Диссертация (1137625), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Поэтомуподчинённое положение, в котором воля находится в этом фрагменте, через полгода стало ведущим. Именно в этом (моральном) смысле весной 1813 г. Шопенгауэр в нескольких подряднаписанных фрагментах сформулировал положение о примате воли над разумом.Как мы помним, раньше Шопенгауэр полагал, что в «лучшей воле во мне» находится источник трансцендентных, сверхчувственных указаний лучшего сознания. Теперь же именно сволей, а не с рассудком, он ассоциирует реальный источник вообще всех действий (впрочем, он,по-прежнему, следуя Канту, связывал его с моралью, а не с практической деятельностью вообще2). При этом (практический) разум теперь занят не полаганием индивидуальных целей в рамках эмпирического сознания, а только выбором средств осуществления некоторой цели; саму жецель – без участия мышления – устанавливает воля: «То, что люди (за исключением немногихглубоких мыслителей) довольствуются такими ответами на важнейшие для них вопросы (аименно, на трансцендентные), которые оказываются, при ближайшем рассмотрении, полнымипротиворечий или, по меньшей мере, величайших затруднений, проблем и тёмных мест… – этопоказывает, что способность мышления… в их отношении совершенно несущественна, тогдакак воля является существенным, а также что она, разумеется, в её моральном выражении, независит от рассудочного мышления.
Действовать человек должен постоянно, почти не имеявремени на размышление, и не может ждать, пока все сомнения рассудка будут разрешены. Егорешение в отношении к Как его воления (Wollen), к осуществлению цели, определяется рассудком, поэтому опыт делает умным (klug); но вот Что его воления, сама его конечная цель определяется не рассудком, поэтому опыт не делает мудрым и добродетельным (weise und gut)»3.За тем, чтобы разум не стремился преодолеть указания воли и выйти за положенные емуграницы, следит «критицизм».
Успокоить рассудок, когда он видит, что человек вместо умногопоступка (т.е. выполняющего приказания воли) пытается действовать мудро (т.е. разумно, определять свои цели сам), можно только на языке самого рассудка, и этим занимается догматиче-1HN II, 346. Ср. с: Фихте И. Г. Наставление к блаженной жизни.
М.: КаΗΟΗ+, 1997. С. 39.Ср. с: «Таким образом, под практической частью философии (рядом с ее теоретической частью) следует понимать не технически практическое, а только морально практическое учение» (Кант, И. Сочинения в 6 т. М.:Мысль, 1963-1966. Т.4. Ч.2. С. 125).3HN I, 36, Nr. 67.280ская часть всякой религии. Шопенгауэр сравнивает этот процесс с попыткой убежать от хищника, бросая ему подачки; однако с развитием интеллекта рассудок перестает удовлетворятьсяэтими подачками (образными выражениями религии), и тогда ради достижения мудрости его«необходимо убить».
Поскольку это убийство совершить извне невозможно (для рассудка всележащее вне его – ничто), на место религии должен прийти критицизм, указывающий разуму наего границы, т.е. «самоубийство разума»1. В более кантовских выражениях эта шопенгауэровская мысль означает: автономию этики можно обеспечить только передачей полномочий от эмпирического сознания (практического разума) «лучшему сознанию».С именем Канта Шопенгауэр связывал не только положение о примате воли над мышлением, которое он формулирует, ещё имея в виду кантовское понимание и воли («в своём моральном выражении»), и мышления (ещё отождествляя его с рассудком). Шопенгауэр также постулирует существование «чистых моральных поступков» и констатирует, что помимо них ичисто чувственных импульсов для рассудка ничего не известно о причинах действий человека2.Афористично Шопенгауэр выражает это так: «по отношению к моральности наших поступковнельзя применять юридический закон audienda et altera pars [да будет выслушана и другая сторона (лат.)], т.е.
чувственность и эгоизм вообще нельзя заслушивать. Напротив, прения прекращаются, как только высказалась чистая воля: nec audienda altera pars [другая сторона да не будетвыслушана (лат.)]»3. Лучшее сознание по-прежнему остаётся высшим судьёй по отношению киндивидуальным максимам практического разума.Таким образом, в этой «истинной и последней философии»4 мы вновь встречаем этическую ипостась лучшего сознания, вытесняющую практический разум (эмпирическое сознание)из сферы истинной нравственности, однако теперь она получает другое название, подчёркивающее своё происхождение из философии Канта: «воля».
Уже к концу 1813 г. Шопенгауэр написал пэан всесилию её «морального выражения»: «Желать (wollen)! Великое слово! Стрелка навесах страшного суда! Мост между небом и адом! Разум – это не свет, сияющий с небес, а всеголишь указатель, который мы сами устанавливаем, направляя его на выбранную цель, чтобы онпоказывал направление, когда сама цель скрывается из виду. Но направить его можно как в ад,так и к небесам»5. «Разум – это высшее, лучшее в человеке?! – уничижительно восклицает Шопенгауэр.
– В спекулятивной сфере он является спекулятивным источником всех заблуждений»6.1Ebd.HN I, 37, Nr. 69.3HN I, 40, Nr. 75.4HN I, 36-37, Nr. 67.5HN I, 55, Nr. 91.6HN I, 43, Nr. 85.281Как же это согласуется с тем, что воля в кантовском смысле должна иметь источником разумную частью души (собственно, «разум»), тогда как Шопенгауэр манкирует последней? Отчасти это объясняется тем, что Шопенгауэр в этом следовал за Кантом, объяснявшим тождествосубъекта морального суждения и его объекта следующим образом: «В качестве субъекта морального, исходящего из понятия свободы законодательства, где человек подвластен закону,который он сам себе устанавливает (homo noumenon), его следует рассматривать не как одаренного разумом человека, обладающего чувствами (specie diversus), а как другого человека…, и этоспецифическое различие есть различие между человеческими способностями (высшими и низшими)»1.
Очевидно, именно в качестве мета-разумного «другого человека» Шопенгауэр и полагал «разумную волю» в лучшем сознании, поскольку последнее возвышается над эмпирическимсознанием как высшая способность над низшей. Поэтому Шопенгауэр не отождествлял волю нетолько с разумом, но и с чувственным, потому что этому препятствовал семантика кантовскофихтевского термина «воля» как проводника морали, противопоставленного чувственности2.Следовательно, даже несмотря на различие чувственности и разума3, и то и другое противостоятлучшему сознанию как части сознания эмпирического4.3.1.2.
Лучшее сознание и практический разумСтараясь переосмыслить понятие разума вообще, Шопенгауэр продолжал критиковать понятие практического разума и его роль в моральных поступках. По его мнению, практическийразум, как и теоретический, создаёт для себя трансцендентальную идею – идею счастья, тотальность возможных желаний и удовлетворения их – следовательно, не является автономным5. Кактеоретический разум создаёт догматиков, так практический создаёт обывателей: «Трагедия –истинная противоположность всякой обывательщины: это выражение недостаточности всякогопрактического разума (в упомянутом смысле [как источник морали, отличающей нас от зверей]).В то же время Фауст выражает недостаточность всякого теоретического разума, поэтому онединственен в своём роде.
Обыватели поэтому не любят трагедий, они изобрели поэтическуюсправедливость, чтобы добродетель хоть для чего-нибудь да могла бы пригодиться. Оттого всетеодицеи, рассудительные друзья Иова, кантовские постулаты вознаграждающего Бога и вознаграждаемой бессмертной души – это обывательщина»6.1Кант И. Собрание сочинений в 6 т. М.: Мысль, 1963-1966. Т.4. Ч. 1. С. 377-378.Впоследствии философ отождествил волю именно с чувственным, греховным, см. § 4.1.3HN I, 43-44, Nr. 85.4См. также: HN I, 36, Nr. 67.5HN I, 44, Nr.
85. Ср. с: Кант И. Собрание сочинений в 6 т. М.: Мысль, 1963-1966. Т.4. Ч. 2. С. 123, 319, 321-323.6HN I, 45, Nr. 85. Ср. с: «Люди, которые стремятся к счастливой, блестящей и долгой, а не добродетельной, жизни,уподобляются тем глуповатым актерам, которые всегда хотят заполучить выдающиеся, победоносные и длинныероли; ибо они никак не возьмут в толк, что дело не в том, что или сколько они играют, а в том, как» (HN I, 75-76,Nr. 118).282Впрочем, несмотря на критику кантовской практической философии, Шопенгауэр реабилитировал практический разум, хоть и отчасти, потому что он является условием освобождения,отличающим нас от животных, сознание которых порабощено аффектами1. Более того, он является источником априорных указаний к верным действиям, а тем самым – условием «условиемдобродетели… без него невозможно никакое самообладание»2.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
