Диссетация (1137676), страница 44
Текст из файла (страница 44)
Но поскольку насилие лишь изредкавысвобождается при трансцендировании, в самый его миг, поскольку при этом как раз ипроисходит пробуждение возможности – именно потому, что столь совершенное насилие неможет поддерживаться долго, – то полагание дуалистического пробуждения осмысляется какпреддверие к следующему за ним сонному оцепенению [...] Отныне учрежден такой мир, гденасилие может занимать только негативное место541.В-третьих, в связи с развитием государства и возникновением империй по ходуистории насилие, обращенное вовнутрь, уступило место обращенному вовне;иначе говоря, жертвоприношение оказалось подменено священной войной.
Выше,в разделе о тайном обществе Ацефал и Коллеже социологии, мы уже обращалиськ этому различению двух миров – «империи войны» и «империи трагедии», из540См.: Girard R. La violence et le sacré. Grasset & Fasquelle. 1972. P. 374-407."L'affirmation profonde du sacrifice, celle d'une dangereuse souveraineté de la violence, tendait au moins à maintenirune angoisse qui portait à l'état d'éveil une nostalgie de l'intimité, au niveau de laquelle la violence seule a la force de nousélever.
Mais s'il est vrai qu'une rare violence est liberée dans la transcendance à l'instant de son mouvement, s'il est vraiqu'elle est l'éveil même de la possibilité – précisément parce qu'une violence si entière ne peut être longtemps maintenue, laposition de l'éveil dualiste a le sens d'une introduction à la somnolence qui la suit [...] Un monde est défini où la violencen'a de place que négative", Ibid. P. 329.541181которых первую философ всецело поддерживает, а вторую – всецело осуждает.Этим двум формам насилия, которые в тексте «Теории религии» связываютсясоответственно с имманентностью и трансценденцией, посвящена статьятурецкой исследовательницы Зейнеп Дайрек542.
Поскольку отношение Батая квойне будет подробно рассматриваться далее, сейчас мы ограничимся лишьнебольшим пояснением относительно содержания этих двух видов агрессии:трансцендентное насилие является профанным, рациональным, целесообразными, кроме того, обращенным не на самого себя, а на другого, что в целом лишаетего всякого смысла, каковым для подлинного насилия представляется разрушениесобственной вещности. Подобного рода внешнюю агрессию Батай полагаетнепродуктивной – но именно из-за ее продуктивности, из-за того, что она лишьусугубляет овеществление одних людей другими и тем самым удаляет их отобретения интимности.
Имманентное же насилие равно жертвенному, которое мыуже в подробностях рассмотрели выше.Итак, в силу сдвига границ сакрального и профанного, в результате которогонасилие разделяется в самом себе и начинает само себя изгонять, в силу егопрогрессирующей рутинизации и подмены внутреннего разрушения – внешнимсакральное насилие было забыто, и это означало торжество мира вещей.
Однако –и здесь текст вплотную подходит к концепции «экономики траты», заявленнойфилософом в «Проклятой части», – сейчас вещей становится так много, что ихстановится уже некуда девать и люди начинают осознавать необходимость ихбесцельного уничтожения: с этой идеей связан и знаменитый батаевский примерсо стаканом вина, который, будучи поставлен на стол, разрушает его как вещь иуничтожает затраченный на все это труд столяра, стеклодува и виноградаря543. Сдругой стороны, достигший ясного сознания – или самосознания, – человекдиалектическим образом может увидеть вещи в их постоянном имманентномразрушении: «...основой ясного самосознания является рассмотрение объектов,542543Direk Z.
Bataille on Immanent and Transcendent Violence. P. 29-49.Bataille G. Théorie de la religion. P. 343-344.182разрешаемых и уничтожаемых в момент интимности»544. В связи с этим вершинасубъектно-объектногомышлениязаключаетвсебеголовокружительнуюопасность падения, как бы тотального обрушения реальности в интимность:Интимный порядок не может по-настоящему разрушить порядок вещей (точно так же ипорядок вещей никогда не разрушал до конца интимного порядка). Но, достигнув высшейточки своего развития, этот реальный мир может быть уничтожен – в смысле редукции ксостоянию интимности [...] Для этого ему (сознанию. – А.З.) придется достичь высшей степениясности и отчетливости, но оно настолько полно осуществит собой возможности человека иливообще живого существа, что ему вновь отчетливо предстанет мрак зверя, интимно связанногос миром, – и в этот мрак оно вступит545.Для нас в этом замечании важно то, что французский мыслитель, постулируяисторическое поражение религии в целом и жертвоприношения – в частности,открывает возможность для сакрального насилия через осознание, которая какраковая опухоль разрушит мир вещей изнутри.
Плодом такого «осознания» ипредставляется его текст. Батай открывает сакральное и ведущее к нему насилиевне и помимо религии, обряда и жертвы: теперь можно всего лишь поставитьстакан вина на стол, чтобы тот исчез. Общий принцип работы всей этой схемы,однако же, остается без изменений: если сакральное есть утраченная интимность,то вернуться к ней позволяет лишь насилие, конечный смысл которого состоит вразрушении субъекта, опосредованном разрушением объекта.
Повторимся также,что концепция французского мыслителя остается по своей сути гегелевской:природа здесь – тезис, человеческий мир – антитезис, интимность – синтез, анасилие – негативность, которой нет в животном мире, но есть у людей и котораяпозволяет разомкнуть единичное во всеобщее и достичь самосознания.544"Ceci introduit comme un fondement de la conscience claire de soi la considération des objets résolus et détruits dansl'instant intime", Ibid. P. 344.545"L'ordre intime ne peut détruire vraiment l'ordre des choses (de même l'ordre des choses n'a jemeis détruit l'ordre intimejusqu'au bout). Mais ce monde réel parvenu au sommet de son développement peut être détruit, en ce sens qu'il peut être àl'intimité [...] Elle aura pour cela atteint le plus haut degré de clarté distincte, mais elle achèvera si bien la possibilité del'homme ou de l' être qu'elle retrouvera distinctement la nuit de l'animal intime au monde – où elle entrera", Ibid.
P. 343.1834.3. «Эротизм»: заключительный синтезНесмотря на то, что о послевоенных сочинениях Батая принято говорить как осистематических, т.е. более или менее наукообразных и последовательных, это неозначает, что представленные в них идеи никак не меняются и не развиваются.Поэтому «Эротизм», писавшийся им на протяжении 50-х и вышедший в 1957-м,представляется нам, с одной стороны, синтезом всех более или менее отличныхдруг от друга концепций насилия и сакрального, которые мы рассматривали досих пор, а с другой – текстом, схемы которого по меньшей мере в ряде случаевотличаются от прежних батаевских построений, хотя в нем и эксплуатируются всете же концепты: сакральное / профанное, континуальное / неконтинуальное,насилие, смерть, интимность, и т.д., и все те же гегелевские / кожевские схемы.Мы остановимся на трех основных моментах:Во-первых, на том, как в экономике жертвоприношения меняются местамипонятия насилия и смерти: теперь первое становится воплощением второго, тогдакак раньше это отношение выглядело ровным счетом наоборот;Во-вторых, на окончательном закреплении двойственной концепции насилиякак самосущей энергии, пронизывающей природу саму по себе, и акта перехода,который эту энергию высвобождает и возвращает в сакральный мир;Наконец, в-третьих, на закреплении сакрального в сфере «проклятого», егофинальном синтезе с понятием насилия в перспективе этих двух моментов иконцептуальном смысле того и другого как нарушения границ.В соответствии с обозначенным планом начнем с вопроса о насилии и смерти.Если в конце 30-х Батай полагал, что смерть более первична, чем насилие, и чтонасилие – это mise à mort, т.е.
предание смерти, полагание объекта в мир смерти, –то теперь он переворачивает эту схему с ног на голову и недвусмысленно заявляето примате насилия. Если раньше смерть была состоянием, а насилие – актом, тотеперь смерть как форма насилия, напротив, есть приобщение к миру насилия.184Мертвец является «жертвой насилия»546, его знаком, проявлением, выражением;смерть – это субъективная данность человеческого сознания, попытка воспринятьне укладывающуюся в него бушующую стихию:Смерть была знаком насилия, вторгающимся в мир и способным его разрушить.
Даженеподвижный, покойник причастен к этому поразившему его насилию: все подверженное этой«заразе» оказывалось под угрозой разрушения, жертвой которого пал он сам 547.Смерть, таким образом, является проблемой не сама по себе, а только длячеловека, который воспринимает ее как свидетельство о насилии, бушующем запределами общества и вне границ индивида. В качестве акте смерть естьразмыкание индивидуального бытия во всеобщее, своего рода трещина, черезкоторую просачивается разрушительная энергия насилия; именно осознание этогои отличает человека от животного, поскольку это последнее пребывает вимманентности и для него не существует ни границ, ни нужды их снимать.
В«Эротизме» Батай предлагает еще одну концепцию этой самой границы междусакральным и профанным, т.е. интимностью и разобщенностью: если раньше этобыло рефлексирующее сознание, отказ от непроизводительной траты, полаганиеорудий труда, то теперь она осмысляется как культурный феномен, а именно какзапрет. Фундаментальным объектом запрета, тем «чем-то привилегированным»,что обретается в ином мире и должно там и оставаться, теперь становится отнюдьне смерть, а опять же насилие:...то, что мы называем смертью, есть прежде всего наше сознание смерти.
Мы воспринимаемпереход от живого состояния к состоянию трупа – наводящего страх объекта, каким являетсядля каждого человека труп другого человека [...] Он свидетельствует о насилии, которое нетолько уничтожает одного человека, но уничтожит и всех людей. Запрет, овладевающий546Bataille G. L'Érotisme.
P. 49."La mort était le signe de l violence introduite dans un monde qu'elle pouvait frappé: ce qui était dans sa 'contagion' étitmenacé de la ruine à laquelle il avait succombé", Ibid.547185другими при виде трупа, – это отстранение, посредством которого они отвергают насилие иотделяются от насилия548.Нетрудно обнаружить различие этой концепции с той, которую мы описывали всвязи с Ацефалом и Коллежем социологии: говоря о сакральном социальном ядреилиоб«эмоциональноммоменте,придающимнеотъемлемуюценностьсовместному существованию»549, центральную роль философ отводил смерти, ане тому, что обнаруживается позади нее или в ней самой.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
