Диссетация (1137676), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Связаноэто, по-видимому, с тем, что в конце 20-х гг. о майя в Европе было известномного меньше, хотя в жестокости и разнообразии, – хотя и не в количестве, –жертвоприношений они на самом деле оставляли ацтеков далеко позади233. Батайназывает их культуру «напевной» и полной насилия, поэзии и юмора, а затемописывает, как ацтекский жрец рассекает обсидиановым ножом грудь жертвы,вынимает из нее сердце, облачается в человеческую кожу и в экстазе молитсясвоему божеству234. Аффективная композиция ужаса, радости и безумия,сопровождающая их кровавые обряды, представляется философу самой сутьюрелигиозности. Это амбивалентное переживание влечения и отторженияхарактеризует собой человеческое отношение к сакральному измерению мира:Мексиканцы были, вероятно, так же религиозны, как и испанцы, но примешивали к религиипереживание страха, ужаса, сопровождаемого своеобразным черным юмором, еще болееOn Ethnographic Surrealism // Comparative Studies in Society and History.
1981. Vol. 23(4). P. 539-564; Kelly J.Discipline and Indiscipline: The Ethnographies of Documents // Papers of Surrealism. 2007. Vol. 7. P. 1-20.232См. в его работе «Проклятая часть»: Bataille G. La Part maudite // ŒC. T. 7. P. 51-65.233См., напр., классическую работу Жака Сустеля: Soustelle J. Les Aztèques à la veille de la conquête espagnole.Hachette, 2003.234Bataille G. L'Amérique disparue // ŒC. T. 1.
P. 154; 156-157.81кошмарным, чем сам этот ужас [...] Они испрашивали у своих божеств не только дать импринять смерть с радостью, но также и помочь им найти в ней очарование и усладу235.В цивилизации мешиков он ищет особенное отношение к смерти, которую ониполагали за пустяк и принимали с радостью и смехом. Вписав смерть в самуюсвою суть, их культура при этом была не мрачной, а самой что ни на естьоживленной и привлекательной: их жертвенное безумие Батай называет«счастливым насилием» [heureuse violence]236. Эхо этого утверждения десять летспустя можно будет услышать в его концепции «радости перед лицом смерти»,поводом к созданию которой послужила, по-видимому, смерть его возлюбленнойЛауры (псевдоним Колетт Пеньо).
Правда, текстов с таким названием существуетне меньше трех: это доклад в Коллеже, статья в Ацефале и неопубликованное приего жизни медитативное размышление, относящееся к тому же периоду, т.е.последним годам 30-х237.Даже полное уничтожение ацтекской цивилизации предстает как своего родаграндиозное жертвоприношение, в котором зачарованные смертью мешики вужасе и со смехом участвуют в спектакле собственной гибели: «Кажется, что уэтих необычайно смелых людей был чрезмерный вкус к смерти.
Они сами вкаком-то гипнотическом помешательстве предали себя в жертву испанцам [...]Как если бы эти люди смутно осознавали, что когда счастливое насилие достигаеттакого градуса, то единственным выходом для них, – как и для тех жертв,которыми они услаждали своих игривых богов, – стала внезапная и ужаснаясмерть»238. Однако если упустить из виду это внутреннее измерение драмы,235"Les Mexicaines étaient probablement aussi religieux que les Espagnols, mais ils mêlaint à la religion un sentimentd'horreur, de terreur, allié à une sorte d'humour noire encore plus effroyable que l'horreur [...] Ils demandaient é leurs dieuxnon seulement de leur faire recevoir la mort avec joie, mais même de les aider à y trouver du charme et de la douceur",Ibid. P.
155-157.236Ibid. P. 158.237Bataille G. La joie devant la mort // CS. P. 733-745; Bataille G. La pratique de la joie devant la mort // Acéphale. Vol. 5.P. 11-23; Bataille G. [La joie devant la mort. Texte de méditation, 1939 ?] // L'Apprenti sorcier.
P. 538-540.238"Il semble qu'il y ait chez ce peuple d'un courage extraordinaire un goût de la mort excédant. Il s'est livré aux Espagnolsen proie à une sorte de folie hypnotique [...] Comme si ces gens avaient vaguement compris qu'arrivés à ce degréd'heureuse violence la seule issue était, pour eux comme pour les victimes avec lesquelles ils apaisaient les dieux folâtres,une mort subite et terrifiante", Bataille G. L'Amérique disparue. P.
158.82выглядит она не слишком впечатляюще: испанцы, как пишет Батай, простопередавили ацтеков, как давят насекомых239.Примечательно, что в своей статье философ дважды сравнивает иконографиюацтекских божеств и европейских демонов, приходя к выводу об ущербности этихпоследних: «Очевидным образом сама собой напрашивается аналогия междуизображениями бесов у христиан и богов мексиканцев [...] ...если бы они обладаликачествами могущества, великолепия ацтекских призраков, наиболее кровавых извсех тех, что населяли земную высь»240.
Это сопоставление несколько проясняетхарактер его понимания сакрального вообще, поскольку здесь он ассоциирует егов первую очередь не с божественной, а с дьявольской сферой – разумеется, вхристианских понятиях. Намного позже он прямо напишет об этом, например, в«Слезах Эроса»: дьявол для него – это символ совпадения смерти и эротизма,известный еще задолго до возникновения христианства древнейшим людям241.Очевидно, что за тридцать-сорок лет творческого пути Батая его специфическоенегативное понимание объекта религии остается неизменным по сути, хотя ипостоянно уточняется. Напомним, что в дюркгеймианской социологии религиидьявол, наравне с богом – фигура безусловно сакральная, хотя и негативная: «Всярелигиознаяжизнь,такимобразом,организуетсявокругдвухпротивопоставленных друг другу полюсов, между которыми существует то жеразличие, что и между чистым и нечистым, святым и кощунственным,божественным и дьявольским», – так, например, пишет об этом Дюркгейм242.Вэссе«Кали»французскийфилософрассматриваетэкзотическиежертвоприношения в языческих храмах Индии и Непала, цитируя только что239О различных аспектах батаевских ацтеков см.
также: Robledo G. Le fleur de l'obsidienne: Bataille et les Azteques //La Part maudite de Georges Bataille / Limousin C., et Poirier J. (éds) Classiques Garnier, 2015. P. 177-189.240"Un rapprochement s'impose évidemment entre la façon de représenter les diables chez les chrétiens et les dieux lesMexicains [...] s'ils avaient aussi le caractère et puissance, la grandeur des fantômes azteques, les plus sanglants de tousceux qui ont peoplé les nuages terrestres", Bataille G. L'Amérique disparue. P.155-156.241Bataille G.
Les larmes d'Ėros. P. 581.242"Ainsi toute vie religieuse gravite autour de deux pôles contraires entre lesquels il y a la même opposition qu'entre le puret l'impur, le saint et le sacrilège, le divin et le diabolique", Durkheim É. Les Formes élémentaires de la vie religieuse.CNRS Ėditions, 2007. P.
578.83вышедшую тогда в свет этнографическую работу американской путешественницыКэтрин Майо «Мать Индия»243, в которой она пишет:«Кровь струится по плитам святилища, повествует Кэтрин Майо, в исступлении гремятбарабаны и гонги, "Кали! Кали, Кали" – кричат в то же время все жрецы и молящиеся, инекоторые из них падают ниц.
Какая-то женщина бросается вперед и становится начетвереньки, чтобы лакать кровь своим языком. Полдюжины ободранных и шелудивых собак,кошмарно изуродованных неведомыми болезнями, погружают свои алчные морды вобступающую их лужу крови»244.Как справедливо указывает исследователь Уильям Полетт – тем не менеезабегая немного вперед, – образ грозной богини для Батая соотносится с идеейсвободного правления сакрального насилия, неудержимого и беспредельного245.
Вэтом образе оказывается сведено воедино все то, о чем философ будет писать всюсвою жизнь, обозначая его сначала как гетерогенное, а затем – как сакральное:«Кали – богиня страха, разрушения, ночи и хаоса. Она покровительствует холере,кладбищам, ворам и проституткам»246. Уже здесь мы можем видеть стольхарактерное для него помещение в один ряд феноменов очевидно разной природы– аффектов, символов, локусов и униженных социальных групп, имеющих одинобщий знаменатель – а именно инаковость. Далее французский мыслитель пишеттакже и о «несравненно более ужасных кровавых оргиях» массовых человеческихжертвоприношений в Непале начала XIX в., замененных теперь принесением вжертву тысяч быков247. Он особо отмечает тот факт, что непосредственно передобрядом жертву напаивали алкоголем, и здесь сразу вспоминается его243В английском оригинале – "Mother India" (1927), во французском переводе – "L'Inde aveс les Anglais" (1929).См.: Mayo K.
L'Inde aves les Anglais. Gallimard, 1929.244"Le sang ruisselle sur les dalles... les tambours et les gonges devant la déesse éclatent frénétiquement. 'Kali! Kali, Kali',crient à la fois les prétres et les suppliants, dont quelquesuns se jettent la face contre terre sur le pavé du temple. Unefemme s'est précipitée en avant et jetée à quatre pattes pour laper le sang avec sa langue... Une demi-douzaine de chienspelés et galeux, horriblement defigurés par des maladeus sans nom, plongent leurs museaux avides dans la mare de sangqui s'allonge", Bataille G. Kâlî // Documents.
1930. Vol. 6. P. 368.245Pawlett W. Georges Bataille: The Sacred and Society. Routledge, 2015. P. 31.246"Kâlî est la déesse de l'épouvante, de la destruction, de la nuit et du chaos. Elle est la patronne du choléra, descimetières, des voleurs et des prostituées", Bataille G. Kâlî. P. 368.247"Dans le Népal, les orgies de sang sont d'aillers incomparablement plus horribles", Ibid.84знаменитый «стакан вина» – символ непроизводительной траты и роскоши,фигурирующий в его послевоенных работах248.Несколько больший концептуальный интерес, чем это чисто описательное эссе,представляют два других его текста, которые обычно рассматриваются в паре:«Скотобойня» [Abattoir]249 и «Музей». Размышляя о возможности существованиякаких-либо аналогов языческих капищ в современных западных обществах, Батайприходит к мысли, что таковыми можно счесть как раз-таки скотобойни, о чем ипишет в своей небольшой, всего около половины страницы, статье: «Скотобойнязаменяет собою религию в том смысле, что храмы отдаленных эпох, – не говоряуже об индуистских храмах наших дней, – имеют двойное употребление, служаодновременно и для молитвы, и для убийств»250.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
