Диссертация (1137656), страница 20
Текст из файла (страница 20)
2010. No. 2. P. 143-154. P.150.244Phillips K. A., Mc Elroy S. L., Keck P. E., Harrison C. Body dismorphic disorder: 30 cases ofimagined ugliness // American Journal of Psychiatry. 1993. No. 150 (2). P. 302-308.243113относитегоксоматоформнымрасстройствам,Международнаяклассификация болезней (ICD-10) расценивает это расстройство какподвид ипохондрии (в DSM ипохондрия и телесная дисморфиясчитаются единицами одного порядка), иногда его приписывают кобсессивно-компульсивнымисследований,расстройствам.посвященныхтелеснойБольшинстводисморфии,научныхсвязанысосравнением этого расстройства с другими по формальным показателям:возраст, пол, семейная история пациентов. Возможно, психиатрическоеописание дисморфофобии настолько неполно и противоречиво попричине того, что в науке отсутствует, как и в случае с расстройствамипищевого поведения сколько бы то ни было подробного объяснениятого, что происходит с пациентом.Попытка описать дисформическое расстройство как заболевание,природу которого можно осмыслить, также используя отдельныезаимствования феноменологического аппарата, была предпринята К.Моррис.
Моррис также опирается на самоописания больных телесныхдисморфией, на основании которых делает выводы о происходящихизменениях телесного опыта.Характерной чертой в высказываниях пациентов является жажданевидимости: «Я осознала, что никто не замечает меня. И это былопотрясающее ощущение… Наконец никто на меня не смотрит», «Моесильнейшее желание – быть невидимым»245. С точки зрения Филипс, этожелание объясняется двояко: пациент хочет быть, с одной стороны, впрямом смысле невидимым, с другой – быть незаметным, не выделятьсясвоим воображаемым уродством.245Morris K. J. The phenomenology of body dismorphic disorder: a Sartrean analysis // Nature andnarrative. An introduction to the new philosophy of psychiatry. Ed.
by K.W.M. Fulford, K. J.Morris, J. Z. Sadler et al. Oxford, New York: Oxford University Press, 2003. P. 171-186. P. 180114Другая характерная черта – это отвращение, омерзение, ощущениетошнотворности собственного тела. Эта черта также прослеживается всамоописаниях больных: Я самое уродливое создание на свете. Яиспытываю омерзение»246, «Я выгляжу совершенно непривлекательно.Этонастольконеэстетично,настольконеприемлемо,простопротивно»247.Еще один значимый аспект – это повышенное внимание котношению других людей к собственному телу, которому сопутствуетполная убежденность в «непостижимости» этого отношения.
Больнойдисморфией всегда будет подозревать во взгляде других особоевнимание к своему (вымышленному) дефекту, но в то же время никогдане будет до конца убежден в истинной природе восприятия себядругими: «Если люди говорят, что не замечают это, я не верю им. Ядумаю, что они просто пытаются быть любезны», «Муж любит меня,поэтому он необъективен и не понимает, насколько все плохо»248.
Инаконец, все это связано с чувством ответственности за то, что неявляетсяподконтрольнымпациенту.Человекнеможетвдействительности контролировать то, как его тело воспринимаетсядругими, какого бытие его тела для другого; тем не менее, жажда такогоконтроля и невозможность его осуществить составляют одну изцентральных характеристик опыта больного.Данные об опыте людей, страдающих телесным дисморфическимрасстройством, также интерпретируются через аппарат телесноговоплощения. Моррис говорит, что у больного телесной дисморфиейпроисходит трансформация телесного опыта, которые относятся к246Phillips K.A., Mc Elroy S.L., Keck P.E., Harrison C.
Op. cit. P. 304.Morris K.J. Op. cit. P. 181.248Ibid. P. 183.247115«моего живого тела для другого»,и это изменение являетсяконститутивным для понимания опыта человека, страдающего даннымрасстройством. Согласно Сартру, парадигмальным для человека,ощущающего свое тело под взглядом другого, является чувство стыда,сопряженное с жаждой невидимости, и именно об этом чувстве говорятпациенты. Также их ощущения сочетаются с сильнейшим желаниемпонять, как в действительности воспринимают их тела другие люди.Примеры анализа расстройств пищевого поведения и телесногодисморфическогорасстройствапоказывают,какприпринятииопределенной модели меняется понимание изменений, происходящихпри заболеваниях, в которых значимы трансформации телесного опыта.Интересно в этой связи посмотреть, как осуществляется взаимодействиемежду дисциплинами и их установками в данном случае, как понятияодного поля (медицина) переводятся на язык другого (интерпретация вфеноменологических терминах) и наоборот и что это дает.Медицинскоепониманиетелапредполагаетоднозначныймеханизм «перевода».
То, что видит врач, может восприниматься как тотили иной симптом или признак, свидетельствующий о том или иномфакте или необходимости предпринять какие-либо действия. Теоперации, которые производит «философия психиатрии», направлены наразрушение однозначной связи между патологическими процессами имедицинскимтолкованием.Разрушитьэту связьпомогаетужеупомянутое противоречие: суть расстройств, таких как расстройствапищевого поведения или телесное дисморфическое расстройство,заключаетсявнарушениивосприятияпациентамитела,новдействительности оценивается исключительно их поведение. Такимобразом, сам опыт пациента (в данном случае телесный) предполагаетсямедицинским описанием как некая реальность, но не может быть116описан.
Таким образом, «философия психиатрии» пытается найтиальтернативный путь к этому опыту, который предполагается втрадиционном психиатрическом понимании, но находится за пределамивозможного толкования.Путь к этому опыту проходит через самоописания больных.Нельзя утверждать, что самоописания являются абсолютно достовернымотчетом о том, что переживает человек, однако, безусловно, онигораздо в большей степени отсылают к реальности опыта, нежелиотчеты о поведении пациента и о демонстрируемых им симптомах.Самоописания создают новое поле, доступное для исследования.
Важноотметить некоторые из его характеристик. Прежде всего, это полепринципиально дискурсивно и доступно тем или иным толкованиям, втом числе анализу смысла описываемых в нем переживаний. Крометого, оно принципиально открыто для толкования. Приводимый вышеанализ высказываний пациентов, страдающих расстройствами пищевогоповедения и телесным дисморфическим расстройством, не являетсяединственнойбольные.возможнойинтерпретациейИнтерпретацияпринципиальнотого,чтооткрытапереживаютинеполна:самоописания можно классифицировать, можно выделять в них важныеи сущностные черты (такие как упомянутые выше стремление бытьневидимым и стыд, а также интерпретировать их как, например,проявление жажды контроля за бытием тела для другого), но такойанализ никогда не будет окончательным, в отличие от традиционныхпсихиатрических описаний.3.3 Механизмы воздействия философского анализа на психиатриюДанныепримерыдемонстрируютоднуизмоделеймеждисциплинарного взаимодействия, которая реализуется в сфере117«философии психиатрии».
Исследователи обращаются к материалу награни различных дисциплин и изменяют некоторые их положения.Такимобразом,мыимеемкартину,вкоторой,благодарявзаимодействию дисциплин, не просто создается новое знание, но ипроисходитпереопределениеположенийодной,приэтомпереопределение, которое имеет смысл, исходя из изначальнойконцептуальной сетки этой дисциплины.Рассмотрим, в каких случаях мы не могли бы говорить одействительном воздействии одной дисциплины на другую. Поскольку впсихиатрическомдискурсеужесформированыпредставленияопсихических болезнях, о психически больном и о самых различныхчертах патологического состояния, первая альтернатива, которой моглабы воспользоваться «философия психиатрии» - это интерпретироватьуже имеющиеся в науке данные, рассматривая их под тем или инымуглом в свете вопросов, значимых, прежде всего, с философской точкизрения249.
Эта задача сама по себе небесполезна и в любом случае ценнадля философии. Тем не менее, в этом случае не предполагается какой быто ни было проблематизации, и, как следствие, влияния философскихинтерпретаций на природу рассматриваемого объекта.Другая альтернатива – это радикальное решение отказаться отпсихиатрических концептуализаций и «выпустить на свободу голосБезумия»250. В XX веке Р. Портер предложил проект построения истории249Именно такая модель часто используется, например, в той области «философиипсихиатрии», которая занимается вопросами этики. Такие исследования, безусловно, важны,но в них не настолько ярко проявляются возможности философии воздействовать напсихиатрическое знание и переопределять установки, принятые в психиатрии.250Фуко М.
История безумия в классическую эпоху. С.63.118медицины «снизу»251. Его идея состояла в том, чтобы написать историюмедицины, ориентируясь исключительно на слова самих больных.Отчастиидеиоважности«собственногоголоса»пациентавысказывались и представителями антипсихиатрии, в частности Р.
Д.Лэйнгом, который предлагал в качестве постулата исследования идею«пользоваться только языком переживания»252. Однако мысль о том, чтоможно написать «историю безумия глазами безумного», остаетсяутопичной.Еслируководствоватьсяданными,полученнымиисключительно «от первого лица», невозможны анализ и исследование.Кроме того, такой метод привел бы к полной невозможности хоть какихнибудь общих выводов или классификаций. Даже если можно передатьтаким образом историю одного заболевания (что само по себе весьмасомнительно), такое рассмотрение не станет основанием для каких бы тони было обобщений и, как следствие, для получения научногорезультата.«Философия психиатрии» стремится избежать обеих указанныхкрайностей.Приведенныевышепримерыпоказывают,какэтопроисходит в конкретных исследованиях.
С одной стороны, «философияпсихиатрии»,безусловно,сохраняеттрадиционныемедицинскиеопределения и демаркации: в ней рассматриваются те же болезни исимптомы, что и в классической психиатрии. С другой стороны, в этомописании выбираются те области, которые в традиционном пониманиифункционируют в качестве значимой характеристики психическогозаболевания,но,темнеменее,недоступныинтерпретациииосмыслению.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
