Диссетация (1137676), страница 43
Текст из файла (страница 43)
P. 285.530"...redoutables violences du monde divin", Ibid. P. 314.531Olson C. Eroticism, Violence, and Sacrifice: A Postmodern Theory of Religion and Ritual // Method & Theory in theStudy of Religion. 1994. Vol. 6(3). P. 239.532Carrier M. La communauté et la violence sacrée. P. 65-92.177Принцип жертвоприношения состоит в разрушении, но хотя это разрушение бывает поройдаже полным (как в обряде всесожжения), все-таки жертвенное разрушение не есть обращениев ничто. Жертвенный обряд стремится уничтожить в жертве вещь – и только вещь. [...] Когдапредназначенное в жертву животное вступает в жертвенный круг для заклания жрецом, оно измира вещей – закрытых для человека, не являющихся для него ничем, познаваемых им извне –переходит в мир интимно-имманентный ему, познаваемый так, как познают женщину в актеплотского обладания533.Французский мыслитель неоднократно подчеркивает относительный характержертвоприношения – то, что оно происходит на границе между двумя мирами,профанным и сакральным, переводит нечто из одного мира в другой.
Посколькуоно размыкает вещь от ее вещности, снимая ее субъектно-объектную «распорку»,для этой операции необходимо нечто, у чего она в принципе есть: «Именно таковточный смысл жертвоприношения, и не случайно в жертву приносят то, что длячего-то служит, а не предметы роскоши», – пишет Батай534. Однако посколькупереход осуществляется с помощью насилия, то его свершение конституируетсакральный, интимный, имманентный мир как насильственный, хотя реляцияздесь первична, и движение насилия совпадает с движением сакрализации:В целом присущее смерти могущество озаряет собою жертвоприношение, в которомвоспроизводится действие смерти, то есть утраченная ценность восстанавливается путем отказаот нее [...] Приносить в жертву – значит не убивать, а оставлять и дарить.
В заклании жертвывсего лишь делается явным глубинный смысл обряда. Важен сам переход от порядкадлительности, где всякое потребление ресурсов подчинено требованию длиться, к насилию ихбезусловного истребления535.533"Le principe du sacrifice est la destruction, mais bien qu'il aille parfois jusqu'à détruire entièrement (comme dansl'holocauste), la destruction que le sacrifice veux opérer n'est pas l'enéantissement. C'est la chose – seulement la cose – quele sacrifie veut détruire dans la victime [...] Quand l'animal offert entre dans le cercle où le prêtre l'immolera, il passe dumonde des choses – fermées à l'homme et qui ne lui sont rien, qu'il connaît du dehors – au monde qui lui est immanent,intime, connu comme l'est la femme dans la consumation charnelle", Bataille G. Théorie de la religion. P.
307.534"C'est si bien le sans précis du sacrifice, qu'ol sacrifie ce qui sert, in ne sacrifie pas des objets luxueux", Ibid. P. 311.535"La puissance qu'a mort en général éclaire le sens du sacrifice, qui opère comme la mortm en ce qu'il restitue la valeurperdu par lemoyen d'un abandon de cette valeur [...] Sacrifier n'est pas tuer, mais abandonner et donner.
La mise à mortn'est qu'une exposition d'un sens profond. Ce qui importe est de passer d'un ordre durable, où toute consumation desressources est subordonnée à la nécessité de durer, à la violence d'une consumation inconditionnelle", Ibid. P. 310.178Мы осознаем, насколько странно с точки зрения нашей схемы выглядит этафраза – «приносить в жертву – значит не убивать, а оставлять и дарить», – инасколько успешно ее при желании можно было бы использовать против нас.Однако же представляется, что она всего только лишний раз демонстрирует, вкакой мере батаевское понятие violence уходит от своего буквального смысла всторону концепта. Насилие – это не убийство, а уничтожение, и уничтожает оносовершенно определенное примышленное содержание, т.е.
вещность человека.Посколькуименнопоследовательноеэтоявляетсяразрушениеконечнойцельюсубъектно-объектныхжертвенногоотношенийакта,междуучастниками обряда движется от приношения к жертвователю и свидетелям:здесь, как и в более ранних и даже самых ранних размышлениях философаотносительно сообщества, насилие «нанизывает на себя тела», будучи дано вразрушительном созерцании. Именно поэтому «сон разума» «объединяет нас» –погрузиться в сакральное можно лишь сообща, этого не делают поодиночке.
Ипоскольку целью (в той мере, в какой у него есть цель) жертвоприношенияявляется человек, нетрудно понять, что может являться его предельной формой:«...человеческое жертвоприношение», – пишет Батай, – «есть высший моментпротивоборства, в котором безмерное движение насилия противопоставляет себяреальному порядку и длительности»536.Одним из самых важных и самых притом обделенных вниманием разделовработы является вторая глава второй части, «Дуализм и мораль», посвященнаятому, как насилие перестало быть сакральным.
Изменение это свершилось вистории (не следует забывать, что речь идет о «Лекции по истории религий»), ивследствие трех основных причин:Во-первых, вследствие экспансии профанного порядка в сакральный в ходедуалистической революции. Ее смысл заключается в следующем: в условномархаическом сознании сакральное делалось на позитивное и негативное, но обеего «стороны» были в равной степени удалены от профанного и опасны. Однако536"En général, le sacrifice humain est le moment aigu d'un débat opposant à l'ordre réel et à la durée le mouvement d'uneviolence sans mesure", Ibid.
P. 317.179затем в связи с прогрессирующим подчинением ирреального мира – реальномуоно также овеществляется и вследствие этого подчиняется его императивам.Итак, негативное сакральное переходит в профанное и предстает как падший мирнасилия, трансгрессии и материи, а позитивное ставится на борьбу с ним ичастично «кастрируется»: отныне оно может использовать насилие лишь вочистительных целях, т.е.
для изгнания насилие насилием: «Добро означаетизгнание насилия, а без насилия не бывает разрыва в порядке отдельных вещей,не бывает интимности; теоретически бог добра может быть насильственен лишьнастолько, чтобы исключить насилие из мира»537. Насилие также порабощается,становится орудием, средством, посредником для какой-то иной цели, выходящейза пределы него самого. Вследствие этого само сакральное становится полезным ипостепенно перестает быть таковым:Признав операторную действенность божественного по отношению к реальному, человекуже практически подчинил божественное реальному.
Мало-помалу он подвел божественноенасилие под санкцию реального порядка (каковым и является мораль), лишь бы в этой моралиреальный порядок сам покорялся мировому порядку разума538.Однако, пишет философ, на самом деле сакрально само насилие, а не мораль,произошла ошибка: изгоняя насилие, божество изгоняет само себя, или, точнее –собственную сакральность: «...изгоняя насилие насилием, он (бог добра. – А.З.)божественен (в меньшей степени, чем само изгоняемое насилие, составляющеенеобходимое посредование его божественности)»539. В этом плане концепциясакрального у Батая разительным образом отличается от таковой у Жирара, длякоторого сакральное призвано как раз сдерживать большее насилие меньшим,537"Le bien est une exclusion de la violence et il ne peut y avoir de rupture de l'ordre des choses separées, d'intimité, sansviolence: en droit le dieu du bien est limité à la violence avec laquelle il exclut la violence", Bataille G.
Théorie de lareligion. P. 331.538"En admettant la puissance opératoire du divin sur le réel, l'homme avait pratiquement subordonné le divin au réel. Il enréduisit lentement la violence à la sanction de l'ordre réel qu'est la morale, à la condition que l'ordre réel se plie justementdans la morale à l'ordre universel de la raison", Ibid. P. 325.539"...il est divin excluant la violence par la violence (et il l'est moins que la violence exclue, qui est la médiation nécessairede sa divinité)", Ibid.
P. 331.180хотя оба проговаривают эту идею практически одинаково540. Этих мыслителей,однако же, можно назвать согласными между собой в том, что невозможно долгоизгонять насилие гомеопатическим путем, как подобное – подобным, потому чтос течением времени этот способ обречен на вырождение.Во-вторых, безотносительно полагания дуализма, но параллельно с ним, жертвав той мере, в какой она становится обрядом, чем-то повторяющимся, утрачиваетсвой глубинный смысл. Насилие есть мгновение, разрыв, переход: когда онсовершаетсяслишкомчастоилиотнеготребуютдлительности,онокристаллизуется и начинает восприниматься как нечто бессмысленное и опять жепрофанное, хаотическое, бесцельное; рутинизация насилия влечет за собой егоосуждение как чего-то угрожающего реальности:Глубинным утверждением жертвоприношения – опасной суверенности насилия, – покрайней мере, в тенденции поддерживалась тревога, неусыпная ностальгия по интимности, докоторой нас способно возвысить только насилие.