Диссертация (1137625), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Также я мог бы привести эту классификацию в соответствие с основанными Кантом дисциплинами, так что Закон причинности был бычастью трансцендентальной логики, закон основания познания – всеобщей логики, закон основания бытия – трансцендентальной эстетики, а закон мотивации, наконец, – частью учения онравах (Sittenlehre)»4. В сущности, признаёт Шопенгауэр, единственная причина изменить кантовскую классификацию заключается в том, что его способ упорядочивания способностей познания обладает дидактическим преимуществом перед кантовским.3.5.2. Таблица категорий и тело как непосредственный объект«Первыйклассвозможныхобъектовнашейспособностипредставления(Vorstellungsvermögen) – объекты целокупных (vollständig) представлений, составляющих целоеоснования см.: Grigenti, F.
Nature e Rappresentazione. Genezi e struttura della natura in Arthur Schopenhauer. LaCitta del Sole, Napoli 2000. P. 221-290.1D III,18.2Впрочем, Шопенгауэр делает откровенно не-кантовскую оговорку: будучи априорными, эти принципы, тем неменее, становятся известными нам только индуктивно, ибо в противном случае для их познания пришлось бы предположить выход за пределы возможного опыта, приложив его априорные принципы для познания самих этих принципов, т.е. для познания самих условий познания (D III, 19-20, 46). Субъект познания же как таковой непознаваем.3Кант И.
Сочинения в 6 т. М.: Мысль, 1963-1966. Т.3. С. 267.4D III, 89-90.105нашего опыта. Закон достаточного основания царит здесь в виде закона причинности»1. Этипредставления целокупны, «поскольку, согласно кантовской классификации, охватывают какматериальное, так и формальное чувственного опыта» и находятся в связи, постигаемой однимтолько рассудком; таким образом, они полностью объемлют как чувственность, так и рассудок и«суть то, что называют объективным реальным миром»2.Активно используя, как мы видим, кантовскую терминологию, по поводу значения кантовских категорий для формирования опыта Шопенгауэр высказывается двусмысленно. С однойстороны, он во многих местах подтверждает наличие в рассудке априорных категорий, делающих возможным объединение многообразного в опыте3.
С другой стороны, фактически категорию причинности он делает более фундаментальной, чем остальные: «Непосредственно данодин лишь непосредственный объект в пространстве и последовательность его состояний вовремени; даже сам непосредственный объект становится объектом только посредством применения категорий присущности, реальности, единства и т.д. Познание опосредованных объектовже начинается с категории причинности, исходит от неё. От изменения в глазе, в ухе или всякомдругом органе умозаключают к причине, которая полагается в пространстве туда, откуда исходит её действие, в качестве субстрата этого воздействия, и только тогда к нему можно применятькатегории присущности, существования и т.д.
Таким образом, категория причинности – это подлинное переходное звено, а, следовательно, условие всякого опыта… Только посредством категории причинности мы впервые познаём объекты как действительные, т.е. как действующие нанас»4. Поэтому вне рассудочной деятельности, к которой относится причинно-следственноеструктурирование мира, невозможен не только упорядоченный опыт, но и опыт вообще5.Фактически, уже этот тезис сделал ненужной кантовскую трансцендентальную эстетику ивсе остальные кантовские категории, хотя Шопенгауэр по инерции ещё апеллирует к ним (лишьзначительно позже он сделал следующий логический шаг и, сформулировав положение об интеллектуальности всякого созерцания, «выкинул [их] в окно», сведя на нет разницу между чувственностью и рассудком)6. Однако в первом издании диссертации двусмысленность этого про-1D III, 21.Ebd.
См. также: HN II, 296.3D III, 22-23; 62.4D III, 37-38.5D III, 32-33.6Подробнее см. § 5.2. С этим связаны изменения, внесённые автором во второе издание «Четвероякого корня»,которые не свелись к лексической редактуре (такой, как замена «категорий рассудка» на «функцию рассудка» ивычеркивание ссылок на Канта и самостоятельные априорные формы чувственности), но привели к появлению ключевого проясняющего параграфа об «интеллектуальности созерцания». Ср. с тезисом, относящимся к концу 1811 г.:«Без причинности нет даже и самого банального опытного познания, и если познание основания, то есть причинноследственной связи, делает всякое знание научным, то, спрашиваю я, какая кухарка не обладает научным знанием;вообще, я даже и у собаки не могу отрицать его наличие» (HN II, 20).2106межуточного решения привела к тому, что существенные проблемы шопенгауэровской эпистемологии остались нерешёнными.
В первую очередь, к таким проблемам относится ключевойвопрос о механизме возникновения опыта из рассудочной деятельности, в отношении которогоШопенгауэр, ничего не объясняя, приглашал заинтересованного читателя обратиться к кантовской трансцендентальной аналитике («важной предварительной работе») и «внимательному рассмотрению отдельных категорий в их отношении к формам чувственности»1.Как и Кант, Шопенгауэр считал условием внешнего опыта опыт внутренний.
«Внешнеечувство, в свою очередь, является объектом внутреннего чувства, и последнее повторно воспринимает восприятия первого. Таким образом, субъект с точки зрения непосредственного присутствия представлений в его сознании остаётся подчинённым единственно только условиям времени как форме внутреннего чувства»2. Однако, в отличие от Канта, Шопенгауэр утверждал, чтово внутреннем чувстве (durch den innern Sinn) субъект познает непосредственно, ибо тело является «непосредственным объектом»3.
И всё же, будучи непосредственным объектом, тело остаётся объектом. Разница между ним и прочими объектами первого класса Закона основания состоит в том, что восприятие любого другого представления с необходимостью предполагаеткаузальное воздействие на него тела, однако, как мы уже отмечали, «даже сам непосредственный объект становится объектом только посредством применения категорий»4.
Собственно, вэтом и заключается каузальность, которую Шопенгауэр называет ещё «познанием субстратасилы»: через тело как непосредственный объект познается не только само тело (иначе всё познание предполагало бы только один объект и его изменяющиеся модификации), но и, в первуюочередь, причина того воздействия, которое вызвало в нём модификацию его состояния – через«телесные чувства» (körperliche Gefühle), которые сопровождают эту причину5.При этом «воля» связана с «телом» своеобразно.
В связи с тем, что «воля» в кантовскофихтевском смысле относится к интеллигибельному характеру, понятие «тело» в первом издании диссертации не может быть истолковано в смысле зрелой философии Шопенгауэра. Однакотело как непосредственный объект представлений всё же связано с «волей»: в качестве волевогоакта, спонтанности оно производит синтез всех объектов внутреннего чувства.
Толкование воли1D III, 22-23.D III, 23. Впрочем, эта мысль скорее напоминает о Фихте, чем о Канте, поскольку это опосредование внешнеговосприятия восприятием внутренним предполагает некоторую рефлексию, хотя и формально однородного материала (см.: Schöndorf, H. Der Leib im Denken Schopenhauers und Fichtes. Johannes Bergmans Verlag, München 1982. S.142).3D III, 23.
Подробнее об истоках этой идеи см. § 4.2.4D III, 37.5D III, 87.2107как способности быть причиной своих представлений не только в моральном смысле, но и вгносеологическом, является несомненной аллюзией на Канта и Фихте1.Шопенгауэр выделяет в качестве отдельного предмета третьего лика Закона основания«фантазмы» (Phantasmata) – воспроизведение в другом составе уже воспринятых ранее образов(способность к ним он называет фантазией)2. Фантазмы могут вытеснить сознание непосредственного объекта, и тогда освобождение от их ирреальности и возвращение «объективного»опыта в качестве содержания сознания предполагает, что объектом восприятия снова стал непосредственный объект.
Таким образом, тело в качестве способности синтеза становится условиемвозможности не просто опыта вообще, а связного опыта, отличного от фантазий и случайныхобразов: поэтому-то мы и не можем управлять восприятиями во сне, ведь в таком положениитело нами не воспринимается, значит, не является непосредственным объектом3.3.5.3.
Закон основания познания и бытия: разум, идеи и схемаСледующая самостоятельная способность познания, которую разбирает Шопенгауэра – разум. Шопенгауэр определяет его терминологически неотличимо от фихтевских дефиниций как«способность представления представлений (das Vermögen der Vorstellungen von Vorstellungen),или понятий»4. Однако содержательно определение Шопенгауэра гораздо ближе к Канту. Понятия, будучи уже отрефлексированными представлениями, всегда абстрактны, всеобщи. С другойстороны, способностью, которая ответственна за их образование, является не рассудок, а разум;он же оперирует ими, т.е. выводит умозаключения: «Разум есть также и способность связыватьпонятия, т.е.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
