Диссетация (1137676), страница 48
Текст из файла (страница 48)
S. 49.579"Die Tragödie saugt den höchsten Musikorgiasmus in sich hinein, so dass geradezu die Musik, bei den Griechen, wie beiuns, zur Vollendung bringt, stellt dann aber den tragischen Mythus und den tragischen Helden daneben, der dann, einenmächtigen Titanen gleich, die ganze dionysische Welt auf seinen Rücken nimmt und uns davon entlastet: während sieandrerseits durch denselben tragischen Mythus, in der Person des tragischen Helden, von dem gierigen Drange nach diesemDasein zu erlösen weiss, und mit mahnender Hand an ein anderes Sein und an eine höhere Lust erinnert, zu welcher derkämpfende Held durch seinen Untergang ", Ibid.
S. 120.580Grottanelli C. Nietzsche and Myth // History of Religions. 1997. Vol. 3(1). P. 3-20. Подробнее см. также: Bennett B.Nietzsche's Idea of Myth: The Birth of Tragedy from the Spirit of Eighteenth-Century Aesthetics // PMLA. 1979. Vol.94(3). P. 420-433; Mangion C. Nietzsche's Philosophy of Myth // Humanitas, Journal of the Faculty of Arts.
Vol. 2[https://www.um.edu.mt/library/oar/bitstream/handle/123456789/16118/OANietzsche%27s%20philosophy%20of%20myth.pdf?sequence=1&isAllowed=y].197императив, живая действующая сила. В «Ученике колдуна» Батай пишет о мифекак об энергии, позволяющей приобщиться к тотальности бытия за счет рассеянияв качестве индивида; как прямое выражение социальной солидарности он как бы«сплавляет» людей воедино, погружая в состояние сакральной интимности:...миф-обман выражает судьбу и становится бытием [...] ...прежде всего это бытие, о которомвозвещают имя и отчество, затем бытие двоих, которое заключается в бесчисленных объятиях,наконец, бытие града, который «истязает, обезглавливает и ведет войны» [...] Только мифвходит в тела тех, кого он соединяет, и требует от них такого же ожидания.
Он оказываетсяосновой всякого дела, он доводит существование «до его точки кипения»: он сообщает емутрагическую тональность, которая открывает доступ к его сакральной интимности581.Итак, миф фиксирует переход от единичного бытия к коллективному,градуированный отказ от индивидуального в пользу всеобщего, и именно такойпереход в тексте осмысляется как трагедия, жертвенное насилие: Батай пишет,что мифу присуща некая «насильственная динамика»582; в «Ницшевской хронике»говорится об «обновляющих жизнь» «сакральных фигурах и мифах»: эти дваслова здесь стоят рядом и выражают приблизительно одно и тоже – некую силу,которая стягивает вокруг себя подлинное сообщество583.
Иногда философ, однако,говорит о мифе не только как о насилии, но и как о специфическом нарративе: егодвойственная функция заключается в том, что он не только являет, но и скрываетжертвоприношение и трагическую фигуру мертвого короля, вождя или Бога – тусамую отсутствующую главу обезглавленного сообщества; будучи связан сирреальностью сакрального, миф является fable – басней, фантазией, вымыслом ,– однако если принять этот вымысел, рукотворный миф, как выражение ценности,он предстает внезапно последней истиной:581"...le mythe-mensonge figure la destinée et devient l'être [...] l'être qu'énoncent le prénom et le patronyme; puis l'êtredouble qui se perd dans les interminables étreintes; l'être enfin de la cité 'qui torture, décapite et fait la guerre' [...] Le mytheseul entre dans les corps de ceux qu'il lie et leur demande la même ettente.
Il est la précipitation de chaque danse, il portel'existence 'à son point d'ébullotion': il lui communique l'émotion tragique qui rend son intimité sacrée accessible", BatailleG. L'apprenti sorcier. P. 321-322.582Ibid. P. 322.583Bataille G. Chronique nietzschéenne. P. 19.198Он был бы вымыслом, если бы согласие с ним, демонстрируемое народом в ажиотажепраздников, не создавало бы из него живую человеческую реальность. Быть может, миф – этобасня, но эта басня становится противоположной вымыслу, если взглянуть на народ, которыйисполняет его в танцах, в действии и для которого он является живой истиной [...] Тайна в тойобласти, где он продвигается вперед, не менее необходима его странным передвижениям, чемвосторгам эротизма (тотальный мир мифа, мир бытия отделен от мира, разделенного теми жесамыми границами, которые отделяют сакральное от профанного)584.Добавим, что батаевскую концепцию связи между мифом, насилием исакральным сообществом можно возвести еще к двум философским источникам,помимо сочинений Ницше: это «Размышления о насилии» Жоржа Сореля (1908) и«К критике насилия» Вальтера Беньямина (1921) .
Первый рассматривает миф какимперативную форму синтеза рационального с иррациональным, которая должнапослужить мобилизации народных масс; его «миф о всеобщей стачке»подразумевает полное разрушение старого мира ради создания нового. Уже здесьмы обнаруживаем батаевский акцент на грядущем в противовес прошлому, хотяоно и обретает смысл лишь как императив воли, т.е.
настоящего:И все же человек не может действовать, не рассуждая о том будущем, которое как будто быобречено всегда ускользать от нашего разума. Мы видели на опыте, что построения будущего,не определенного во времени, могут производить большой эффект и почти не иметьнедостатков; это бывает с мифами, в которых выражаются наиболее мощные склонностинарода, партии или класса – склонности, предстающие уму с настойчивостью инстинктов вовсех обстоятельствах жизни и придающие впечатление полной обоснованности надеждам наближайшее действие, которые обеспечивают преобразование воли585.584"Il serait fiction qu'un people manifeste dans l'agitation des fêtes ne faisait pas de lui la réalité humaine vitale [...] Lesecret, dans le domaine où il s'avance, n'est pas moins nécessaire à ses étranges démarches qu'il ne l'est aux transports del'érotisme (le monde total du mythe, monde de l'être, est séparé du monde dissocié par les limites mêmes séparent le sacrédu profane)", Bataille G.
L'apprenti sorcier . P. 322, 325-326.585"Et cependant nous ne saurions agir sans sortir du présent, sans raisonner sur cet avenir qui semble condamné àéchapper toujours à notre raison. L'expérience nous prouve que des constructions d'un avenir indéterminé dans les tempspeuvent posséder une grande efficacité et n'avoir que bien peu d'inconvénients, lorsqu'elles sont d'une certaine nature ; celaa lieu quand il s'agit de mythes dans lesquels se retrouvent les tendances les plus fortes d'un peuple, d'un parti ou d'uneclasse, tendances qui viennent se présenter à l'esprit avec l'insistance d'instincts dans toutes les circonstances de la vie, etqui donnent un aspect de pleine réalité à des espoirs d'action prochaine sur lesquels se fonde la réforme de la volonté",Sorel G.
Réflections sur la violence. Marcel Rivière et Cie, 1908. P. 82.199В этой цитате следует обратить внимание на несколько моментов: во-первых,на апелляцию к жизненному инстинкту, который противостоит разуму иоказывается свойственен не одному человеку, а сообществу, группе людей,объединяя их между собой; во-вторых, на специфическом синтезе двухвременных порядков – будущего и настоящего, где мечта о втором меняет первое,но не наоборот; в-третьих, на том, что миф не просто мобилизует те или иныегруппы на борьбу, но является двигателем их коллективного устремления и вконечном счете обосновывает насилие, повествует о нем и выражает его586.Елеазар Мелетинский указывает также на сходство сорелевского представления ореволюциис религией587. Поэтому характерное для Батая в 30-е гг.отождествление революции с трагедией и жертвоприношением могло бытьинспирировано в т.ч.
и этим текстом, с которым он был несомненно знаком.Что же касается «К критике насилия» Беньямина, то здесь нас интересуетпрежде всего его различение мифического и божественного насилия. Свой текстон начинает с утверждения, что насилие обычно является не целью, а средством,исходя из чего его можно критиковать в зависимости от целей его применения.Однако же затем он заводит речь о двух формах насилия, которые можно считатьне средством, обращенным к какой-либо цели в рамках определенной ситуации, аманифестацией бытия, которая создает новое право или уничтожает его вообще.«Мифическое насилие», – пишет немецкий философ, – «в его прообразной формеявляется чистой манифестацией богов.
Не как средство для осуществления ихцелей, едва ли как манифестация их воли, а в первую очередь как манифестацияих бытия»588. Примечательно, что Беньямин, и Ницше, говоря о «бытии» богов,используют термин Dasein в смысле конкретного, строго специфичного бытия,которое характерно лишь для богов и проявлением которого является их насилие.586Подробнее см.: Röhrich W. Georges Sorel and the Myth of Violence: From Syndicalism to Fascism // Social Protest,Violence & Terror in Nineteenth & Twentieth-Century Europe / Mommsen, Wolfgang J.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
