Диссертация (1136292), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Герцен иБакунин, столкнувшись с новой общественно-политической ситуацией, постарались найтикомпромисс, не отказываясь в полной мере от прежних революционных словаря и идей.Плодом новаций стала концепция «революции сверху», мирных изменений, производимыхвластью, носящих коренный и демократичный характер. Это была не просто теория, носообщение, имеющее определенного адресата. Новый дискурс о революции, появившийся визданиях «Вольной русской типографии», был рассчитан на то, чтобы с его помощью моглобыть артикулировано предложение, приемлемое для властей.Вскоре после объявления о новом курсе правительство действительно искалоподдержки, поэтому некоторые ранние инициативы представителей левого направления быливосприняты достаточно благосклонно. Царь одобрительно отнесся к довольно рискованномупроекту отмены крепостного права, который ему подал А.А.
Серно-Соловьевич в 1858 г.406 Какуже говорилось, статьи Герцена имели некоторый вес при дворе, в обществе и в редакционныхкомиссиях.Когда стало ясно, что адресат не склонен принять предложенное, логическипротиворечивая и некогерентная левой традиции «революция сверху» за ненадобностью былаоставлена. Герцен, Бакунин, а вместе с ними многие другие пришли к консенсусу, чтоневозможно действовать в союзе с правительством и помогать осуществляться «мишурнолиберальным реформишкам или нововвьеденьицам»407. Революция из предложения снова сталаугрозой властям или же просто выражением надежд и страхов говорящего. Время«… les mésures legislatives qui leur paraissent necessaries et suffisantes pour accomplir ce qu’ils appellant la révolutionsociale». Цит.
по: Weill G. Histoire du Mouvement Social en France (1852–1924). Paris, 1924. P. 125. Обращение спризывом к «революции» среди прочих подписал Л. Фонтен, знакомый Герцена и издатель французской версии«Колокола».405Маркс К. Мнимые расколы в Интернационале. Закрытый циркуляр Генерального Совета МеждународногоТоварищества Рабочих // Маркс К., Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. М., 1961. Т. 18. С. 43. Бакунин осудилдействия Ришара и Блана, так что в данном случае нельзя говорить о прямом влиянии этих французскихпрудонистов на русского революционера.406Лемке М.К. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов».
СПб., 1908. С. 43–44. После того, какН.А. Серно–Соловьевич, подкараулив государя в Царскосельском парке, передал ему свой проект освобождениякрестьян, его вызвали к Орлову. Тот обратился к вошедшему со словами: «Мальчишка, знаешь ли, что сделал бы стобой покойный государь, Николай Павлович если бы ты осмелился подать ему записку? Он упрятал бы тебя туда,где не нашли бы костей твоих. (…) А государь Александр Николаевич добр, потому что приказал тебя поцеловать.Целуй меня».407Выражение С.Г. Нечаева.
Издание общества Народной расправы. 1869. № 1. С. 4.40492семантических экспериментов и сближений закончилось, революция укрепилась в статусепротивоположности реформы, подчеркивавшего разделение политических сил на лояльныхвластям либералов и радикалов-революционеров. Вместе с этим, представители власти иумеренная часть общественности перестали видеть в реформе альтернативу революции,объединенную с ней близкими целями. Все реже говорилось о том, что у революции и реформыобщие цели, и потому первая является стимулом для второй.
Реформа становилась все болеесамостоятельным понятием, не нуждавшимся в отсылках к прошедшим или грядущимреволюциям.Все это можно не без оснований посчитать неудачей радикального движения, которомуне удалось утвердить в русском обществе свои представления о социально-политическихизменениях. Их попытки говорить понятным и приемлемым для окружающих языкомзакончились ничем, вследствие чего их революционные концепции не смогли найти заметногосочувствия у кого-либо за пределами их круга. Однако сам факт дискуссии сделал«революцию» легитимным элементом публичного общественно-политического дискурса, пустьи в виде негативной альтернативы.93Глава 2. Место революции в идеях Герцена2.1.
Революция и автобиографический нарративГлавным источником биографических сведений о Герцене является его собственнаякнига «Былое и думы», сочетающая в себе элементы мемуаров и публицистики. Как и в любомдругом эго-документе, в этом произведении за рассказом о фактах и событиях угадываетсястремление автора оправдать свои поступки и действия. В данном случае Герцен создавалнарратив о любящем муже, подчеркнуто независимом публицисте и деятеле, близком креволюционной среде.
Он замалчивал или же старался переосмыслить плохо ложившиеся в этуканву эпизоды и обстоятельства: знатное происхождение, детство в доме И.А. Яковлева,многолетняя успешная служба в Министерстве внутренних дел, сопровождавший всю егожизнь материальный достаток.Герцен делал акцент на своей незаконнорожденности, подчеркивал радикальныеполитические взгляды, которые были ему присущи в юности и в зрелые годы, свою связь сдекабристской традицией408. Политический процесс и ссылка были важнейшими эпизодами егоавтобиографии.
Неслучайно издатели английского перевода решили усилить их роль, озаглавивсвое издание «Былого и дум» «My exile in Siberia», хотя Герцен никогда не был восточнееПерми, что дало повод газете «The Morning Advertiser», обвинить Герцена в нечестности ипоставить под сомнение всю историю, изложенную им в воспоминаниях, и, стало быть, егополитический статус. Герцену пришлось оправдываться и объяснять, что он действительнонаходился под следствием и был сослан, хотя и не в Сибирь409.Александр Иванович Герцен родился 23 марта 1812 г. в Москве. Его отец, ИванАлексеевич принадлежал к богатому и влиятельному роду Яковлевых, поэтому Герцену былобеспечен доступ к хорошему образованию и относительно легкой карьере, на какие моглирассчитывать только представители самой знатной и богатой части русского дворянства 410 .Герцен, однако, всегда ощущал себя отделенным от этой среды, в силу своего происхождения –его матерью была Г.-В.-Л.
Гааг, дочь мелкого чиновника из Штутгарта, брак с которой отецникогда не оформлял. Иван Алексеевич вывез ее в Россию незадолго до войны 1812 г. ипоселил в своем доме.История Французской революции стала занимать Герцена еще в детстве. Тогда егоокружали многочисленные няньки, слуги и учителя, от которых Герцен впервые услышал оСм.: Эрлих С.Е. История мифа («Декабристская легенда» Герцена). СПб., 2006.Герцен А.И. Былое и думы // Собрание сочинений: в 30 т. М., 1957.
Т. 11. С. 166–167.410Герцен был зачислен в Экспедицию кремлевского строения, когда ему было только 8 лет, что обеспечило емубыстрое продвижение по службе. О зачислении А.И. Герцена на службу // Былое. 1907. № 7. С. 12.40840994терроре и других французских событиях конца XVIII в. По рассказам своей няни, Е.И. Прово,Герцен составил некоторое впечатление о происходившем: «А вот еще, была во Францииреволюция, все шумели, кричали, кто не шумел и не кричал, тем рубили головы, народ бегал поулицам, все бил, ломал, потом прибежали во дворец и там все перебили и переломали да наделисебе на головы красные колпаки, запели песни, пошли вешать людей на фонарях…»411 ВскореГерцен проникся симпатией к монтаньярам под воздействием разговоров с учителемфранцузского Бушо.
На уроке Герцен спросил его, зачем казнили Людовика XVI, учительответил ему: «Потому что он был предателем родины», и добавил, что если бы ему самомупришлось выносить приговор, он проголосовал бы с большинством депутатов Конвента засмертную казнь. Герцен писал, что этот урок стоил ему всех французских сослагательныхнаклонений412. Французская революция для Герцена стала моделью и образцом, с которым онсравнивал все последующие революции, а также многие другие события413.С раннего возраста в круг чтения Герцена входили авторы, которые считалисьпотенциально опасными, так как изложенные ими идеи ассоциировались с якобинством.Большое влияние на Герцена оказала «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо. Примерно в то же время Герценначал читать «Сравнительные жизнеописания» Плутарха и «Древнюю и новую историю» Л.Ф.де Сегюра, благодаря которым он увлекся историей Античности с ее идеалом республики игражданскими добродетелями414.Первым другом Герцена стал Н.П.
Огарёв, его дальний родственник; одной из общих дляних тем оказалось движение декабристов. Казни и ссылки последних вызывали сочувствие двухдрузей, так же, как и их общественно-политические идеи, о которых Герцен и Огарёв имели, повсей видимости, поначалу довольно смутное представление. Вероятно, к 1827 г. относитсяэпизод, которому отводится большая роль в «Былом и думах». Друзья, гуляя по Воробьевымгорам, принесли клятву продолжить дело декабристов и так же, как они, бороться сдеспотизмом: «Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространствопод горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и,вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избраннуюПассек Т.П.
Из дальних лет. М., 1931. С. 106.Герцен А.И. Былое и думы // Собрание сочинений: в 30 т. Т. 8. С. 64–65. В ранней редакции воспоминанийГерцен дает несколько иную характеристику учителя: Его же. Записки одного молодого человека // Собраниесочинений: в 30 т. Т. 1. С. 263. «…о революции он почти никогда не говорил, но как–то грозно улыбаясь молчал оней».413Туниманов В.А.
Лестница девяностых годов (Идеи и люди Великой французской революции в публицистике ихудожественном творчества А.И. Герцена) // Великая французская революция и русская литература. Л., 1990. С.211–281.414Герцен А.И. Дневник 1842–1845 // Собрание сочинений: в 30 т. Т. 2. С. 286.