Диссертация (1137636), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Этот тезис высказывается им неоднократно. Так, например, участвуя в работе симпозиума по истории науки в Оксфорде в июле 1961 года, Койре высказывал подобные соображения в своемкомментарии к докладу Генри Герлака, в котором шла речь о проблемах истории науки как историографической дисциплины133. Начав с краткого изложенияосновных моментов доклада Герлака, Койре обратился к проблеме отбора исторических фактов, которая была также затронута его коллегой134.
СогласноКойре, историческое повествование есть продукт двойной селекции, двойногоотбора: с одной стороны, история есть жертва избирательного подхода со сто132Там же. P. 117.Оба доклада опубликованы в сборнике Crombie A.C.(ed.) Scientific Change: Symposium onthe history of science held at Oxford 9–15 July 1961. London, 1963: Guerlac H. Some HistoricalAssumptions on the History of Science (P. 797 – 817), Koyré A.
Commentary (P. 847 – 857).Позднее текст доклада Койре был опубликован на французском языке под названием «Perspectives sur l’histoire des sciences» (Koyré A. Etudes d’histoire de la pensée scientifique. Paris,1966. P. 352 – 361).134См. Guerlac H. Цит. изд. P. 797 – 798: «Written history can only be highly selective, at best amere sketch or outline of past reality».13361роны хроникера, жившего в прошлые века и составившего описание исторических событий своего времени, сохранившего для истории только те сообщения,которые он счел важными (о чем говорит Герлак), с другой стороны, на неевоздействует и избирательный подход, осуществляемый современным историком «который, зачастую, расходится со своими современниками и предшественниками в оценке важности фактов и значимости текстов, которые эти фактыизлагают или утаивают»135. Таким образом, получается, что «…историк проецирует на прошлое шкалу ценностей и интересы своего времени; и под влиянием идей своего времени – и своих собственных – он это прошлое реконструирует.
Именно поэтому историческое знание постоянно обновляется, и нетничего более изменчивого, чем неизменное прошлое»136.Аналогичную мысль высказывает Койре и в более ранней статье «МышлениеНового времени», написанной в 1930 году. Здесь мы обнаруживаем конкретныйпример подобного толкования истории, который ясно дает понять, о какой зависимости истории от позиции историка идет речь137. Говоря о проблеме Нового времени, Койре отталкивается от общеевропейского обозначения Новоговремени как «современности» (Modernite). Модерн – это по определению эпоха,в которую мы живем.
Таким образом, исследование ее генезиса и ее парадигмыосуществляется нами исходя из нашего понимания нас самих. Новое время начинается тогда, когда появляются люди, действующие и мыслящие как мы, которых мы может в какой-то степени признать современниками. А своих предшественников мы ищем в соответствии с нашим собственным образом себя.Так, если мы считаем себя «эмпириками», то Новое время начинается для нас сФренсиса Бэкона; но если признать, что наше мышление определяется в первую очередь математическими науками, то титул первого философа Нового135Koyré A.
Цит. изд. P. 353.Там же. P. 353 – 354.137См. Koyré A. La pensée moderne // Etudes d’histoire de la pensée scientifique. Paris, 1966. P. 7.13662времени достанется другой фигуре прошлого, а именно Декарту, и история ‘современности’ будет выглядеть совсем иначе138.I.2.2 Историческая реальность между реализмом и релятивизмомМожет показаться, однако, что, утверждая зависимость историографии от текущей исторической ситуации, Койре приходит к историческому релятивизму.Действительно, если прошлое реконструируется через настоящее, то история нетолько пересказывается по-новому в каждом следующем поколении, но невозможной становится стабильная, универсальная и объективная интерпретацияистории (разве что в конце времен). В таком случае можно задаться вопросом отом, не является ли периодизация нашего прошлого (т.е.
прошлого Европы) сего традиционным (схоластическим, как говорит сам Койре) разделением наэпохи – Античность, Средневековье, Возрождение, Новое время – всего лишьудобным инструментом, лишенным подлинного смысла139.Следует уделить внимание имеющимся здесь оттенкам. Одно дело утверждать, что сама реальность прошлого существует только в последующей реконструкции, и поэтому тщетно пытаться достичь «истинного» видения прошлого, сводя его к идеальному конструкту исторической науки. Совершенноиное – трактовать релятивизм как то, что относится не к реальности как таковой, но к нашему представлению о ней, нашему пониманию этой реальности,по необходимости частичному и вследствие этого никогда не могущему быть138Удивительно, что Койре, неоднократно подчеркивающий характерный, несколько гипертрофированный историцизм своего времени (см., например, Le pensée moderne P.
7: «стильнашей эпохи – крайне теоретический, крайне практический, но столь же крайне исторический») – никогда не рассматривает «поворот в сторону истории» как возможную характеристику Нового или Новейшего времени.139Проблема периодизации имеет также и другой аспект. Чтобы доказать, что разделение наэпохи имеет некоторую универсальную и объективную ценность, недостаточно продемонстрировать, что соответствующая терминология отсылает к реальности не являющейся чистымконструктом.
Надо также показать, что и внутри истории отделение одного периода от другого не есть плод нашей иллюзии и, таким образом, терминологическое разделение имеетобъективное основание.63абсолютным140. Мы полагает, что именно в этом последнем смысле и следуетпонимать позицию, занятую Александром Койре.Действительно, некоторые аспекты его исторических трудов позволяют утверждать, что он был скорее реалистом чем релятивистом. Мы уже упоминалио симпатии Койре к «платоновскому реализму», которую он унаследовал отфеноменологической школы, воодушевленной исходным гуссерлевским порывом «к самим вещам!».
Эта приверженность реализму, т.е. вера в существование некоторой истины об объекте, который он изучает, присутствует и в его исторических трудах. Например, часто в работах Койре встречаются критическиезамечания в адрес других ученых, в которых звучит требование непременногосопоставления исторической интерпретации с тем, что можно было бы назвать«исторической реальностью». В самом деле, с точки зрения нашего автора далеко не все интерпретации фактов или мысли прошлого имеют право на существование141.
Человеческая история обладает для Койре определенной консистентностью, собственной реальностью, сопротивляющейся попыткам еепроизвольного прочтения: в этой реальности историк должен отдавать себе отчет142.Однако, в науках исторических – в отличие, как кажется, от естественных наук – отсутствует прямой доступ к объекту исследования, и никакой рассказ о140Можно также сказать, что именно в абсолютизации одного единственного прочтения истории лежит подлинное отрицание исторической реальности, которая – именно в силу того,что она есть «реальность», – всегда содержит нечто «большее», что не исчерпывается единичной схемой, образом или описанием.141См., например, критику, обращенную Опелю, Израэлю и Грютцмахеру, в Koyré A.
Unmystique protestant: Maître Valentin Weigel (1928) // Koyré A. Mystiques, spirituels, alchimistesdu XVIe siècle allemand. 2 ed. Paris, 1971. P. 131 – 184; или же обвинение в неверной интерпретации, высказанное в реценциях на книги Ж. Сирвана о Декарте (Revue philosophique dela France et de l’étranger. 1930. V. 109, n° 1-2. P. 151 – 152) и Г. Штаммлера о Лейбнице (Revued’histoire de la philosophie.
1931. V. 5. P. 212).142Мы полагаем, что сопротивление произвольным интерпретациям есть признак того, чтоможно называть «реальностью», независимо от факта ее существования или несуществования вне нас. В этом смысле, например, обладают реальностью социальные или интерсубъективные структуры, как отмечал сам Койре в отношении социальной отнологии Дюркгейма:«То, что Дюркгейм называет «коллективными представлениями», есть реальность – столь жетвердая, сопротивляющаяся и «реальная», как и реальность материальных тел» (Koyré A. Lasociologie française contemporaine // Zeitschrift fur Sozialforschung.
1936. V.5. P. 264).64событиях прошлого не может быть непосредственно сопоставлен с реальностью, о которой он повествует143. Как тогда можно говорить о правильностиили неправильности того или иного исторического нарратива? Возможно, длятого, чтобы придти к заключению о правомерности или неправомерности исторической интерпретации, достаточно будет одного критерия внутренней согласованности или соответствия установленным «фактам»144. Однако в естественных науках ситуация не будет радикально иной: ведь и физик наблюдает исоприкасается только со внешними проявлениями внутренней структуры материального мира. Это порождает различные конвенциалистские, феноменистские и позитивистские интерпретации науки.
Отсюда возникает некоторая методологическая параллель между ремеслом историка, практикуемым самимКойре, и работой ученого, которую он изучает: физик, по мнению Койре, веритв реальность того, чем он занимается – в реальность электронов и электромагнитных полей. Подобно ему и Койре в своей работе историка ‘верит’ – еслиможно так сказать – в автономную реальность прошлого.Более того, внимательный взгляд на цитированные выше тексты позволяетнам найти дополнительные аргументы в пользу нашей позиции. Действительно,если сегодняшнее понимание социальной жизни людей позволяет нам открытьто, что прежде от нас ускользало145, то не будет ли справедливым утверждать,что это «открытое» уже было там, уже существовало ранее, но было спрятаноот нас до тех пор, пока мы не смогли задать правильный вопрос и выявить его?Это объясняет важность позиции исследователя, которая, несмотря на всю еепристрастность и относительность, не создает объект, но находит новую перспективу исследования и обнаруживает доселе неизвестные (хотя и реальные)143Мы полагаем, что именно это соображение делает невозможным феноменологическийподход в истории: объект истории не может быть непосредственно дан сознанию.144«Факт», то есть сказанное буквально в интерпретируемом тексте, возможно никогда неявляется «чистым фактом», он может быть оценен по-разному, но никакой серьезный историк не отвергнет его целиком и полностью.145Koyré A.
Philosophie de l’histoire // Europe. 1946. V. 24. P. 117 (курсив мой – ДД).65аспекты изучаемого объекта146. Так, например, в обзоре книги Курта ШиллингВольны «Учение Гегеля о действительности и его источники»147 Койре отмечает, что внимание, уделяемое проблеме времени в работах М. Хайдеггера, сделало историков более чувствительными к той роли, которую играет эта проблематика у других изучаемых ими авторов, в особенности у Гегеля, для котороготема времени в самом деле очень важна. Восприимчивость к определеннойпроблематике, способность рассматривать исторические данные под новым углом, возможность сформулировать правильный вопрос, позволяющий обнаружить нечто новое, – все это плоды постоянно обновляющегося понимания эволюционирующейвовременичеловеческойреальности.Историческоеповествование никогда не остается одним и тем же, будучи результатом диалога, в котором одна из сторон постоянно меняется.Можно отметить, что в текстах иногда Койре проскальзывает тема диалогичности самой исторической реальности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
