождения или богатства. Университетская элита, в свою очередь, является привилегированной кастой мандаринов, определяющей их«образовательный рацион» и социальную стратегию.
Иными словами, мандарины Ф. Рингера — исторический тип, возникающий на определенномэтапе социально-экономического и политического развития, в эпоху, когдастарая аристократическая элита уже не может одна быть опорой монарха, аакторы новой индустриальной эпохи (политические партии, богатые предприниматели, менеджеры и технократы, промышленные рабочие и пр.) ещенедостаточно сильны, чтобы с успехом претендовать на власть, попросту игнорируя «претензии» культурной элиты. Работа Ф. Рингера вызвала широкийрезонанс, споры, порой весьма резкую критику. Однако термин, введенныйнемецким историком, получил долгую жизнь, в том числе и применительно кисследованиям по антропологии российской науки второй половины XIX –Князев Е.А. Автономия университетов: персоналистко-аксиологический подход // Universum: психологияиобразование.2014.№5–6(6).[Электронныйресурс].URL:http://cyberleninka.ru/article/n/avtonomiya-universitetov-personalistsko-aksiologicheskiy-podhod (дата обращения:22.03.2016).53Рингер Ф.
Закат немецких мандаринов: академическое сообщество Германии, 1890–1933. М., 2008.5216начала ХХ в.54 Исходя из приведенных выше рассуждений, проблематикаспекуляций Ф. Рингера кажется перспективной и по отношению к российскому материалу55. Впрочем, как показывают вполне обоснованные историко-социологические наблюдения, в очень широком пространственном и хронологическом контексте, включающем помимо России и Европы, такжеАмерику, Японию, Индию и Китай, университеты как институт в разныхформах практически всегда играют социально-политическую роль в жизниобществ, что обусловлено как устройством и функциями (организационноестроение воспроизводит структуру институтов власти, а университет готовитэлиту государств), так и близостью природы власти и знания, являющихсясредствами контроля над членами общества56.
В то же время в рассужденияхо «российских мандаринах» речь традиционно идет об особой социальнойгруппе с точки зрения жизненных ценностей, а т. н. «профессорская культура» представляется порождением европейского влияния, своеобразной западной субкультурой в российской «полудикой» народной среде57. Один изнаиболее ярких зарубежных исследователей как российских, так и немецкихуниверситетов проф. Труде Маурер, отталкиваясь от известной фразы Н.И.Пирогова, образно пишет о них как о маяках и «барометрах общества»58.
Влюбом случае спекуляции ведущих философов и интеллектуалов XX века(К. Ясперс, Х. Ортега-и-Гассет, А.Н. Уайтхед, Т. Парсонс, Ю. Хабермас идр.) относительно миссии и функций университетов в современной цивили-См.: Александров Д.А. Фриц Рингер, немецкие мандарины и отечественные ученые // НЛО. 2002.№53. С. 90–104.55См. подробнее: Ростовцев Е.А. Российские мандарины. Столичная профессура, студенчество ивласть в начале ХХ века // Родина. 2010. Спецвыпуск. Образование в России: вчера, сегодня, завтра.
С. 47–52.56См. об этом: Ушакин С.А. Университеты и власть // Общественные науки и современность. 1999.№2. С. 55–85.57Горин Д.Г. К вопросу о «профессорской культуре» России XIX – начала XX в. // Отечественнаякультура и историческая наука XVIII–XX веков. Сб. ст. Брянск, 1996. С.
42–51.58Маурер Т. «Барометры» или «маяки» общества? Избранные статьи по социальной истории русскихи немецких университетов. М., 2015.5417зации не оставляют сомнения в первостепенной значимости этого социального института59.Казалось бы, исходя из вышесказанного, поле университетской истории должно являться важнейшим и интегральным для исторических штудийв области социальной истории. Между тем, исследователь, занимающийсялокальной университетской историей любого крупного национального университета, в качестве ключевой историографической проблемы сталкиваетсяи с тем обстоятельством, что основной поток научных нарративов по его теме носит коммеморативный характер, связанный с университетскими юбилеями, знаковыми датами из той или иной области университетской науки,жизни и деятельности видных ученых60.
Как правило, эти тексты, иногда выдающиеся с точки зрения свои эрудитских достоинств, скорее описательны,чем проблемны и транслируют известные «юбилейные дискурсы», которые ипредстоит критически проанализировать в нашей работе. С другой стороны,нельзя не отметить чрезвычайную насыщенность научной литературы поэтому периоду университетской истории — статистический анализ библиографии наглядно показывает, что к нему приковано большее внимание историографии, нежели к любому другому этапу истории университета61. Такимобразом, вышесказанное позволяет констатировать актуальность диссертаСм., напр., обзор высказываний об университетском идеале и идее университета: Мишед Л.
Идеяуниверситета // Вестник высшей школы. 1991. №9. С. 85–90; Волосникова Л.М. Академическая свобода какправовой феномен // Государство и право. 2006. №8. С. 101–105; Биргер П.А. Эффективность университетов:модели и реальность // Мысль. Журнал Петербургского философского общества. 2015. №19. С.33-41.60См., напр.: University Jubilees and University History Writing: A Challenging Relationship (Scientificand Learned Cultures and Their Institutions) / Ed. by P. Dhondt. Leiden; Boston, 2015; Куприянов А.В.